Да, есть в разведке подразделение, которое занимается кражей передовых технологий в хорошем смысле этого слова, в наших национальных интересах. Но чтобы уж вот это была технология, которую мы мечтали бы украсть, сильно я в этом сомневаюсь.
И. Воробьева: Тогда я просто не очень понимаю, что такое промышленный шпионаж. Я просто не понимаю.
Т. Дзядко: Вот-вот. Создается впечатление, что в рамках глобализованного мира такого промышленный шпионаж потерял вообще какой-то смысл.
Г. Гудков: Нет, он не потерял смысл, нет. Просто мы не можем отделить одну деятельность от другой. Шпионская разведывательная деятельность — это деятельность государства в обеспечение своих национальных интересов (почему я сказал про хороший смысл). А промышленный шпионаж чаще всего это удел компаний, корпораций, которые там защищают свои секреты, а какие-то другие корпорации, их конкуренты пытаются эти секреты у них стибрить или там еще какое-нибудь слово есть.
Поэтому вот этот промышленный шпионаж не имеет государственной направленности. И только, допустим, в ряде стран технологически отсталых, к которым и СССР, и Россия относятся, они на государственном уровне имеют подразделения, которые помогают нашим овладевать технологическими секретами.
Но это не похоже на государственную деятельность (вот то, что там есть). Это не похоже на разведывательную деятельность. И мне кажется, что там просто какая-то такая компания, которая имеет больше политизированный смысл, нежели, действительно, работа спецслужб. Ну, посмотрим. По крайней мере, по тому объему информации, который сегодня в СМИ, складывается такое впечатление, что это далеко не шпионаж.
Т. Дзядко: А другие страны этим занимаются? Вы говорите, что отсталые страны.
Г. Гудков: Ну, занимаются, конечно. А как же? Ну, проще украсть, чем купить. Так я, цинично говорю, по-простому, чтобы людям было понятно. Если можно украсть, не покупая, так… У нас это иногда бывает и не только для национальных интересов.
И. Воробьева: Очень интересно, но мне кажется, что шпионаж по каким-то технологическим вещам в отношении России практически невозможен. Ну, чего у нас можно украсть, правда?
Г. Гудков: Ну, можно. Почему ж? Зря вы так.
И. Воробьева: Ну, чего у нас такое изобретают, что у нас можно украсть?
Г. Гудков: Конечно, раньше можно было украсть больше. Конечно. Конечно, раньше разведки работали, они выявляли всякие телеметрические показатели наших ракет, противоракет, различных боеголовок, пусковых установок. У нас пока еще осталось кое-что, в чем мы пока на мировом уровне. Доля этого, пропорция постоянно сокращается, но тем не менее. Ну, например, возьмем там комплекс защиты танков от снарядов и ПТУРСов. Ну, ни у кого такого комплекса нет.
И. Воробьева: Это который С-300?
Г. Гудков: Нет, С-300 — это ПВО, это дальняя ПВО, на 300 км обнаружение летящих всяких ракет, боеголовок. А, допустим, защита танка от подлетающих снарядов и ПТУРСов только у нас. Никто не верил, что это возможно, но сделали ребята. Ну, есть там всякие «Искандеры», которые, правда, это 1980 года разработки, есть тепловые всякие у нас, тепловая локация, где мы на уровне. Есть по лазерам еще на мировом уровне. Ну, есть определенный ряд технологий.
И. Воробьева: Вы сейчас не выдаете никаких секретов?
Г. Гудков: Не-не-не, все уже выдали без меня, потому что наши чиновники… Я уже давно говорю, что они хранят на Западе все самое дорогое и, естественно, уязвимое. Вот поэтому все уже, как говорится… Помните, как в этом фильме? «Все уже украдено до нас». Красть ничего не надо.
Поэтому здесь ситуация такая, что, конечно, у России еще есть и технический, и технологический потенциал. Его не так много, он, в основном, относится к военно-промышленной сфере. Но он еще есть. И, естественно, разведки работают на то, чтобы тоже что-то у нас стырить, потому что если они там что-то недоработали, какую-нибудь там тепловую защиту какой-нибудь головки в каких-то определенных режимах, то лучше украсть, чем самим тратить деньги на разработку. Ну, так работают разведки всего мира. Но это не похоже на разведку. Мелковато.
И. Воробьева: Хорошо. Я, конечно, понимаю, что сейчас то, что я буду спрашивать, это некоторым образом похоже на какую-то конспирологию и вообще глупость какую-то, но тем не менее. Давайте себе представим, что есть некие игровые приставки, например, в которых внутри, естественно, есть чипы какие-то разные там, электроника внутренняя и их продают по всему миру. Но изначально в эти игровые приставки заложено некое считывающее устройство или какой-то еще чип, который влияет и так далее. Вот это вообще, в принципе, отслеживается как та электроника, которая, в принципе…
Г. Гудков: Это из области ненаучной фантастики. У нас же там были депутаты, особенно в осенне-весенний период законопроекты вносили о каком-то психотронном оружии. Но если говорить всерьез, то у нас есть другая проблема и мы ее поднимали и в прошлой Думе особенно. Это проблема того, что наша страна насыщена компьютерами и программами, которые у нас никакого отношения к России не имеют. И самое главное, что эти программы попадают и в стратегическую сферу.
Мы в свое время с депутатом Хинштейном вносили поправку, которая вызвала жуткое противодействие лоббистов. Мы решили, чтобы в нашей стратегической сфере, военно-промышленной сфере использовались только программы, разработанные здесь, в России. Там по ряду направлений это есть, но вообще у нас очень много программ стоят, которые разработаны на Западе, используются в военно-промышленных целях, в связи, в навигации и прочем. И вот здесь мы с вами не знаем, чего там, на самом деле, есть. И вот я приводил пример, когда в войне с Ираком США у них зависли компьютеры, которые противодействовали, ну, ПВО противника. И тогда срочно самолетом вылетели американские инженеры, они наладили компьютеры, потому что слишком большая нагрузка, и они продолжили успешную операцию по подавлению ПВО Ирака. Но к нам никто не поедет, если мы будем с кем-то воевать и у нас зависнут компьютеры. А то, что мы используем коммерческие программы в стратегической сфере… Там цена качества. Вот эти военные программы — они намного проще, они намного надежнее. В них там нет ошибок, зависаний. А то, что мы используем, мы еще иногда коммерческие программы забабахиваем куда-то в какие-то важные информационные сети, и потом он там зависает вдруг даже не по злобе разработчика, а там невынужденная ошибка. И вот он завис и все, и мы должны перезагружать. А время идет. И, вот, допустим, можно ли перезагружать компьютер, когда идет слежение за целью, наведение противоракеты на нее? Ну, я так утрирую, чтобы было просто понятно.
И у нас есть и другое. У нас вот эти блоки, которые управляют всеми программами, они вообще черный ящик. Чего там есть, никто не знает. Тем не менее, мы закупаем, по-моему, на 13 миллиардов долларов программного продукта, компьютеров, вот этих СУБД. И, конечно, мы подвергаемся огромной опасности. Если вдруг там что-то заложено, чего проверить невозможно, то, допустим, в случае каких-то боевых не дай бог действий часть нашей компьютерной системы может просто какой-то командой из космоса, со спутника, сигналом быть выведена напрочь и вообще быть уничтоженной. Еще хуже, если введут сигнал, который вводит сбои в эту программу, она будет выдавать черти чего, какие-то там команды, ракета полетит как сумасшедшая куда угодно, только не куда нужно.
Вот эта зависимость у нас существует, это есть. Мы зависим как раз сегодня от того, что там разработчики вкладывают в наши компьютерные сети. Мы же не сами их делаем. Вот проблема какая. Не мы от них, а как раз по нас может быть нанесен информационный такой, программный удар.
И. Воробьева: Так если рассуждать, то, получается, Китай вообще будет властителем мира, потому что большинство техники делается там.
Г. Гудков: Нет, нет. Ну, я, опять-таки, хочу вас поправить. Наиболее важные детали компьютеров, которые используются в стратегической сфере, не делаются в Китае.
И. Воробьева: Ну слава богу.
Г. Гудков: Почему я говорю, что есть технологическое ограничение. Другое дело, что там можно обойти, скопировать чего-то как-то. Но все равно самые-самые последние достижения технологические — они, конечно, скрываются, прячутся. И здесь бывают элементы в том числе и шпионажа реального. Но вряд ли это используется в светофорной технике.
Т. Дзядко: Светофорная техника — да. У нас в студии Геннадий Гудков, напоминаю. Скажите, а вообще если говорить про уровень нашей внешней деятельности, а конкретно шпионской деятельности, насколько, если сравнивать, например, с Советским Союзом? Мы все имеем некое представление, ощущение, что в советские годы это было развито сильно.
