Левая партия Швеции, переживавшая острый кризис в начале 90-х и чуть не потерявшая представительство в парламенте, к середине десятилетия неожиданно удвоила число сторонников. Когда Швеция впервые избирала своих депутатов в Европейский парламент, Левая партия получила 12,92 %. К этому надо добавить 17,22% полученных «зелеными», что свидетельствует о явном недовольстве избирателей «реалистической» политикой вернувшихся к власти социал-демократов. Совокупный прирост «зеленых» и Левой партии составил 18,7%, а потери социал-демократов 17,2%. При этом правые партии, обычно выигрывающие от ослабления социал-демократов, на сей раз тоже теряли голоса. Однако бурный рост влияния Левой партии был вовсе не результатом ее активной борьбы. Совсем наоборот, в партии царили растерянность и неуверенность.
Безусловный успех Партии демократического социализма в Германии 1994-96 годах сопровождался резким обострением разногласий и все более явным стремлением части партии доказать свою умеренность. По данным социологов, «внутренние споры в ПДС (особенно в руководящих кругах)» стали одной из основных причин, по которым рядовые члены покидают партию5.
Возникает ощущение, что левыми овладел инстинкт самоубийства. Левые не могут отказаться от своих традиционных ценностей и не решаются открыто их отстаивать. Эта ситуация классического невроза, неоднократно описанная психоаналитиками применительно к жизни отдельного человека, характерна и для коллективного самосознания европейских левых 90-х годов. Политики боятся собственного успеха и инстинктивно-бессознательно стремятся его уничтожить или свести к минимуму. После 1989 года невроз парализовал их волю к борьбе. Социалисты не верят в либеральную теорию о том, что всякий коллективизм тоталитарен, но они подозревают, что эта теория верна. Трагический опыт русской революции лежит на их сознании слишком тяжелым грузом. Чувство вины за чужие ошибки в сочетании с ощущением бессилия - вот основы невроза левых. На практике все сводится к постоянному самообличению, непрерывным покаяниям и обещаниям «исправиться».
Нет никаких сомнений, что левым есть за что себя винить. Но двигаться вперед, постоянно рассуждая об ошибках прошлого, просто невозможно, тем более что таким образом выбрасывается за борт и тот огромный политический и моральный капитал, который был нажит социалистическими левыми за сто лет современной истории. И то, что люди продолжают голосовать за левые партии, является свидетельством того, насколько по-прежнему ценен этот моральный капитал.
Между тем, объективный спрос на левые идеи и политику растет повсюду в Европе на протяжении 90-х годов. Победа капитализма в Восточной Европе, казавшаяся совершенно бесспорной в начале 90-х, к концу десятилетия стала вызывать сомнения. Запад пережил массовые выступления трудящихся, а в странах Третьего мира недовольство сложившимся порядком привело к насилию. Показательно, что в России 2-3 года спустя после торжественных похорон социализма эта идея снова оказалась в моде. Буквально каждый либеральный интеллектуал считал своим долгом высказать свое видение перспектив социалистической идеи, а партии, именующие себя «социалистическими», стали расти как грибы.
Антикапиталистических выступления 90-х годов в принципе невозможно объяснить деятельностью социалистических агитаторов. В большинстве стран, где имели место массовые протесты, они произошли не благодаря, а скорее вопреки деятельности политических организаций левых сил, призывавших к умеренности и подчеркивавших неизбежность «рыночных ограничений».
В конце ХХ века перед левыми во всех странах с новой остротой встает, ранее, казалось, давно решенный вопрос об их «исторической миссии» и об их роли в обществе. Показательно, что дискуссия эта охватывает представителей общественных наук в самых разных странах, от России и Польши до Англии и Италии.
Идеолог Горбачев-фонда Юрий Красин пишет, что социализм есть «некий вектор развития многообразных общественных движений, тяготеющих к ценностям социальной справедливости"6. По его мнению, суть социализма выражена «в понятиях гуманности, справедливости, честности"7. Разумеется, служение этим ценностям требует, чтобы политическая энергия была направлена «не в привычное для нашей истории, но бесперспективное русло революционного радикализма, а в русло эволюционного реформаторства"8. Отметим, между делом, что реформаторство в принципе не может быть эволюционным. Сама потребность в реформах (т.е. преобразованиях, сколь бы умеренными они ни были) возникает лишь тогда, когда общество в своей «естественной» эволюции не может решить возникающие перед ним проблемы. Эволюционное развитие есть принцип консерватизма, который вовсе не отрицает постепенных и «естественных» перемен. Реформизм (если, конечно, относиться к нему серьезно) методологически совместим с революционностью, но с идеологией «естественной эволюции» - никогда.
Эдуард Бернштейн, который считал, что цель ничто, а движение - все, был слишком радикален по современным понятиям. Он верил в общественные перемены. Интеллектуалам конца века социализм представляется уже не как система, альтернативная капитализму, не как новое состояние общества, которого можно достичь с помощью постепенных реформ, и даже не как политическое движение, а как набор ценностей.
Итальянский мыслитель Норберто Боббио, доказывая, что деление на левых и правых в политике сохраняет актуальность, тщательно избегает самого термина «социализм». Левые отличаются от правых, по его мнению, тем, что исповедуют «идеал равенства"9. В сущности, такое ограниченное понимание левизны мало отличается от ее отрицания. Между тем, отказ от собственной исторической цели становится главным политическим козырем, с помощью которого политики, возглавляющие левые партии, стремятся привлечь сторонников. Массимо д'Алема, лидер Партии демократической левой (бывших коммунистов) в Италии, объявляет своим принципом «отказ от мифа о возможности построить какое-то другое общество"10. Романо Проди, глава первого в истории страны правительства «левого большинства» убежден, что его миссия состоит в том, чтобы провести весь комплекс неолиберальных мер, на которые итальянские правые так и не решились.
Суммируя программу правительства левого центра в Италии, российский исследователь З.Яхимович отмечает: «В соответствии с ориентацией Европейского союза на углубление рыночных отношений и разгосударствление экономики, правительство подтвердило свое намерение сократить государственный сектор путем приватизации либо передачи части государственных предприятий в распоряжение областным органам власти, перейти от прямого управления к регулированию их деятельности, обеспечить повышение уровня эффективности государственных предприятий, открыть возрастающую часть экономики для свободной конкуренции и т.п.. С этим правительство пыталось увязать сохранение и повышение уровня экономической и деловой активности, преодоление наметившегося уже в 1996 г. спада прироста национального дохода (с 3,6% в 1994-95 гг. до 1,2% в 1996 г.), с тем, чтобы обеспечить его рост к 1999 г. на « 2,9%, а также сокращение уровня безработицы - с 11,8% в 1996 до 10,9% в 1999 г. В интересах основной массы населения и особенно средних слоев, правительство обещало упростить и децентрализовать налоговую систему, в течение трех лет не наращивать и без того тяжелого налогового бремени, содействовать росту занятости, особенно на Юге страны, покупательной способности и доходов всех слоев населения, а не только привилегированных. Был поставлен вопрос о модернизации социальной системы и «социального государства» в целом для повышения его эффективности, а также коррекции интересов различных поколений"11.
Легко заметить, что перед нами классическая программа неолиберальной реформы. Эта программа значительно менее радикальна, чем программа Маргарет Тэтчер в Великобритании второй половины 80-х, но вполне укладывается в концепцию первого этапа неолиберальной реформы, проводившейся теми же британскими Тори в 1979-83 годах. Она также весьма близка программе немецких христианских демократов, хотя безусловно является более последовательно правой, чем у итальянских христианских демократов 80-х годов. Ключевым моментом здесь является именно признание идеологическо-теоретических посылок неолиберализма относительно неразрывной связи между экономическим ростом, с одной стороны, и свободным рынком, сдерживанием инфляции, низкими налогами и сокращением государственного сектора, с другой стороны, отождествление интересов среднего класса с интересами «населения» (при явном отказе от ориентации на рабочий класс), и, наконец, представление о том, что защита социальной справедливости, даже если таковая морально оправданна, является фактором, сдерживающим экономический «прогресс».
