Ясин угрожает В.В. Путину мобилизацией всего «класса» новых собственников и экономическим саботажем: «Владельцы компаний всех размеров формируют единый фронт для защиты своих интересов… Итак, позиция президента ясна и менять ее он не собирается. Получается, на события могут повлиять только бизнесмены: замедление экономического роста, сопровождаемое бегством капиталов…» [104].
Экономист рангом пониже, хоть и член-корр. АН СССР, П. Бунич тоже подал слабый клич: «Мы одной крови, вы и я!». Сразу после разгрома ГКЧП он признался: «Моя позиция была известна всей сознательной жизнью, непрерывной борьбой с государственным монстром» (как говорится, сохраняем стиль автора). Человек выучился на экономиста и нанялся к «государственному монстру» работать ради улучшения его экономики. Получал хорошую зарплату, премии и ласки — а оказывается, все это время неустанно стремился нанести своему работодателю вред, тайно боролся с ним!
После «Норд-Оста» и Беслана число граждан, которые сомневались в способности правительства защитить их от терроризма, увеличилось в полтора раза — с 50 до 75%. А.Н. Яковлева спрашивают: «Не жалеете, что в свое время с Горбачевым силовиков не разогнали?» И он подливает масла в огонь: «Я думаю, это наша ошибка. Что касается монстра, я бы его ликвидировал… Кстати, по моей записке КГБ был разделен на несколько частей» [110].
Сколько крови и слез стоили нашим людям эти его дела! Но под дудочку этих «архитекторов» еще долго будут доламывать и так уже израненные структуры государства — эта субкультура живуча.
Но все же главный враг А.Н. Яковлева — госаппарат как явление. В одном из своих последних интервью («Независимая газета», 19 апреля 2005 г.) он просто из себя выходит: «Меня тревожит наше чиновничество. Оно жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам. Ненавидящее людей. Оно, как ненасытный крокодил, проглатывает любые законы, любые инициативы людей, оно ненавидит свободу человека… Я уверен: если у нас и произойдет поворот к тоталитаризму, произволу, то локомотивом будет чиновничество. Распустившееся донельзя, жадное, наглое, некомпетентное, безграмотное сборище хамов, ненавидящих людей» [110].
Казалось бы, это заявление слишком общо. Где же тут конкретный враг народа? Ведь нельзя же совсем без чиновников. Поэтому чуть ниже, вскользь, даются более определенные ориентиры цели: «“Единая Россия” — это некая секта, искусственно созданная чиновничья организация. Я не знаю, сколько у них там рядовых членов, но знаю, что на 90% она состоит из чиновников”» [110].
«Единая Россия», разумеется, сама по себе не может быть никому ни врагом, ни другом. Суть в том, что в тот момент это была партия В.В. Путина.
А.Н. Яковлев в унисон с американской прессой бросает В.В. Путину едва ли не главное обвинение: «Создается впечатление, что в то время, как уголовщина ленинско-сталинского режима уходит в прошлое, вой мотора корабля власти остается старым, советским». Вскользь он бросает и «черную метку» фашизма: «Россия больна вождизмом. Это традиционно. Царистское государство, князья, генеральные секретари, председатели колхозов и так далее. Мы боимся свободы и не знаем, что с ней делать. Я понимаю, что тысячу лет жить в нищенстве и бесправии — другого менталитета не создашь. Отсюда и появляются у нас фашистские группировки. “Идущие вместе”… Завтрашние штурмовики» [110].
Так же вскользь затрагивает и другой больной вопрос, в точности повторяя обвинение Запада: «Или чеченцы… Кто мы такие, чтобы судить-то их? Это они должны нас судить, а не мы. Это перевернутое имперское сознание! И виновата в этом власть. Власть как система, как феномен» [110].
Вот это и есть суть перманентной революции Троцкого: враг — «власть как система, как феномен». Идеал — хаос, который может контролировать только глобальная элита.
Вот, Г.Х. Попов накануне десятилетия Победы «объясняет» гражданам мотивы, по которым власть стала отмечать этот праздник: «Я понимаю, что все это не случайно. Оказавшись почти что у разбитых корыт в Чечне и Беслане, в обещаниях увеличить ВВП и прочих начинаниях, не имея за душой ничего такого, что могло бы вдохновить всех нас, наши лидеры однопартийного разлива собираются ухватиться за шинель Сталина и даже влезть в его сапоги» [111].
И этот человек обучает российских студентов! Ведь он полон ненависти и к государству, и к населению. Таковы и недавние заявления Г.Х. Попова.
Он пишет: «Обозначу сугубо тезисно главные проблемы. Их мы обсуждали в Международном союзе экономистов, и они, надеюсь, будут полезны всем, в том числе участникам встречи двадцати ведущих стран мира…
Необходимо изъять из национальной компетенции и передать под международный контроль ядерное оружие, ядерную энергетику и всю ракетно-космическую технику. Нужна передача под глобальный контроль всего человечества всех богатств недр нашей планеты. Прежде всего — запасы углеводородного сырья» [55].
Главное для хозяев мира, по его мнению, срочно очистить генофонд человечества посредством массовой выбраковки неплатежеспособных зародышей, запретить плодиться нищим, а число бюллетеней при выборах в Госдуму выдавать в одни руки согласно доходу избирателя. Ну и, на всякий случай, изъять у России ядерное оружие (намек на неполное доверие российским правителям).
Вся эта гвардия стареющих шестидесятников, занимая 30-40 лет командные высоты в образовании и учреждениях общественных наук, имела возможность отобрать и воспитать в духе своей парадигмы когорту молодых обществоведов и гуманитариев. В основном они и сидят за рычагами нынешней идеологической машины. Это делает наш кризис почти неизбывным.
С конца ХХ века Россия погрузилась в системный кризис. Тяжесть и продолжительность этого кризиса во многом обусловлены тем, что как раз к его началу в СССР «отказало» обществоведение, общественные науки. Отказало в целом, как особая система знания (об отдельных блестящих талантах и коллективах не говорим, не они в эти годы определяли общий фон).
Индустриальное общество не поддается верному описанию в рамках традиционного и обыденного знания; ядро знания об обществе должно быть рациональным, научного типа. Российское обществоведение, в отличие от западного, выросло не из науки, а из русской классической литературы и немецкой романтической философии. В советское время оно было дополнено марксизмом — учением с сильной компонентой романтической философии. Советское обществоведение, которое в методологическом плане ближе к натурфилософии, чем к науке, потерпело полное фиаско.
Как и у всякой науки, главная функция общественных наук заключается в том, чтобы формулировать запреты — предупреждать о том, чего делать нельзя. Обществоведение обязано выявлять те опасности, которые таятся в самом обществе людей — указывать, чего нельзя делать, чтобы не превратить массу людей в разрушительную силу. Этой функции наше обществоведение не выполнило. Более того, элита сообщества обществоведов большой части перешла в 80-е годы на антисоветские позиции и стала ударной силой идеологической войны против СССР. Произошел отход от основных норм научного познания, отброшена беспристрастность и ориентация на истину, целью стало уничтожение «империи зла» и советского строя.
В результате была деформирована когнитивная (познавательная) структура российского обществоведения, и его сообщество распалось. Постсоветская Россия, погружавшаяся в кризис, осталась без опоры на достоверное знание о драматических и необычных общественных процессах, которые разыгрались в Евразии. Это усугубило массовые страдания населения, ускорило дезинтеграцию общества и народа, резко ослабило государство.
Перед нами явление крупного масштаба: на огромном пространстве при участии влиятельной интеллектуальной группировки искусственно создана хозяйственная, социальная и культурная катастрофа. Ее интенсивность и продолжительность не имеют прецедента в индустриальном обществе Нового времени. А научное сообщество, обязанное изучить и объяснить эти процессы, недееспособно. Его элита, в ходе антисоветского похода погрузившись в мир идеологических мифов и призраков, стала деструктивной сектой с мессианскими видениями. Заняв столичные кафедры и факультеты, она парализует молодежь, которая испытывает чрезвычайную потребность в достоверном и беспристрастном знании.
Силой авторитета и административной власти большей части гуманитарной интеллигенции навязана аномальная методологическая парадигма. В ней стали господствовать не нормы научной рациональности, а корпоративные и клановые интересы. На языке этой парадигмы, с ее логикой и мерой стала мыслить и изъясняться основная масса преподавателей, подготовленных ими дипломированных специалистов, а затем и политики, бизнес-элита, СМИ.
