Ознакомительная версия.
— Существует расхожее мнение, что с республиканцами Кремлю всегда было проще вести дела, чем с демократами. Единственное исключение — неоконсервативная администрация Буша, которая была зациклена на правах человека не меньше демократических правительств. И в этом смысле интересно, почему на прошедших президентских выборах Москва ставила на Обаму, а не на его республиканского соперника?
— Когда в Соединенных Штатах велась предвыборная кампания, российские специалисты уверяли, что для Москвы Обама — куда более приемлемый кандидат, чем экс-губернатор Массачусетса Митт Ромни. Но, как говорят американцы, это все равно что сравнивать яблоки и апельсины. С одной стороны — действующий президент США, которому доступна любая, даже самая секретная информация по международной политике, с другой — кандидат от оппозиции, не имеющий никакого внешнеполитического опыта и вынужденный к тому же подстраиваться под свой электорат, обвиняющий его в умеренности и отсутствии принципов. То есть сравнивали президентские ответственные действия Обамы с безответственной политической риторикой кандидата Ромни. И, разумеется, Обама казался более вменяемым. Но разве можно было делать выводы о внешнеполитических предпочтениях республиканца на основании предвыборных лозунгов? В 2008 году я входил в команду Ромни и считался его старшим советником по внешней политике. Однако это была абсолютно формальная должность, поскольку экс-губернатор Массачусетса совершенно не интересовался нашими взглядами и даже ни разу не собрал свою внешнеполитическую группу. По словам некоторых моих коллег, работавших с Ромни на прошедших выборах, в 2012 году ситуация фактически повторилась: республиканский кандидат в основном занимался внутриполитическими и внутриэкономическими вопросами, а международные проблемы интересовали его лишь как возможность набрать очки и подвергнуть критике своего соперника. Разумеется, неоконсерваторы с их радикализмом, чеканными и простыми формулировками лучше всего подходили для этой цели. Но кто сказал, что, завоевав Белый дом, он возложил бы на них ответственность за принятие внешнеполитических решений? Я, например, в этом абсолютно не уверен.
— Что вы думаете об экономических отношениях России и США? Как они будут развиваться после отмены пресловутой поправки Джексона — Вэника?
— Думаю, отмена поправки ничего не изменит, ведь она играла чисто символическую роль. Начиная с Никсона, все президенты США находили предлог, для того чтобы обойти ее. «Акт Магнитского», на мой взгляд, также не нанесет серьезного ущерба российско-американским экономическим отношениям. Но, конечно, нужно следить за тем, чтобы избежать эскалации, которая подогреет конфронтационные инстинкты горячих голов в России и Америке. Кроме того, меня беспокоит так называемое дело Шнеерсона. Как известно, Вашингтонский суд обязал Россию ежедневно выплачивать 50 тыс. долларов в качестве штрафа за отказ вернуть рукописи американских хасидов. И если на основе этого судебного решения американцы предпримут попытки конфисковать российскую государственную собственность, которая не защищена дипломатическим иммунитетом, Москва окажется в сложной ситуации. Ведь такой собственности в США довольно много (есть даже банки, контролируемые российским государством), в России же фактически нет американской государственной собственности. Ситуация отнюдь не зеркальна. И, если Россия захочет дать решительный ответ, она, скорее всего, конфискует собственность американских корпораций, а это отпугнет многих потенциальных инвесторов. Надеюсь, что данную ситуацию удастся как-то разрулить. Может быть, как раз помогла бы личная встреча президентов. Поезд еще не ушел, но он уже стоит под парами…
Недавнее заявление президента Владимира Путина о преимуществе российской Конституции перед международным правом, которое довольно противоречиво принято европейскими политиками, полностью соответствует американской правовой традиции.
Конституция США четко гласит, что является верховным законом страны. И хотя она подчиняет законы штатов обязательствам по международным договорам — одна из причин важности Конституции в том, что она не предоставляет договорам преимущества перед федеральным законом. На практике, давая свой «совет и согласие», сенат США часто тщательно проверяет обязательства по договорам на возможные противоречия Конституции или федеральными законами США.
Для того чтобы договор был ратифицирован, за него должны проголосовать две трети из ста членов сената США, однако зачастую сложно предсказать результат этого процесса. Администрации нескольких президентов США от обеих партий не раз пытались убедить сенат ратифицировать Конвенцию ООН по морскому праву — и безуспешно, даже несмотря на поддержку председателя сенатского комитета по международным отношениям. А недавно против Международного договора о торговле оружием выступило достаточное количество сенаторов, чтобы сделать его ратификацию крайне маловероятной. Договор был подписан администрацией Обамы, но был раскритикован оппозицией изнутри: от производителей до отдельных владельцев оружия, настаивающих, что договор нарушает их право на владение оружием, гарантированное второй поправкой к Конституции.
Очевидно, что ситуация становится более сложной, когда возникает противоречие между какими-либо международными обязательствами США и американским законом. Один недавний спор заставил Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) противостоять правительству штата Техас, когда ОБСЕ послала делегацию наблюдателей на выборы 2012 года в Техасе. Россия знает по собственному опыту, что ОБСЕ предпочитает проводить мониторинг выборов на собственных условиях. Однако в Техасе этот номер не прошел: генеральный прокурор штата Техас Грег Эббот предупредил, что, если наблюдатели попытаются диктовать процедуры на выборах или даже начнут опрашивать избирателей на участках, они нарушат техасский закон и могут подвергнуться уголовному преследованию.
Госдепартамент США выразил поддержку требованиям ОБСЕ. Но четко дал понять, что не может отменить решение техасских властей без длительного судебного разбирательства, которое может завершиться гораздо позже даты выборов. После нескольких широковещательных заявлений наблюдатели согласились играть по правилам Техаса без какой-либо публичной критики американских избирательных процедур.
Еще один более показательный случай, также затрагивающий Техас, связан с гражданином Мексики, осужденным и приговоренным к смертной казни за убийство двух техасских девушек в 1993 году. Правительство Мексики протестовало, настаивая на том, что осужденному насильнику и убийце не была предоставлена возможность встретиться с представителями консульства, как того требует Венская конвенция о консульских сношениях 1963 года. Международный суд ООН в Гааге поддержал мексиканское правительство и постановил отложить исполнение наказания. Но губернатор Техаса, республиканец Рик Перри, заявил, что «Международный суд в Техасе неправоспособен». Верховный суд США отказался отложить приведение приговора в исполнение, и преступник был казнен в августе 2008-го без каких-либо длительных негативных последствий для американо-мексиканских отношений или серьезного ущерба репутации США как демократии.
Большая часть критики в адрес российской юридической практики вытекает из российских обязательств в рамках Европейской конвенции по правам человека, ратифицированной в 1998-м как часть процесса вхождения России в Совет Европы. С тех пор Парламентская ассамблея Совета Европы и Европейский суд по правам человека не раз обязывали российское правительство не только изменять политический вектор, но и отменять вердикты российских судов. Никакое другое государство в Европе не подвергалось столь жесткому обращению в этой области.
Ирония ситуации заключается в том, что, когда Россия присоединилась к Совету Европы и ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека, в Москве многие поверили, что Российская Федерация находится на пути к интеграции в Европу и что членство в Совете Европы стало одним из первых шагов в этом процессе. Сейчас очевидно, что Россию в обозримом будущем не пригласят в самые важные европейские институты — НАТО или Европейский союз. Более того, общеевропейские институты и отдельные европейские правительства, кажется, не применяют к России те стандарты, что используют в отношении стран Балтии, которые лишили гражданских прав сотни тысяч своих русскоговорящих жителей, многие из которых родились на территориях этих стран.
Развитие независимых судов для противостояния коррупции (в особенности среди правоохранительных органов) и чувствительность к правам меньшинств должны находиться в сфере национальных интересов самой России. Но вся эта политика должна быть разработана самими русскими. Для великой державы, такой как Россия, с ее собственными традициями и обстоятельствами, попытка копировать чей-то опыт вряд ли окажется удачной. И это совет не от какого-либо славянофила или сторонника президента Путина. Не кто иной, как президент Ричард Никсон, настаивал на этом двадцать лет назад в своих письмах и выступлениях как в Москве, так и в Вашингтоне. Он сказал, что отношение к России как к побежденной державе, от которой ждут, что она примет навязчивый зарубежный надзор, привело бы лишь к возникновению мощной националистической обратной реакции и в конце концов противоречило бы национальным интересам США.
Ознакомительная версия.
