Другая проблема, которая привлекала на протяжении всех последних лет мое внимание, — это психиатрические репрессии, используемые органами КГБ как важное дополнительное средство подавления и устрашения инакомыслящих. Несомненна огромная социальная опасность этого явления.
Собранные в сборнике [2] документы отражают мое стремление привлечь внимание к этому кругу проблем.
Я чувствую себя в неоплатном долгу перед смелыми и нравственными людьми, которые являются узниками тюрем, лагерей и психиатрических больниц за свою борьбу в защиту прав человека.
Осенью 1970 года я совместно с В. Н. Чалидзе и А. Н. Твердохлебовым принял участие в основании Комитета прав человека. Этот наш акт привлек большое внимание в стране и за рубежом. Со дня основания в работе комитета принимал активное участие А. С. Вольпин. Впервые в нашей стране появилась подобная ассоциация, и ее участники не очень точно представляли, что и как им надо делать. Однако комитетом была проделана большая работа, в частности в изучении вопроса о принудительных психиатрических госпитализациях по политическим мотивам. В настоящее время в работе комитета участвуют И. Р. Шафаревич [3], Г. С. Подъяпольский и я. Само существование комитета как независимой от властей свободной ассоциации, так же как и существование несколько ранее созданной «Инициативной группы», для нашей страны имеет уникальное нравственное значение.
Сборник открывается Памятной запиской, которая была написана в первые месяцы 1971 года и в марте 1971 года направлена на имя Л. И. Брежнева. Памятная записка представляет собой по форме нечто вроде конспекта воображаемого диалога с руководством страны. Я не уверен, что эта форма литературно удачна, но зато компактна. По содержанию же я стремился к отражению своих позитивных требований в политической, социальной и экономической областях. Через пятнадцать месяцев, не получив никакого ответа, я опубликовал Памятную записку, дополнив ее Послесловием, которое представляет собой самостоятельное произведение. Я обращаю особое внимание читателя на него.
Публикуя Памятную записку, я не вносил исправлений в ее текст. В частности, я не изменил и трактовки проблемы советско-китайских отношений, о чем сожалею. Я не идеализирую и сейчас китайский вариант социализма. Но я не считаю правильной ту оценку угрозы китайской агрессии в отношении СССР, которая содержится в Памятной записке, во всяком случае китайская угроза не может служить оправданием милитаризации нашей страны и отсутствию в ней демократических преобразований.
Я уже говорил о тех документах сборника, которые связаны с защитой прав отдельных людей. Я узнавал в эти годы все большее число трагических и героических судеб, некоторые из них нашли свое отражение на страницах сборника. Документы этого цикла в основном не требуют комментария.
В апреле 1972 года я составил текст обращения к Верховному Совету СССР об амнистии политзаключенных и об отмене смертной казни. Эти документы были приурочены к пятидесятилетию СССР. Я уже писал, почему я придаю такое первостепенное значение первому из этих вопросов. Остановлюсь на втором. Отмена смертной казни — исключительно важный в нравственном и социальном отношении акт для любой страны. В нашей же стране с ее очень низким уровнем правосознания при широко распространенной озлобленности этот акт был бы особенно важен. Под обращениями удалось собрать около пятидесяти подписей. Каждая из них — это очень весомый нравственно-общественный акт подписавшего. Собирая подписи, я почувствовал это с особой силой. Гораздо больше людей отказалось, объяснения некоторых из них многое прояснили мне во внутренних причинах мыслей и действий нашей интеллигенции.
В сентябре 1971 года я обратился к членам Президиума Верховного Совета СССР с письмом о свободе эмиграции и беспрепятственном возвращении. Другое же выступление по этому вопросу — письмо Конгрессу США в сентябре 1973 года. В этих документах я обращаю внимание на различные стороны этой проблемы, в том числе на ту важную роль, которую ее положительное решение будет иметь для демократизации и повышения жизненных стандартов в нашей стране до уровня развитых стран. Пример Польши и Венгрии, где сейчас свободе выезда и возвращения не чинятся такие тяжкие препятствия, как у нас, может служить доказательством правоты этой мысли.
Летом 1973 года я дал интервью по вопросам общего характера, предложенным мне корреспондентом шведского радио Улле Стенхольмом. Интервью это вызвало широкий резонанс в СССР и за рубежом. Я получил несколько десятков писем, содержащих возмущение моей «клеветнической» позицией (следует иметь в виду, что письма противоположного характера обычно не доходят до меня). Советская «Литературная газета» опубликовала статью обо мне под названием «Поставщик клеветы». Корреспондент Улле Стенхольм, взявший у меня интервью и без искажений опубликовавший его текст, недавно лишен въездной визы и возможности продолжать свою работу в СССР, что является возмутительным нарушением прав честного и умного журналиста, ставшего другом нашей семьи. Не исключено, что последнее обстоятельство сыграло свою роль в учиненном с ним беззаконии. Интервью было устным, ни вопросы, ни ответы заранее не обсуждались. Это следует учитывать при оценке данного документа, представляющего собой непринужденный домашний разговор по весьма серьезным принципиальным вопросам. В этом интервью, как и в Памятной записке и в Послесловии, я вышел за пределы темы прав человека и демократических свобод и коснулся экономических и социальных проблем, которые, вообще говоря, требуют специальной, а может быть, и профессиональной подготовки. Но эти проблемы так животрепещущи для каждого человека, что я не раскаиваюсь в том, что они явились предметом обсуждения. Особое раздражение моих оппонентов вызвала характеристика строя нашей страны как государственного капитализма с партийно-государственной монополией и вытекающих из такого строя последствий во всех областях жизни общества.
Важные принципиальные проблемы разрядки международной напряженности в их связи с условием демократизации и открытости советского общества отражены в интервью августа — сентября 1973 года.
Мои выступления в последние годы проходили в условиях все возраставшего давления на меня и особенно на мою семью. В сентябре 1972 года был арестован наш близкий друг Юрий Шиханович. В октябре 1972 года с последнего курса университета исключена по формальному и надуманному предлогу при полной успеваемости дочь моей жены Татьяна, все попытки добиться ее восстановления были безуспешны. Весь год нас преследуют анонимными телефонными звонками с угрозами и нелепыми обвинениями. В феврале 1973 года в «Литературной газете» помещена статья ее главного редактора Чаковского, посвященная книге Гаррисона Солсберри. В этой статье я охарактеризован как крайне наивный человек, цитирующий Евангелие, «кокетливо размахивающий оливковой веткой», «юродствующий» и «охотно принимающий комплименты Пентагона» (все это в связи с моими «Размышлениями», которые впервые за пять лет таким образом упоминались на страницах советской печати). В марте я впервые вызван на беседу в КГБ (формально — под предлогом совместного с моей женой поручительства за нашего друга Юрия Шихановича). В июне в связи с подачей заявления поехать учиться по приглашению в США лишается работы муж Татьяны. В июле появляется уже упомянутая статья «Поставщик клеветы». В июле же сын жены Алексей, видимо по специальному указанию свыше, не допускается к поступлению в университет. В августе меня вызывает заместитель прокурора СССР Маляров. Основное содержание беседы — угрозы. Сразу же вслед за моим интервью от 21 августа о проблемах разрядки в советских газетах публикуются перепечатки из зарубежных коммунистических газет и письмо сорока академиков, объявивших меня противником смягчения международной напряженности. Затем — газетная кампания по всей стране с осуждением меня представителями всех слоев нашего общества. В конце сентября — визит в нашу, со всех сторон просматриваемую КГБ, квартиру лиц, назвавших себя членами организации «Черный сентябрь». Они угрожают расправой не только мне, но и членам моей семьи. В ноябре следователь — полковник КГБ — вызывает мою жену на повторные многочасовые допросы. Моя жена отказывается участвовать в следствии, но вызовы продолжались. Ранее моя жена публично заявила, что передала на Запад попавший в ее руки дневник Эдуарда Кузнецова, однако она считает себя вправе не рассказывать, как и что было сделано для его распространения. Следователь предупреждает ее, что ее действия подпадают под ответственность по статье 70 УК РСФСР со сроком наказания до семи лет. Мне кажется, что на одну семью этого вполне достаточно.
