· сами народы мира преодолели интеллектуальное иждивенчество и смогли бы на уровне сознания воспринимать губительность толпо-“элитарной” библейской концепции управления;
· сталинский курс оставался неизменным по крайней мере лет 10 — 15.
Последнее Сталин предвидел:
«Я не сомневаюсь, что если окажем должную помощь нашим учёным, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны.
Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать мощный подъём народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. «…» Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. На это уйдёт, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать» (Сталин. ”Сразу после войны…”, 9.02.1946 г.).
На страже государственности всегда стоит какая-либо идеология. У нас был марксизм. Ничего другого Сталин обществу открыто пока предложить не мог. “Железный занавес”, который Глобальный Предиктор пробил войной, “захлопнулся” ещё прочнее после Победы. Можно сказать, что теперь за “железным занавесом” оказался сам Глобальный Предиктор (конечно с другой его стороны), поскольку задуманный им передел мира не состоялся, а лагерь стран социализма угрожающе наращивал свой потенциал и к 80-м годам средний уровень жизни в странах социалистического лагеря уже превосходил средний уровень жизни в странах капиталистического лагеря, даже с учётом “застоя” в СССР. Но вся беда в том, что об успехах капитализма судили (в том числе и в СССР) не по среднему уровню жизни в странах капитализма в целом, а только по уровню жизни в странах “великолепной” семёрки. При таком понимании обыденным сознанием реалий капитализма “железный занавес” был необходим до тех пор, пока в стране либо будет достигнут уровень потребления не ниже, чем в странах “великолепной семерки”, либо будет изжит толпо-“элитаризм”.
Выбрав второе, Сталин фактически отказался от участия в глобальном соревновании всепожирающей гонки потребления и тем самым, по умолчанию, подписал смертный приговор не только библейской концепции, но и её модификации — марксизму, после преодоления которых в сознании советских людей потребность в “железном занавесе” отпала бы сама собой.
История сослагательного наклонения не имеет, но если им уметь правильно пользоваться, то можно многое понять в прошлом, настоящем и будущем. Русскому марксизму выпала миссия охраны попавшей в заложники сталинизму библейской концепции управления. Международный бандитизм, скрывающийся под покровами буржуазной демократии, мог бы действительно быть подавлен, если бы марксизм действительно понимал каким уровнем взрывной силы обладает набирающее силу новое мировоззрение в России. Но для этого сталинизм, как Концепция Общественной Безопасности (КОБа) глобального уровня значимости, должен был обрести четко выраженные лексические формы. В этом содержательный смысл завещания Сталина молодым марксистам СССР, выраженный им в последней работе “Экономические проблемы социализма”. Понимание Западом процесса, в результате которого библейская концепция управления стала заложницей сталинизма, отражено в фильме в репликах бандитов после захвата Абдуллы Суховым.
Бандиты: «Абдуллу взяли! А что мы могли? Он с крыши по верёвке».
Существует документальный аналог этой истерики, выражающей беспомощность западных иерархий, оказавшихся в заложниках сталинизма: “Мы слишком натерпелись за эти 15 лет!” Эта фраза, взятая из директивы 20/1 СНБ США от 18 августа 1948 года, указует на начало периода пребывания Абдуллы в качестве заложника — 1933 год.
Картина 13. Гюльчатай! Открой личико…
«Таможня»: «Опять ты мне эту икру поставила. Не могу я её каждый день проклятую есть. Хоть бы хлеба достала».
Настасья: «Ну где его теперь найдёшь. Ешь: ведь опять не закусывал». Кормит с ложечки как ребёнка.
При половых отношениях под водительством инстинктов желание близости у мужчины вызывает женщина, вне зависимости от того, стремится она к этому умышленно либо же нет; реакция мужчины — ответная. Другое дело, примет ли женщина вызванное ею и обращённое к ней желание мужчины сразу же, пройдёт ли некоторое время, либо же женщина его никогда не примет. Но существующая для мужчины необходимость добиться от женщины принятия вызванного ею же желания телесного совокупления и породило иллюзию активной роли мужчин в половых отношениях под водительством инстинктов.
В действительности же мужчина в культуре скрытого матриархата — невольник половых инстинктов, активизируемых в нём женщиной.
И ещё: многим женщинам, мужья которых пьют, следует задуматься и над той особенностью, что алкоголь и многие другие наркотики возбуждают именно те участки коры головного мозга, которые нормально возбуждаются при отработке организмом программ полового поведения. Но наркотики возбуждают эти участки в обход нормальных информационных путей при отработке организмом инстинктивных программ полового поведения. То есть алкоголь для многих мужчин средство, которое выводит их из подчинения инстинктивно обусловленному сиюминутно ориентированному во времени деспотизму женщин, по существу их хозяек. То обстоятельство, что наркотики впоследствии вызывают зависимость от них, играет сопутствующую роль, о которой на первой стадии мало кто задумывается, обращаясь к ним в бездумном стремлении освободиться от гнёта на психику через инстинктивные связи бабьего деспотизма хотя бы на краткое время действия наркотиков [95].
Всем пьющим, курящим и употребляющим иные виды наркотиков фильм указал еще в 1969 году, когда в стране разгул пьянства на всех уровнях еще только набирал силу, на опасность таких злоупотреблений: они рискуют отправиться вслед за «Таможней».
Настасья: «Ой, что нынче страху в посёлке! Из дому никто носу не кажет. Ревком уполномоченный с милиционером ещё в центре, не вернулись, а этот рыжий, что к нам приходил, самого Абдуллу поймал. Не к добру это. Ты то хоть не задирайся, не встревай. Ведь будет с тебя: своё отвоевал».
Либеральная интеллигенция ощущала на собственной шкуре проявление концептуальной дисциплинированности Сталина, не понимая его исторической миссии. Она его боялась (в большинстве своем) животным страхом и, как видно из слов Настасьи, желала от него побыстрее избавиться, чтобы продолжать вести спокойное и бездумное “элитарное” существование. Сталин для них был не “уполномоченным”, а самозванцем, нарушавшим покой их паразитного потребления.
Марксизм же в СССР, будучи “слугой двух господ” (сталинизма и либеральной интеллигенции), до 1953 года вынужден был одновременно проводить в жизнь и две взаимоисключающие друг друга концепции управления: по умолчанию — толпо-“элитарную” (библейскую); по оглашению — концепцию общественной безопасности (КОБу) в силу верноподданности вождю.
Либеральная интеллигенция России, влюбленная поначалу в марксизм и замкнутая напрямую и в обход сознания (через жидовосхищение, верноподданность, либерализм и чистоплюйство) на еврейскую диаспору, боялась и ненавидела Сталина.
После того, как Сталин начал открытую борьбу с догматическим марксизмом и с сионизмом в СССР (дело еврейских врачей и др. [96]) и за его пределами (Сталин отказал в помощи Израилю в его войне с палестинским народом), Глобальный Предиктор, опираясь на предательство “элиты” в СССР, совершил государственный переворот, устранив физически основного носителя внутренней концептуальной власти на государственном уровне.
Смысл убийства И.В.Сталина в том, что внезапная смерть руководителя такого уровня исключает возможность легитимной передачи высшей административной власти. Другими словами, этот “управленческий маневр” — эффективное средство передачи власти противникам прежнего курса.
Петруха, вооруженный бесполезной для него винтовкой, сидит у входа к месту заключения Абдуллы. Через двор музея к колодцу идет за водой Гюльчатай. Петруха вскакивает и умоляет её:
— Гюльчатай, открой личико! Ну, открой!
Гюльчатай, не обращая на него внимания, занимается своим делом, а на экране снизу через решетку камеры на зрителя смотрят злобные глаза Абдуллы. В киноповести этот кадр не предусмотрен; он появляется как бы случайно в процессе съемок, но несет на себе важную смысловую нагрузку. Через него зрителю дается образное представление о том, кто реально скрывается под еврейской паранджей. В конце ХХ столетия в России формально более всех «озабочены» еврейским вопросом марксисты КПРФ и, хотя чисто внешне вопрос Петрухи похож на праздное любопытство, иносказательно прочтенный он выглядит далеко не риторическим.
