Ознакомительная версия.
— Читая материалы по «делу ГКЧП», что-то много встречаешь несуразностей, ошибок следствия, предвзятости Прокуратуры РФ…
— Нарушений действительно много. Возьмем только срок содержания под стражей. После двух месяцев, разрешенных законом, 23 октября 1991 года следственная бригада меня из тюрьмы не выпустила. 17 июня с.г. закончился срок содержания под стражей, разрешенный на период следствия санкцией Генерального прокурора России. 18-го, согласно статье 11 УПК РСФСР, я должен был выйти из заключения. Увы… Так что не верьте, что мы живем в правовом государстве!
— Александр Иванович, расскажите, пожалуйста, о буднях «Матросской тишины»…
— Самым тяжелым для тех, кто находится в этой тюрьме, является отсутствие пространства. А если знаешь, что не виновен, что сидишь незаконно, — трудно вдвойне. Ты тут бессилен, замурован, словно в склепе, нет дневного света — днем и ночью горит электричество.
Распорядок четкий: подъем в 6 часов утра, затем завтрак, прогулка (один час двадцать минут). В 10 часов начинается ознакомление с материалами дела в специально оборудованных кабинетах. Затем обед, ужин (между ними — свободное время), в 22 часа — отбой. Если проводится следствие, то до 18.00. Утром я обычно делаю зарядку — 40–50 минут, и на прогулке выполняю отдельные упражнения. В остальное же время работаю, много пишу.
Добавлю, что в питании заключенных, конечно же, разносолов нет, но оно достаточно калорийное — в пределах утвержденной несколько лет назад Николаем Рыжковым нормы на одного человека в день: хлеб — 500 г, мука — 10 г, крупа — 120 г, мясо — 100 г, рыба — 100 г, жиры — 40 г, сахар — 30 г, картофель — 500 г, овощи — 250 г. Из этих продуктов в тюремной кухне готовят супы, борщи, каши, гуляши, компоты. Выручает и тюремный магазин, где подследственные два раза в месяц, без очереди, по приемлемым, но рыночным ценам, могут купить себе 100 г чая, 1 кг сахара, 500 г масла, 500 г конфет «Динамо», 1 кг печенья «Овсяное», 10 пачек сигарет «Краснопресненские», 10 коробков спичек. Свидания с близкими (не более двух взрослых родственников) — один раз в месяц по разрешению следователя. Положены и ежемесячные передачи: или сразу весом 12 кг, или дважды по 6 кг.
Кроме того, с 14 января по 12 марта с.г. я знакомился с материалами дела. С 12 августа прокуратура снова возобновила следствие, но я отказался в нем участвовать. И так поступили все. А следственная бригада добавила к имеющимся 125 томам еще 15. Так что с середины сентября и до 23 октября пришлось-таки снова знакомиться с делом, кое-что попутно перечитывая из старого «досье». А теперь занимаюсь анализом материалов, изучаю право, подготовил статью для средств массовой информации. Рабочий день длится порой 12–13 часов. Привык. Такой режим установился у меня с первых дней заточения. Да и как иначе? Постоянно нужна информация из газет, радио, недавно даже разрешили смотреть телевизор. В камере со мной обычно находится еще человек или два. Главное — не распускать себя, не терять силу воли, бороться всеми возможными средствами. Пока это мне удается.
— Вы одним из первых прочитали тома следствия по делу. Каковы ваши впечатления? Все ли отражено так, как было на самом деле? Что, на ваш взгляд, остается «за кадром» или «недоговаривается?»
— Наше дело, конечно, неординарное. В практике СССР подобных еще не было. Полтораста томов! Если говорить о моей точке зрения, то красная цена этому делу (по объему) — 45–50 томов, не больше. А остальное — ненужная макулатура, натащенная, видимо, для того, чтобы показать проделанную «работу», ее «громадность», значимость, убедить в этом суд, если он, конечно, когда-нибудь состоится.
Есть много четких и нелицеприятных вопросов, которые стоят перед организаторами нашего дела, но чем дальше события 1991 года, тем труднее будет им отвечать. Известно, например, что отечественное судопроизводство стоит на четырех «китах» — объект и субъект преступления, объективная и субъективная сторона преступления. Если не хватает хотя бы одного «кита» — нет и преступления.
А что вменяют нам, «заговорщикам»? Смещение Президента СССР, образование ГКЧП с передачей ему всей полноты власти в стране (захват власти), чем мы-де посягнули на государственность.
Стоп. 19–21 августа 1991 года никто ни у кого власть не захватывал. Во-первых, Михаил Горбачев находился в отпуске и, исходя из равенства всех граждан перед законом, работать был не должен, его обязанности в то время исполнял вице-президент (это по Конституции). Во-вторых, все три власти в СССР — законодательную, исполнительную, судебную — никто не упразднял, они функционировали и 19–21 августа, от сельсовета до Кремля. Все работали! В-третьих, не был смещен с поста ни один государственный руководитель.
Что касается объекта преступления — государственности, то ее уже нет: в декабре 1991 года СССР ликвидировался. Бывший президент страны отрекся от кресла, так кто же кого свергал, чью власть мы отбирали? О каком преступлении можно сейчас говорить? Ни о каком. Перед нами — юридический нонсенс.
В отношении меня также не существует ни объективной, ни субъективной стороны преступления. События 19–21 августа проходили независимо от меня, я на них повлиять не мог. Умысла никакого нет. Даже следственная бригада утверждает, что Тизяков в ночь с 18-го на 19-е в Кремле не был, как же я мог осуществить «заговор»?
Я не преступник. Это ясно, как Божий день, о чем уже десятки раз писал и следствию, и Генеральному прокурору России. В ответ же — отписки: «Вашу невиновность может доказать только суд». И все!
— Известно, что за досрочное освобождение из-под стражи Василия Стародубцева хлопотали народные депутаты, адвокаты, пресса, общественность. Чувствуете ли вы подобную поддержку?
— Ну, меру пресечения не изменили не только мне, но и другим. Во-вторых, организаторы «дела ГКЧП» никак не могут свести концы с концами. Не случайно уже третий раз (!) меняется суть обвинения. 23 декабря 1991 года заместитель Генерального прокурора Евгений Лисов прекратил дело «по измене Родине», ибо всем стало понятно, что это — полный абсурд. Зато верхи присвоили себе функции законодателей, вменив нам новую статью. Я и другие «гэкачеписты» обжаловали обвинение. Но лишь через восемь месяцев (!) Генеральный прокурор РФ «прозрел» и отменил постановление Лисова, одновременно создав другую статью УПК, позабыв, что формула обвинения должна точно соответствовать закону, что норму права может изменить или сформулировать только парламент.
Это еще раз говорит о том, что никакого «заговора» и в природе не было. Вот почему мечется из угла в угол Прокуратура России, решая задачу, как побойчее организовать «громкое» дело — особенно сейчас, в сложное время, при напряженной социальной ситуации в стране. Вот почему боятся уменьшить численность нашей «команды», не реагируя на призывы общественности, в том числе — Ассоциации государственных предприятий…
Между тем наше «дело» начинает все больше волновать членов Верховного Совета РФ, многих россиян, жителей СНГ. Разве могут, к примеру, участники Великой Отечественной войны спокойно стоять в стороне, когда их товарищи по окопам — генерал Варенников, главнокомандующий сухопутными войсками, живая легенда, воин, который нес Знамя Победы на известном параде 24 июня 1945 года, маршал Язов, которого зовут «изменником Родины», а он всю жизнь отдал укреплению ее обороноспособности и безопасности, — томятся в тюрьме? Разве это справедливо?
Тех, кого сегодня обвиняют в захвате власти, хотели вовсе не этого, власти у них было с избытком, речь идет о народе, что с ним стало, о спасении страны.
— А будь вы премьер-министром, поступили бы так же, как Егор Гайдар, или у вас имеется свой взгляд на переход к рынку?
— Вопрос, как я понимаю, с подвохом. Опять-таки о власти. Но если бы мне была нужна высокая должность, то я мог ее получить до ГКЧП. Еще в конце 1990 года меня приглашал к себе на работу, на пост первого заместителя Председателя Совета Министров РСФСР, Иван Силаев. Это знают все — руководство Ассоциации госпредприятий, коллектив моего родного завода. Я, однако, тогда отказался.
Больше того, моя кандидатура обсуждалась на должность премьер-министра СССР у президента страны, что, кстати, подтверждает бывший советник Горбачева академик Виктор Петраков (см. газету «Труд» от 6 сентября 1991 года). Михаил Сергеевич всерьез зондировал мою позицию, разговаривал со мной. Но я снова сказал «нет». А взамен предложил посмотреть на другого директора, и президент, знаю, вызывал его на беседу, но назначить премьером почему-то не решился, определив того в замы к Павлову. Хотя и это назначение, в конце концов, сорвалось.
Вы спросите меня: а почему, собственно, я «ушел» от очевидной выгоды, столь заманчивых предложений? Ответ очень прост: я не мог изменить и оставить родной коллектив завода, в котором проработал 35 лет, из них 15 — во главе предприятия. Правда, как видно из свидетельских показаний моих бывших сослуживцев, работники ЗИКа неадекватно оценили мою роль и позицию в дни августовских событий, некоторые пошли на поводу у кучки крикунов…
Ознакомительная версия.
