Давайте особо рассмотрим те обязательства, которые человеческое существо несет в отношении истины — не только в своей индивидуальной, но также в общественной жизни. Каждый человек имеет обязательства перед истиной в той мере, в какой он знает ее. Монархи ушедших эпох (или абсолютистские Государства, наследники монархов, понимаемые в гегельянском духе) имели обязательство перед истиной, к которой они сами в качестве отделенных от народа и управляющих политическим обществом были привержены по своей совести. Но у политического общества, как такового, есть обязательство перед истиной, к которой сам народ, граждане, формирующие политическое общество, привержены по своей совести. Политическое общество не знает иной истины, кроме той, которую знает народ.
В результате верховный принцип, состоящий в том, что политическое общество несет обязательства перед истиной и что его общее благо заключает в себе признание не только на словах, но и фактически существования Бога, — этот верховный принцип в прошлом осуществлялся благодаря обязанности, возложенной на монархов (или на абсолютистские государства, наследников монархов), вести политическое общество или народ к тому, что эти монархи или (предполагая, что у них есть собственная душа) эти абсолютистские государства считали истинной религией. Но в нашей исторической атмосфере (как только были признаны подлинное понятие государства и его чисто инструментальная функция в демократическом обществе) тот же самый верховный принцип должен осуществляться благодаря обязанности, возложенной на народ и усиленный его совестью, принимать в качестве просвещающего и вдохновляющего образца своей общественной и политической жизни и выражать то, что сам народ или граждане считают истинной религией. Таким образом, на практике все будет зависеть от того, во что народ по своей совести свободно верит, а также от полной свободы учить и проповедовать слово Божье, которая является основополагающим правом церкви и которая также необходима людям в их поиске истины, и от степени активности, с которой приверженцы церкви, как миряне, так и духовенство, свидетельствуют в своем реальном существовании о живой вере и Божественном Духе.
Если новая цивилизация будет вдохновлена Христианством, если политическое общество будет оживлено воздействием Евангелия в самом мирском существовании, это произойдет оттого, что христиане будут способны как свободные люди, говорящие со свободными людьми, оживить в народе нередко бессознательные христианские чувства и моральные установки, воплощенные в истории тех народов, что родились из старого христианского мира, и убедить народ, или большинство народа, в истинности христианской веры или, по меньшей мере, в ценности христианской социальной и политической философии.
* * *
Такое вдохновленное Христианством, подлинно и жизненно христианское общество (назовем его евангельски-христианским политическим обществом) благодаря самому духу, который должен оживлять его и формировать его структуру, — это общество должно обладать собственной социальной и политической моралью, собственным представлением, жизненно укорененным в христианском сознании, о справедливости и гражданской дружбе, о мирском общем благе и общей задаче, о развитии человечества и цивилизации. Рассматривая сейчас новый и довольно трудный предмет, имеющий отношение к самому мирскому обществу в его собственном порядке и в его жизни, с его законодательством, мы можем спросить себя, какие же принципы должно ввести в действие это законодательство в том, что касается вопросов совести или вопросов, непосредственно связанных с личностными убеждениями, нормами и с гражданским правом. Здесь мы должны подчеркнуть, что законодательство рассматриваемого Христианского общества не может и не должно подтверждать или одобрять какую-либо форму поведения, противоречащую естественному праву. Но мы должны также понять, что это христианское законодательство может и должно позволять или давать разрешение на определенные формы поведения, которые в некоторой степени отличаются от естественного права, если запрещение таких форм поведения гражданским правом вредит общественному благу — либо потому, что такой запрет расходится с этическим кодексом сообществ граждан, чья преданность нации и верность собственным моральным убеждениям, сколь бы несовершенна она ни была, по своей сути важна для общего блага, либо даже потому, что данный запрет приведет в результате к ухудшению поведения очень многих людей, чьи моральные устои выходят за рамки этого запрета[183].
Думается, что в рассматриваемых нами вопросах гражданское законодательство должно приспосабливаться к разнообразию моральных убеждений, имеющих различное духовное происхождение, которые по своей сути несут в себе общее благо социального устройства, не подтверждая и не одобряя этих убеждений, но, скорее, принимая их во внимание. Иными словами, гражданское право должно лишь утверждать правила, разрешающие поступки, одобренные различными моральными законами, или придавать таким поступкам юридическую действенность, которая предписана их природой. Следовательно, государство не должно брать на себя ответственность за эти поступки или обосновывать их посредством своего официального заявления, но лишь должно регистрировать (когда необходимо решение гражданских властей) признанную указанными моральными законами обоснованность поступков.
Таким образом, в только что определенном мною смысле разумное применение плюралистического принципа[184] меньшего зла должно требовать от государства юридического признания моральных законов, присущих входящим в состав политического общества меньшинствам, правила нравственности которых, хотя и несовершенны в некотором отношении по сравнению с христианской моралью, должны быть признаны достоянием нации в ее общем стремлении к благой человеческой жизни. Такое признание должно быть основано не на праве (я не знаю, каком именно), которым любая моральная форма жизни должна была бы обладать в отношении гражданского права, но на требованиях политического общего блага, которое в демократическом обществе нуждается, с одной стороны, в особом уважении к внутренним смыслам и сознанию человеческого субъекта, а с другой стороны, в особой осторожности, чтобы не навязывать силой права моральных норм, слишком тяжелых для восприятия широкими слоями населения. Политически мудрый законодатель, далее, должен определить, какие сообщества граждан могут обладать тем множественным юридическим статусом, который я описал.
И, наконец, я должен увидеть в некотором умопостигаемом будущем обществе законы политического общества, признающие в таких случаях (не посредством права, относящегося к какому-либо моральному образу жизни, но посредством свободного решения политической мудрости) моральные кодексы, которые выражают совесть основных духовных родословных, представляющих национальное сообщество и его богатое моральное наследие. Разумеется, при условии, что политическое общество, предоставляя такие свободы своим частям, заботится о моральных интересах целого и ограничивает те ущемления высших требований естественного права, которые законодатели должны допустить в качестве меньшего зла во имя общего блага. Конечная цель права — сделать людей морально совершенными. Гражданское право должно приспособиться, ввиду максимального [морального] совершенства, доступного большинству людей, к различным образам жизни, одобренным разными моральными кодексами. Но оно должно сопротивляться переменам, проистекающим от постоянного ослабления морали и разложения масс. Гражданское право должно также всегда поддерживать всеобщую направленность к добродетельной жизни и инициировать стремление на каждом уровне к полному воплощению морального закона.
4. Принцип сотрудничества
Давайте теперь вновь вернемся к отношениям между церковью и государством и рассмотрим наш второй непреложный принцип — принцип сотрудничества. Принадлежащее кесарю не просто отделено от принадлежащего Богу, но первое должно взаимодействовать со вторым. Какими же тогда, в конкретной форме рассматриваемого мною христианского политического общества, должны быть подходящие средства, через которые следует применять принцип необходимого сотрудничества? Этот вопрос, как мне представляется, содержит три скрытых смысла: первый, касающийся политического общества и государства, имеет дело с наиболее общими и косвенными формами взаимопомощи между ними и государством; второй, касающийся в особенности государства или гражданской власти, имеет дело с общественным признанием Бога; и третий, касающийся в одном случае конкретно государства, а в другом случае конкретно политического общества, имеет дело со специфическими формами взаимопомощи между церковью и политическим обществом.
