«…никаких высокоидейных мотивов в европейских войнах против Наполеона Кутузов не видит в принципе. Война и внешняя политика для него вообще дело безыдейное. В событиях наполеоновских войн он видит и учитывает не права и свободы, а борьбу за интерес тех или иных держав; Англия борется против Франции за свой интерес, но интереса России тут нет; иное дело, ежели бы «место» всеевропейского диктатора с падением Наполеона могла бы занять Россия – тогда будет хотя бы предмет для разговора; но падение Наполеона приведёт к усилению не России, а Англии и её «нестерпимого» господства на морях – как же может Россия этому способствовать?! Вся та плоскость, в которой рассуждает об этих делах Кутузов, – совершенно та же, в которой всегда вращалась мысль Наполеона. Она чужда всякой идеологии и полностью исчерпывается «реальной политикой» – борьбы национальных организмов за свои интересы, включая гегемонию и преимущества перед соседями. Заодно можно понять, что такое для Кутузова «Россия». Для этой кутузовской «России» нестерпимо морское владычество Англии. Но кому же в России оно было нестерпимо или хотя бы тягостно? Элите и государству? Никоим образом: они продавали Англии сырьё и получали от этого немалые средства. Господство Англии на море государству не вредило и стратегически, так как войны России – войны сухопутные. Купцам? Да, конечно, английское господство на морях не давало даже развернуться русской заморской торговле там, где ей пришлось бы конкурировать с английской (то есть почти всюду). Народу? Прямо народу английское владычество на морях не давало ничего ни хорошего, ни плохого; с точки зрения потенциальных возможностей – чем более развита была бы собственно русская торговля, тем зажиточнее бы жила в конечном счёте страна в целом. Заметим, что вывозить сырьёанглийское морское господство России нисколько не мешало, даже помогало – мешало оно только развивать национальное производство и вывозить его продукцию!»
Если внимательно изучить материалы того самого английского шпиона Вильсона – а «работал» он весьма эффективно и обладал всей полнотой информации, – то мы увидим: конфиденциально встретившись с французским послом Лористоном, Кутузов собирался заключить перемирие с полным и свободным выводом французской армии из России. Французский император предоставил для этого Лористону все необходимые полномочия. Это был крайне рискованный шаг. Кутузов рисковал своей жизнью. И тем не менее он попытался это сделать ради того простого народа, который он собирался сохранить.
«Если для генералов такой исход дела мог казаться недопустимо унизительным, если верховная русская власть пришла бы от него в ужас (он совершенно исключал продолжение войны в Европе), то для солдат и для всего народа описанное выше соглашение было бы небывалым, невероятным триумфом Кутузова. К восстановлению европейского равновесия и освобождению европейских монархов от наполеоновского диктата русские солдаты и мужики были совершенно равнодушны. Они готовы были принести любые жертвы, чтобы изгнать захватчиков из своей страны – но после заключения перемирия оказалось бы, что Кутузов обеспечил достижение этой великой цели и вовсе без всяких жертв, что им не придётся больше ни воевать, ни голодать для этого. Новые бои и жертвы в глазах солдат и народа с этого момента становились бы совершенно ненужными и прямо преступными, а Кутузов, который обеспечил освобождение без крови, поднялся бы в их глазах как народный спаситель и заступник, как вождь и отец солдатам, на недосягаемую высоту».[26]
Если бы в полной мере воплотился хотя бы план перемирия Наполеона с Кутузовым, ещё неизвестно, чем бы закончилась битва при Ватерлоо. Возможно, Ватерлоо не состоялось бы вообще, а Россия смогла бы избежать ужасающих катастроф в своей истории, в том числе и крайне недейственных результатов отмены крепостного права. Ведь не перегрузившая себя бессмысленными тратами и напряжениями соседняя Пруссия (она сосредоточилась, в отличие от России, до Крымской войны, а не после) сумела блестяще использовать отмену крепостного права для плавного, но стремительного перехода к капитализму – и, как следствие, старту мощной индустриализации страны. Мы же, допустив войну с Наполеоном, открыли, образно говоря, геостратегический ящик Пандоры: и провальная война с Японией, и ещё более провальная Первая мировая с последующим революционным хаосом и распадом страны, и реки крови, пролитые режимом Ленина-Сталина, чтобы «сохранить» границы Российской империи и провести ускоренную индустриализацию. Но это уже тема другой книги.
Послесловие
Компьютер для Маркса
Последний штрих для перехода теории в практику.
Анатолий Александрович Вассерман
Обширное исследование, предложенное Вашему вниманию, убедительно доказывает: причина исторического поражения социализма прежде всего хозяйственная – он пока так и не смог обеспечить убедительный подъём уровня жизни по сравнению с капитализмом. Более того, многочисленные исследования выявили: скорость роста этого показателя, важнейшего для завоевания умов и сердец рядовых граждан, в СССР мало отличалась от среднемировой – то есть обеспечена не столько преимуществами нового строя, сколько общемировым прогрессом науки и техники.
Единое хозяйство эффективнее
Между тем с чисто производственной точки зрения логика Карла Хайнриховича Маркса (1818–05–05[27] –1883–03–14) выглядит непротиворечиво. С незапамятных времён известно: разделение труда повышает его производительность. Чем длиннее технологическая цепочка – тем глубже может быть разделение труда. Но если разные звенья цепочки принадлежат разным собственникам – согласование их действий затрудняется, и потери вследствие нестыковки (вроде роста складских запасов или несовпадения производственных графиков, когда месячная партия комплектующих поступает к концу месяца и обрабатывать их приходится в авральном режиме) рано или поздно съедают весь прирост производительности.
Более того, зачастую владельцы разных звеньев цепочки испытывают серьёзный соблазн «кинуть» партнёров ради собственной выгоды. Один из основателей либертарианства – учения о благотворности неограниченной экономической свободы личности безо всякой оглядки на общество – Людвиг Хайнрих Артурович Эдлер фон Мизес (1881–09–29–1973–10–10) в книге «Социализм: экономический и социологический анализ» писал:
«Вертикальная концентрация имеет целью обеспечить сбыт продукции или снабжение сырьём и полуфабрикатами – так обычно отвечают предприниматели на вопрос о цели таких объединений. Многие экономисты удовлетворяются этим, поскольку не считают своим долгом проверять высказывания «людей дела», а приняв это высказывание за истину, остаётся только анализировать его моральное содержание. Но хотя они и избегают углубляться в суть, точное расследование фактов должно было бы навести их на след. Ведь от управляющих заводов, объединённых в вертикальную структуру, часто можно услышать многочисленные жалобы. Управляющий бумагоделательной фабрики говорит: «Я мог бы получить гораздо лучшую цену за бумагу, если бы не должен был поставлять её «нашей» типографии». Управляющий ткацкой фабрики говорит: «Если бы я не должен был брать пряжу у «своих», я мог бы получать её дешевле». Такие сожаления – факт, и совсем нетрудно понять, почему они неизбежны в каждой вертикально интегрированной структуре.
Если объединённые производства были по отдельности достаточно эффективны и не боялись конкуренции, вертикальное объединение им не нужно. Лучшая в отрасли бумагоделательная фабрика может не тревожиться о сбыте. Типография, которая не уступает своим конкурентам, может не беспокоиться за своё положение на рынке. Эффективное предприятие продаёт там, где ему дают наилучшую цену, покупает там, где это выгоднее. Это значит, что вовсе не обязательно, чтобы принадлежащие одному собственнику предприятия, каждое из которых представляет определённую стадию отраслевого производства, нуждались в вертикальном объединении. Только когда одно или другое из них оказывается неконкурентоспособным, предприниматель обращается к идее укрепить слабое союзом с сильным. Тогда он начинает смотреть на прибыли успешного дела как на источник покрытия убытков дела прогорающего. Если не считать налоговых и иных особых преимуществ, вроде тех, которые умели извлекать из картелизации металлургические заводы Германии, объединение не даёт совершенно ничего, кроме мнимых прибылей одного предприятия и мнимых убытков другого.
Количество и значение вертикально концентрированных структур чудовищно преувеличены. В экономической жизни современного капитализма, напротив, постоянно возникают предприятия новых отраслей, а части существующих предприятий непрерывно откалываются, дабы обрести независимость».
