Свидетельства, почерпнутые нами из протоколов заседаний и дневников, показывают, что в XVII–XVIII веках положение не сильно улучшилось. Джеймс Босуэлл во время своего первого посещения палаты общин в марте 1763 года нашел, что «его уважение к ней резко упало при виде столь яркой сцены. Один член парламента растянулся на скамье, другие грызли орехи, ели апельсины или другие сезонные фрукты». Сегодня это попросту запрещено. Только один человек в XX веке, депутат Джон Уэллс, был застигнут в палате за едой — и то в качестве политического аргумента. Представляя Кент, он однажды явился в палату, грызя яблоко, чтобы привлечь внимание к влиянию решений Европейского сообщества на яблоневые сады Кента: в то время ЕЭС пыталось ограничить ассортимент фруктов, выращиваемых в Великобритании.
Шум во время основных дебатов или вопросов к премьер-министру возникает в основном от хора «Слушайте, слушайте» с задних скамей — это похоже на греческий хор, сопровождающий актеров, играющих главные роли. Причины возникновения шума становятся яснее во время телевизионных трансляций. Выкрики «Читает!» должны лишить присутствия духа растерянного депутата, провинившегося тем, что он зачитал свой дополнительный вопрос по бумажке (это против правил). То же самое относится к крикам «Отойди!», когда один депутат не дает другому прервать свою речь вопросом, возможно, потому, что чувствует, насколько слабы его аргументы. Новые депутаты, без сомнения, вступают в палату с твердым намерением не создавать шума, но силу традиции не преодолеть.
Иными словами, записанные в 1818 году замечания Хатселла, прослужившего клерком палаты больше пятидесяти лет, все еще в силе. Он сказал: «Каждый член парламента имеет право быть спокойно выслушанным без перебивания, но если он находит, что палата не в настроении его слушать и что разговорами или другим шумом они стараются заглушить его голос, разумнее всего будет подчиниться воле палаты и сесть на место, ибо вряд ли когда бывает, что они проявляют столь дурные манеры без достаточного к тому основания».
К этому совету до сих пор следует прислушиваться.
Если говорить серьезно, то депутаты почти не ведут в палате отвлеченных разговоров. Большинство из них находятся здесь потому, что верят: то, чего они хотят для своей страны, является правильным. Эту мысль выразил в одном из радиоинтервью Джон Биффен, лидер палаты с 1983 по 1987 год: «Сторонники правительства с задних скамей не должны смиряться с ролью человеческой массы, чтобы с ними обращались, как с овцами в загоне… Они должны проявлять твердость и самостоятельность… Я думаю, очень хорошо, что они умеют себя поставить. Мне не нравится, когда палата превращается в трибуну во время футбольного матча. Но хочу сказать, что палата общин никогда не замысливалась, как храм, где все спокойно, созерцательно и учтиво до энной степени. Мне нравится, когда министрам приходится отвечать на непростые вопросы, а их ответы не дают полного удовлетворения, забрасываясь, как тарелочка для стрельбы. Я думаю, что в этом и состоит жизнеспособность палаты общин».
Спикер Ветерилл находит, что поведение членов парламента сегодня гораздо лучше, чем в прошлом, но высшей истиной для него остаются слова Томаса Мора: «Без свободы слова не может быть широких дебатов, без порядка дебатов не может быть вообще». Эти слова нужно и сейчас принять за правило в палате общин.
Модернизация палаты общин
В 1997 году новое правительство лейбористов взяло на себя обязательство реформировать парламент, что привело к учреждению Комитета по модернизации. Реформирование парламента вошло в моду, и многие другие организации и комментаторы подхватили этот лозунг, например Комиссия Гансардовского общества по наблюдению за работой парламента, возглавляемая бывшим лидером палаты лордом Ньютоном из Брейнтри, группа депутатов «Парламент прежде всего», Комиссия по укреплению парламента, учрежденная Уильямом Хейгом в бытность его лидером оппозиции. Подключились и другие комитеты, например по контактам, по процедурным вопросам, по государственному управлению и информации, а также управление делами палаты общин.
Все эти усилия не привели к существенному продвижению реформы. Самой очевидной переменой, затронувшей депутатов, стало изменение распорядка дня. Долгие всенощные заседания были отменены, поскольку рабочий день теперь начинается в 11.30, а не в 14.30, по вторникам, средам и четвергам, а обычным временем окончания заседаний стало 18.30. Эту реформу провели из-за того, что многие женщины требовали учитывать интересы семьи, а также из предположения, что подобные перемены привлекут больше людей к занятию политикой, в особенности женщин.
Кое-кто из новых депутатов женского пола, среди которых было мало высококвалифицированных специалистов и даже руководителей среднего и высшего звена, представляли себе, что работу политика можно выполнять в обычные офисные часы. Депутат тратит свое время на множество вещей: проблемы избирателей, встречи с самыми разными людьми и организациями, важные исследования и подготовку, если только хочет быть дельным политиком. Новое расписание работы подошло бы депутатам от избирательных округов, расположенных в самом Лондоне или в его округе, но всех остальных отмена вечерних заседаний лишила как профессиональных контактов с коллегами, так и социального взаимодействия, общения с журналистами. Даже днем парламенту не хватает суматохи политической деятельности, а уж по вечерам он попросту вымирает. Реформа может долго не продержаться, поскольку ее ввели в качестве эксперимента.
Обычно палату распускают на каникулы в конце июля и снова собирают в середине октября на «добавочную» сессию, чтобы законопроекты успели пройти финальные стадии рассмотрения, вплоть до Тронной речи в начале ноября. Даты никогда не устанавливались заранее, поэтому было невозможно что-либо планировать. В 2003 году был опубликован парламентский календарь на целый год, а в следующем году эксперимент повторили.
«Параллельная палата» разместилась в Вестминстер-холле, вернее, в Большом зале комитета — просторном помещении вне самого холла, с красивым сводом со средневековыми потолочными балками и серыми каменными стенами, где холодно даже в самый разгар лета. Мысль о параллельной, но подчиненной палате была позаимствована у австралийской палаты представителей. Идея состояла в том, чтобы проводить там неполемичные прения, открытые для всех депутатов, для которых непросто было бы выкроить время в основной палате. Политические партии решают по обычным каналам, какие дела передать в Вестминстер-холл, и любое принимаемое там решение должно быть единогласным. Обстановка сильно отличается от зала заседаний палаты: места для депутатов расположены полукругом, а перед ними находится кафедра, занимаемая председателем бюджетной комиссии (даже не спикером). Заседания проходят по вторникам, средам и четвергам в особые часы, почти не накладывающиеся на время работы палаты, например с 9–30 до 11.30 по вторникам и четвергам.
Члены парламента имеют возможность выбрать тему для дебатов, поучаствовав в жеребьевке в предшествующую среду. Это отложенные дебаты, которые обычно проводятся под конец дня, после рассмотрения основных вопросов, и правительственные министры должны на них присутствовать. Четверговые дебаты проводятся по широкому кругу вопросов, включая прения по предложениям правительства об отсрочке, доклады специальных комитетов и перекрестные устные вопросы. Тем не менее такие дебаты не привлекают внимания главных министров или журналистов, и хотя они служат своего рода отдушиной для депутатов, они не оказывают большого влияния на решения, принимаемые правительством. Циник скажет, что параллельная палата существует, чтобы отвлекать энергию и внимание депутатов от наблюдения за деятельностью правительства. Правительство может возразить, что внедрение двухнедельной сентябрьской сессии предоставляет реальную возможность для надзора за правительством через посредство дополнительных «правительственных часов», большего количества письменных вопросов и, возможно, продленной деятельности специальных комитетов, но она же и позволяет внести больше правительственных законопроектов.
Для рассмотрения большинства правительственных законопроектов теперь установлены строгие временные рамки, однако это порождает споры между партиями, и на голосование выносятся предложения о регламенте. Все больше законопроектов передают в специальные комитеты в виде наброска, но на изучение этого чернового варианта выделяется слишком мало времени, чтобы комитет мог сказать свое слово. При опубликовании законопроектов предоставляется больше дополнительной информации. Изначальный план, по которому больше законопроектов должны передаваться в специальные постоянные комитеты, так и не осуществился. Похоже, что произошло много значительных перемен, однако регламентирование законопроектов наделяет правительство большей властью. В самом деле, по оценке Комитета по контактам, все эти изменения «не пошатнули равновесия» между правительством и парламентом.
