Ненависть к коммунизму и СССР и жажда абсолютной диктатуры, в которой только поменяется знак (с советского и коммунистического на антисоветский и антикоммунистический) — вот что такое Медведев и те, кто его окружает.
Почему либералы так ненавидят Путина? Потому что он авторитарен? Не верю. Просто путинский авторитаризм для них недостаточно свирепо антинароден. Разве наших либералов испугал бы авторитаризм (да хоть и тоталитаризм) Чубайса? Наша ситуация уникальна. Мы и впрямь живем в «Зоне Ч», которую трудно сопоставлять с чем-либо существовавшим в мировой истории. Я не хочу сгущать краски и говорить о том, что нынешние зоны постсоветского неблагополучия хуже латиноамериканских фавел. Это неправда. Фавелы намного хуже. Они представляют собой замкнутые отчужденные от мира зоны абсолютной нищеты и отчаяния. У нас пока таких зон нет. Мы всего лишь движемся в сторону их создания. Но латиноамериканские фавелы возникли внутри колониальных, абсолютно неразвитых стран. Обитатели фавел не оказались в них в результате катастрофы зрелого индустриального общества. И в этом смысле постсоветское неблагополучие опаснее неблагополучия латиноамериканского. Повторяю, не готов сказать, что это неблагополучие хуже, но оно явно опаснее.
Осуществляя такие сопоставления, я всего лишь хочу подчеркнуть, что прямые параллели между нами и Латинской Америкой носят не вполне корректный характер. Потому что мы движемся в их прошлое. А они рвутся из этого прошлого в какое-то свое будущее. Но поскольку встречное движение налицо, то не вполне корректные параллели возможны.
И я их проведу, потому что они существенны. В конце концов, в математике есть так называемые некорректно поставленные задачи. Занималась у нас ими в основном школа академика А. Н. Тихонова. Имею право причислять себя к этой школе, поскольку защищал диссертацию именно по «некорректно поставленным задачам».
Почему я вдруг об этом заговорил? Потому что в математике долгое время тянулась бодяга, очень напоминающая все то, что происходит сейчас в сфере политического анализа. Одни ахали и говорили, что раз задача некорректная, то ее нельзя решать. Другие пробовали превращать некорректно поставленные задачи в задачи, поставленные корректно. Потом, наконец, третьи сказали: «Ну, хорошо, некорректно поставленная задача. Но ведь решать-то надо. И превратить в корректную невозможно. А значит, надо решать некорректную». И, между прочим, как-то решили.
Когда параллели нужны, а корректные параллели невозможны, то нужны параллели некорректные. Если они позволяют что-то понять, а иного способа не просматривается, то что поделаешь?.. Тут главное — соблюдать особую осторожность, не увлекаться. Соблюдая эту осторожность и никоим образом не увлекаясь, я сейчас попытаюсь ответить самому себе на вопрос о том, почему нашим радикальным либералам так не нравится Путин.
Он им не нравится потому, что чем-то напоминает Перона. То есть в какой-то степени склоняется в сторону левого авторитаризма. Конечно, и сам Перон склонялся в эту сторону минимально, и параллель между Путиным и Пероном хромает, и ситуации разные. Это первое. А второе — если взять условную левизну Перона за единицу, то условная левизна Путина — это 0,001.
Но либералы наши чуют эту 0,001 и от этого звереют. Они иррационально звереют даже в тех случаях, когда эта левизна еще меньше. Ну, например, одна миллионная пероновской.
Потому что им нужен Пиночет. Повторяю, опять-таки сравнение не вполне корректное. Ибо Пиночет как-никак ассоциировал себя с каким-то чилийским патриотизмом и т. п. Но пусть те, кто доверяет моей аналитической интуиции, попытаются вместе со мною понять, в чем полезность проводимого безусловно некорректного сравнения. Болотная и Сахарова, подвывая о демократии, на самом деле вопили: «Долой Перона, мы хотим Пиночета!» Если это ощутить (сделав поправку на все возможные некорректности), то, как ни странно, станет ясным многое из того, что категорически не было ясно очень многим в ходе событий зимы 2011–2012 годов.
Что же именно будет ясно?
1. Что своими скромными действиями в поддержку Болотной и Сахарова Зюганов выступил за условного «Пиночета» против условного же «Перона».
2. Что борьба условного перонизма с условной же пиночетовщиной на наших глазах обостряется.
3. Что как ни далек Медведев от Пиночета, но манифест Медведева (то бишь его сверхдлинное интервью) — это манифест «пиночетовщины».
4. Что налицо очередное крупное обострение политического процесса.
Обратите внимание — премьер Медведев (подчеркиваю — премьер!) не считает, что внешняя политика — прерогатива президента. Он рассуждает о произошедшем в Грузии и дает свои оценки. Он рассуждает о НАТО. Это не называется вторгаться в чужую компетенцию?
Обратите внимание — интервью премьера Медведева посвящено идеологии, истории, внешней политике… и в последнюю очередь — экономике. Даже там, где оно посвящено экономике, оно очевидным образом заточено политически. По принципу «забьем гвозди в гроб государственного капитализма». То есть это интервью не премьера, а президента. Медведев почему-то явно торопится. Почему?
Обратите внимание — премьер Медведев грозит пальчиком, рекомендуя «всем» (нельзя ли поконкретнее?) помнить о преобразованиях в армии.
Обратите внимание — «Коммерсант» печатал большие, но принципиально меньшие по размеру статьи Путина в предвыборный период. Но это был предвыборный период. У нас что, надвигается новый предвыборный период? Грядут досрочные выборы? Или же грядет нечто совсем другое?
Рано или поздно либералы перестанут говорить о демократии и продемонстрируют нам оскал своеобразной пиночетовщины. Такой, что реальный Пиночет покажется и государственником, и гуманистом. Они обязательно займутся чем-то подобным. Если, конечно, мы им позволим.
Большая энергетическая война. Часть VI. Гидроэнергетика
В сфере освоения гидроэнергоресурсов миролюбием и согласием вовсе не пахнет
Юрий Бялый
Гидроэнергия — крупнейший на настоящий момент возобновляемый энергетический ресурс человечества. Первичный ее источник, как и других видов энергии на Земле, — солнечная энергия. Испаряющаяся из водоемов (океанов, озер, рек) и с поверхности земли вода затем выпадает в виде дождя или снега. И питает ручьи и реки, на которых строят малые и большие гидроэлектростанции (ГЭС).
Общий или теоретический потенциал гидроэнергии на нашей планете огромен — от 30 до 40 ТВт (тераватт). ТВт — это тысяча миллионов известных каждому киловатт (киловатт-часы «накручивает» ваш квартирный счетчик). Однако использовать этот потенциал можно лишь частично как по техническим (не везде можно построить ГЭС), так и по экономическим (не везде энергия этой ГЭС окупится) причинам. И потому технический гидроэнергетический потенциал нашей планеты примерно вдвое ниже теоретического, а экономический гидропотенциал составляет не более 7–10 ТВт.
Но и это — очень много. Особенно с учетом того, что гидроэнергия, которую выдает ГЭС после ее постройки, дешевая (почти даровая). А используется этот экономический потенциал далеко не полностью (сейчас — в целом чуть более чем на 22%, а в части малых ГЭС — только на 5–6%).
Почему гидроэнергетический потенциал используют так мало, если везде в мире налицо нарастающий энергодефицит?
Причин несколько.
Во-первых, ГЭС нельзя построить где угодно (например, рядом с крупным потребителем энергии). Ее строят только там, где для этого есть природные условия (водные и гидротехнические). Очевидно, что крупную ГЭС лучше строить в глубоком и длинном ущелье, по которому протекает большая река, имеющая постоянную подпитку водой из горных ледников, чем на небольшой равнинной реке, которая может обмелеть в летнюю засуху.
Во-вторых, ГЭС — это сложное и очень дорогое сооружение.
Как правило, обязательная часть ГЭС — это мощная плотина, которая обеспечивает большой запас воды в расположенном выше по течению водохранилище и большой перепад уровней между водохранилищем и турбинным залом. Накопив в водохранилище потенциальную энергию, эта вода за счет разницы в высоте между уровнем водохранилища и уровнем турбинного зала, с большой скоростью поступает в турбины ГЭС.
Водохранилище необходимо для того, чтобы работа ГЭС не зависела от сезонных и погодных изменений речного стока. Причем водохранилища крупных ГЭС аккумулируют десятки кубических километров воды.
Понятно, что в плотину высотой сотни метров, которая выдерживает напор такого количества воды и не боится селей, наводнений, землетрясений и терактов, нужно вбухать гигантское количество сложных стальных арматурных конструкций, а затем залить их миллионами кубометров высокопрочного бетона.
