Такая ситуация, конечно, была бы невозможна без развития противозачаточных средств, в особенности таблеток, сыгравшихважную культурно-историческую роль. Конечно, и до таблеток женщины контролировали до известной степени процессы оплодотворения — но именно с таблетками они стали поистине хозяйками собственной плодовитости. Другой стороной того же оказалось нежелание мужчин брать на себя ответственность за последствия отношений, что далее вело к падению рождаемости. Разумеется, все это развитие совершается под знаком политической корректности, требующей, чтобы эротика была оторвана от биологической основы сексуальности. Это именуется «безопасным сексом». Тем самым подразумевается, что связь, чреватая беременностью и рождением детей, является чем-то опасным. В результате в качестве образца для подражания, становящегося предметом постоянной, иногда назойливой пропаганды, выдвигается связь без обязательств, да и без любви, потому что любовь как очень сложное и острое эмоциональное и душевное состояние не укладывается в понятие «безопасной» связи. «Безопасный секс» — это случайная связь малознакомых людей, ибо чем глубже партнеры узнают друг друга, чем глубже вовлекаются в половой союз, тем он становится «опаснее», то есть «чреватее», значительнее с точки зрения их будущей судьбы. Но «безопасный секс» очень подходит людям, поглощенным страстью к самореализации.
Второй главной причиной кризиса семьи мы назвали современное государство в его отношении к семье. Нет, представляющие государство чиновники и политики не равнодушны к семье, государство держит руку на пульсе семейного развития, постоянно думает о семье и оказывает ей поддержку. Социологи, демографы и другие специалисты фиксируют проблемные точки, угрожающие существованию семьи, которые затем становятся предметом дискуссий, ведущих к выработке мер государственной политики по поддержанию семьи. Но, если говорить строго, семья сама по себе достаточно мало интересует и ученых, и политиков. Чаще она рассматривается с точки зрения ее функций в социальной системе, и политические воздействия нацеливаются, например, на повышение рождаемости в семье не потому, что семья без детей ущербна, а потому, что государству нужны люди для труда, для войны, для заселения новых или пустующих земель. Или другой пример: государство способствует возникновению условий, освобождающих женщин от каждодневного труда по уходу за детьми (детские сады и ясли, школы с продленным днем и т. д.), прежде всего не столько в интересах самой семьи — наоборот, отрыв матери от ребенка не способствует ни стабильности семьи, ни качеству семейного воспитания, — сколько в интересах рынка труда, заинтересованного в рабочей силе. К теме семьи и воспитательно-образовательных учреждений мы еще вернемся. Можно приводить и другие примеры, показывающие, что семья современным обществом и государством трактуется прежде всего инструментально — не столько как основа социального бытия человека и общества, сколько как инструмент оптимизации социальной системы. И никакие уверения в значимости семейных ценностей здесь не помогают, ибо чиновники и другие деятели без всякого смущения сочетают их с антисемейной, по существу, политикой. Например: мы высоко ценим семью и готовы ей помогать, давайте построим еще больше детских садов, желательно даже интернатского типа, чтобы матери могли как можно дольше не видеться со своими детьми!
Зачастую государство само своей политикой подрывает основы семейного существования. Происходит это потому, что оно берет на себя выполнение все большего и большего числа функций, изначально принадлежащих семье. Например, у нас стали распространенными и имеют даже шанс при определенных обстоятельствах стать модными профессии социальных работников, психологов, консультантов в разных сложных ситуациях, возникающих в жизни семьи. Консультанты отвечают по многочисленным телефонам доверия или помогают прямым советом или беседой. Они разговаривают с женщинами, которых бьют мужья, с детьми, потерявшими родителей, с инвалидами, ищущими места в жизни, с бомжами, с обманутыми женами, действуя от имени государства, местных властей или общественных организаций. К ним может обратиться каждый, и каждый обязательно будет понят и получит сочувствие и совет. Тот, кто раньше не нуждался в профессиональном совете и сочувствии, ибо был тем, чем был, — брошенной женой, человеком, потерявшим родителей или не имеющим места жительства, и был готов принять и нести свои беды и страдания в их полном объеме, потому что он сам в них виноват или потому что такова жизнь и, потеряв родителей, он не может не страдать и должен страдать, — так вот, теперь такой человек как бы получает официальное удостоверение в том, что он несчастен и присоединяется к рассуждению о своем несчастии.
Ведь ни один консультант никогда не скажет своему клиенту например брошенной жене: ты сама виновата, зачем ты изводила мужа ревностью, зачем проверяла его звонки, лазала по карманам! Вот он, естественно, тебя и бросил! Впрочем, консультант, отвечающий по телефону доверия, даже, скорей всего, и не озаботится выяснением всех этих обстоятельств, а просто прибегнет к типовой модели реакции на типовую жалобу. По стилю работы это сильно напоминает секс по телефону, где девушку, во-первых, совершенно не интересуют особенности жизни и влечения клиента — она просто знает, чего хочет каждый мужчина и что ему надо сказать, чтобы он остался доволен; а во-вторых, она никогда не откажет ему в сексе (по телефону, естественно) и не скажет ничего, что могло бы показаться ему обидным.
В результате распространения такого рода телефонов доверия воспитываются новые поколения людей, которые несчастны, даже если у них нет оснований быть несчастными, потому что малейшая их проблема получает неограниченный лимит сочувствия профессиональных сочувствователей. Люди оказываются неготовыми бороться с бедой, потому что ее можно переложить на плечи «профессионалов по несчастью» (Больц). Со стороны индивида это не что иное, как бегство от ответственности за собственную жизнь. Со стороны общества это желание принять на себя проблемы, с которыми индивид обязан справляться сам, подобно тому, как отец принимает на себя проблемы детей. «Отец» — это слово здесь больше, чем метафора. По существу государство принимает на себя функции, которые должен исполнять в семье отец. Отец должен обеспечивать семью материально, и в случае если он оказывается несостоятелен, ему на замену приходит государство, которое платит пособие на детей. То же самое с обеспечением жилплощадью: если отец не в состоянии приобрести квартиру, государство предлагает ее бесплатно или по льготным ценам, правда, только многодетным семьям. Если же речь идет о матери-одиночке, то здесь государство в полной мере берет на себя функции отца, особенно если семья бедная. Новую семью даже и язык не поворачивается назвать неполной: в ней есть ребенок, мать и отец-государство. Правда, этот отец тоже платит не сам, а перекладывает финансовый груз с отсутствующего отца на плечи других отцов и матерей — налогоплательщиков. Что это, как не патерналистское государство?!
Такая социальная политика заслуживает особого внимания, ибо в условиях нынешней массовой иммиграции она порождает проблемы и усугубляет остроту демографического кризиса. У нас, насколько мне известно, эта проблема никем всерьез не ставилась, тогда как во многих западных странах она стала предметом довольно напряженной общественной дискуссии. Имеется в виду вопрос о том, откуда черпаются средства на поддержку семьи, которые предоставляет отец-государство, кому достаются эти средства и с каким эффектом они используются. Скажем, в Англии среди иммигрантов имеется значительная доля пакистанцев, у которых самая высокая в стране рождаемость и которые не в состоянии обеспечить свои семьи материально, в результате чего оказываются полностью зависимыми от социальных выплат. В целом в странах Западной Европы коренные жители либо вообще не пользуются, либо в очень ограниченной степени пользуются услугами социальной помощи, прежде всего потому, что размер ее по сравнению с нормальным доходом очень невелик. Она им просто неинтересна. Напротив, для иммигрантов эти суммы значительны, особенно если речь идет о неполной семье. В добавление к социальной помощи женщины-иммигрантки берутся за какую-нибудь низкооплачиваемую работу и так сводят концы с концами. Рождение новых детей увеличивает размер пособия, так что плодовитость иммигрантских семей имеет не только традиционно-культурную, но и экономическую основу. В результате складываются целые слои людей, живущих на пособие плюс случайные заработки и, главное, находящих этот свой образ жизни вполне нормальным и терпимым.
