Поэтому националистические движения этого периода чаще всего относительно оппозиционны, не имеют внутренней партийной структуры, а привлечение сторонников и координацию коллективных действий производят в создаваемых ими онлайн горизонтальных сетях. Одно из самых влиятельных движений такого рода – Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ), демонстрирующее пролетарский, «гопнический» тип национализма. ДПНИ участвовало в нескольких резонансных уличных баталиях или «погромах» в 2006–2013 годах – Кондопога (сентябрь 2006), затем Манежная площадь (декабрь 2010) и Бирюлево (октябрь 2013). Беспорядки каждый раз вспыхивали из-за этнически маркированных убийств и протеста против предположительно коррумпированной милиции, отпустившей или не искавшей преступников. Беспорядки эти имели, однако, смешанный этнически-расистский и социально-экономический характер. Вопрос социального неравенства поднимался и на Манежной площади, но более значимой социально-экономическая подоплека беспорядков оказалась в карельском моногороде Кондопоге, а затем и в промышленном окраинном районе Москвы Бирюлево. Действия националистических активистов, в том числе из ДПНИ, и правых футбольных фанатов усилили расистский накал народных сходов и превратили конфликт, связанный с социальным недовольством, в межэтнический.
Также в течение 2000-х усиливалось влияние оппозиционного интеллектуального национализма, стремящегося к респектабельности, провозглашающего себя либеральным и демократическим. Националистически настроенные интеллектуалы – Константин Крылов, Егор Холмогоров, Дмитрий Галковский и другие – попали к концу 2000-х в список самых влиятельных интеллектуалов России, составленный по итогам опроса на сайте Openspace.ru [80]. Многие из них получили известность и аудиторию в блогосфере (на платформе «Живого журнала»), а также основали свои медиапроекты (например, журнал «Вопросы национализма») и политические организации (например, Русское общественное движение (РОД)).
Какое-то время националистические движения разных типов сотрудничали между собой и проводили совместные мероприятия, самым известным из которых был «Русский марш» (РМ), впервые прошедший в 2005 году. Несмотря на различные идеологические платформы и политические стили организаторов акции, РМ стал ежегодным событием и главным местом встречи людей националистических взглядов. В РМ участвовали очень разные группы. Как пишет Деннис Зуев, РМ является не только протестным действием, но и своего рода ритуалом манифестации силы патриотически настроенных «русских» [81]. В 2011 году в РМ приняли участие, по разным оценкам, от 10 до 25 тысяч человек. Тогда же к маршу присоединился известный ныне политический деятель Алексей Навальный.
Кроме того, активисты «гопнического» и пролетарского национализма антииммигрантского направления и часть «респектабельного» интеллектуального национализма демократической направленности какое-то время уживались вместе не только в рамках «Русского марша», но и внутри общего оппозиционного движения 2011–2012 годов «За честные выборы», в котором оппозиционно настроенные националисты принимали активное участие.
События на Украине раскололи националистов по новой идеологической линии: за или против Майдана, за или против Донецкой и Луганской Народных Республик. Причем эта разделительная линия не полностью совпадает с той, что определяется позициями относительно внешней политики Кремля. Так, некоторые националисты, поддержавшие народные республики, увидели в них потенциал для конструирования нового русского общества вне авторитарной России. Другие резко выступили против Майдана (движение «Антимайдан»), за присоединение Крыма и всех «русских территорий» к Российской Федерации. Одним из самых популярных движений такого толка в 2014–2016 годах стало Национально-освободительное движение (НОД). Эти националистические движения можно условно назвать «прокремлевскими», хотя это, разумеется, упрощение.
Одновременно с ростом внимания правительства к патриотическому воспитанию (сейчас реализуется уже четвертая по счету программа патриотического воспитания на 2016–2020 годы) и общим подъемом патриотических настроений наблюдается волна создания новых молодежных патриотических организаций и клубов – по крайней мере, наблюдалась непосредственно после присоединения Крыма. Неясно, однако, насколько эти клубы подконтрольны властям и насколько жестко они придерживаются государственной версии патриотизма.
Повестка сейчас стала настолько всеобъемлющей, что она так или иначе распространяется на все идеологические или идейные движения. Кроме правых националистических движений, о которых в основном шла речь выше, можно уловить некоторое влияние патриотической повестки на левое движение; это очевиднее всего в случае КПРФ или «Справедливой России» и менее заметно у непарламентских левых. Позиционировались по отношению к патриотизму и многие деятели художественного активизма. Один из любопытных случаев сложного и неоднозначного позиционирования —группа «Родина», которая и стала объектом одного из наших case-studies.
Даже из этого краткого обзора ясно, что в активистском общественно-политическом поле, так же как в повседневном патриотизме, существует множество разновидностей патриотизма, которые мы будем далее анализировать. Некоторым направлениям мы уделим больше внимания в силу того, что они стали предметами отдельных case-studies в нашем исследовании, а другим – меньше. В таких случаях из-за отсутствия материалов «из первых рук» нам придется опираться на выводы других исследований.
Глава 1. Молодежные патриотические клубы и «прокремлевские» националистические движения [82]
В России растет количество молодежных организаций, созданных или развивающихся благодаря содействию Программы патриотического воспитания граждан (имеется в виду молодежи). В мониторинге реализации программы, проведенном в 2014–2015 годах и опубликованном в Программе патриотического воспитания на 2016–2020 годы, говорится о том, что «доля молодых граждан, участвующих в мероприятиях по патриотическому воспитанию, проводимых в рамках реализации региональных программ по патриотическому воспитанию или допризывной подготовке молодежи, составляет в среднем 21,6% от общего количества молодых граждан в стране» [83].
Казалось бы, патриотический проект руководства страны доказал свою эффективность. Однако необходим более тщательный анализ. Во-первых, приведенные цифры не всегда отражают реальность, поскольку получены они из отчетов различных региональных и федеральных инстанций: такие показатели играют ключевую роль при принятии решений о продолжении или прекращении финансирования программ патриотического воспитания. Существует, очевидно, довольно большая вероятность того, что соответствующие показатели завышаются. Но не в цифрах дело. Полевые исследования различных патриотических клубов и организаций показывают многогранность реальных практик и вкладываемых в эти практики смыслов. Исследования, проводимые такими учеными, как Марлен Ларюэль [84] и Джули Хеммент [85], показывают, что молодые люди вовлекаются в патриотические мероприятия, клубы или организации с совершенно разными целями и мотивациями – от карьерных соображений до получения социальной помощи. Активисты этих клубов совсем не обязательно поддерживают патриотический проект Кремля. Скорее на низовом уровне (локальном или индивидуальном) существуют большие возможности и для свободной интерпретации патриотизма, и для его использования в разных целях. По итогам своего коллективного исследования Франсуаз Досе, Марлен Ларюэль, Анн Ле Юеру и Кати Русселе приходят к выводу о том, что «низовой патриотизм» часто не соответствует тому, что инициирован «сверху», и, что еще более важно, может служить основой для развития новых солидарностей и солидарных сообществ, в том числе критичных по отношению к кремлевской версии патриотизма [86].
Мы не изучали эти клубы в рамках нашего исследования, но склонны поддержать такой вывод. О большой вероятности расхождения между официальным видением «патриотического патриотизма» и вариациями «низового» его понимания, а
