Тогда в Европе стало складываться ощущение восточной границы Запада, за которой находится таинственный чужой. Русофобия стала формироваться как большой идеологический миф. В первой половине XVI в. писатель Возрождения Рабле ставил в один ряд «московитов, индейцев, персов и троглодитов». Большие культурные силы для идейного и художественного оформления русофобии были собраны с началом первой войны России и Европы, получившей название Ливонской (1558-1583). Считается, что эта война окончательно обозначила для западного человека восточные пределы Европы. Европа кончалась за рекой Нарвой и Псковским озером.
Ливония была объявлена «восточным бастионом» цивилизации, в союзе с Ливонским орденом выступили Литва, Польша, Дания и Швеция, много наемников из всей Европы. Русские были представлены дьявольскими силами, наползающими с Востока. Можно сказать, что на этом этапе идеологи русофобии уже отдавали себе отчет в евразийском характере возникающей Российской империи. Во время Ливонской войны татарская конница составляла существенную часть русского войска, а одно время касимовский хан чингизид Шах-Али (Шигалей) даже командовал всей русской армией [17, с. 18].
На Западе было объявлено, что цель России в Ливонской войне — «окончательное разрушение и опустошение всего христианского мира». Был выдвинут лозунг «Священной войны» Европы против России. Тогда была создана первая развитая технология психологической войны. Было широко использовано книгопечатание и изобретен жанр «летучих листков» (листовок). Это короткие иллюстрированные тексты для массового читателя. Они были дешевы, написаны простым образным языком и охватили значительную часть населения. Для создания в листках черного образа русских были применены все художественные средства описания зла, найденные Возрождением. Главные из них такие.
Прямо или косвенно русских представляли через образы Ветхого Завета. Спасение Ливонии сравнивалось с избавлением Израиля от фараона. Утверждалось, что русские — это и есть легендарный библейский народ Мосох, с нашествием которого связывались предсказания о Конце Света. Говорилось, что московиты есть искаженное слово «мосох»: «Потому что Мосох или москвитянин означает, не больше ни меньше, как человек, который ведет страшную жизнь, напрягает, протягивает свой лук и хочет стрелять; то же делают и москвитяне». Или, у другого автора: «Нечему удивляться, т. к. сам народ дик. Ведь моски названы от Месха, что означает: люди, натягивающие луки».55
Другая тема — «азиатская» природа русских. При изображении зверств московитов использовались те же эпитеты и метафоры, как и при описании турок, их и рисовали одинаково [15].
Особо надо сказать о черном мифе об Иване Грозном, который создавался с XVI в. Фигура Ивана IV должна была символизировать российское государство вообще, на все времена. Его устойчиво определяли как тирана, так что слово «тиран» стало нарицательным для определения всех правителей России в принципе. Масштаб этого мифа и его идеологического применения таковы, что, по выражению немецкого историка, он с XVI в. по наши дни составляет «нерв русской истории».
Отметим лишь несколько мотивов этого большого мифа. Первый — патологическая жестокость, невиданная на Западе. Масштабы казней при Грозном преувеличены на два порядка (в десятки и сотни раз). С самого начала была дана и качественная оценка — царь Московитской державы «превосходит своей жестокостью Нерона, Калигулу… и, наконец, всех тиранов, которые описаны и ославлены историками, а также поэтами».
Большая литература посвящена красочным деталям зверстр царя. В первой биографии Грозного, изданной на Западе (1585), говорится, что он любил играть в шахматы и проигравшим отрезал уши, нос и губы. Тех, кто отказывался играть, убивали сразу. В Ливонии царь «сжигал и убивал все, что имело жизнь и могло гореть, скот, собак и кошек, лишал рыб воды в прудах, и все, что имело дыхание, должно было умереть и перестать существовать».
Особый жанр разоблачений «Тирана Васильевича» называется «Тиранство над женщинами». Тут рассказы об изнасилованиях и похищениях женщин. Когда они царю надоедали, их возвращали мужьям, подвешивали над обеденным столом и заставляли бедного мужа кушать за этим столом. На улице знатные женщины при проезде царя должны были задирать подол и стоять так, пока не проедет вся свита.
Третий важный раздел — антихристианский и «азиатский» характер Грозного. Он обычно изображался на Западе в костюме турецкого султана, часто с пикой в руке, на которую насажена отрубленная голова. Писали о его гареме из 50 жен, причем надоевших он убивал самыми изощренными способами.
Конечно, жестокостей и зверств хватало, таковы были нравы. Сам же Иван Грозный в этом каялся. Но так ли отличалась в этом Россия от Запада? Не только западные обыватели в массе своей, но и многие в России уверены, что по сравнению с Европой Россия Ивана Грозного была чуть ли не людоедской страной, где кровь лилась рекой. И это убеждение стало символом веры, его не поколебать разумными доводами. Если такому человеку сказать, что за 37 лет царствования Грозного было казнено около 3-4 тысяч человек — гораздо меньше, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже тех же лет, он не возразит, но его убеждение нисколько не поколеблется. Нисколько не смутится он, если напомнить, что в тот же период в Нидерландах было казнено около 100 тысяч человек. В Англии тогда как раз проводилось «огораживание» — сгон крестьян с их земли и «приватизация» этой земли лендлордами (помещиками). Многие согнанные с земли крестьяне уходили бродяжничать. При Генрихе VIII без суда и следствия было казнено около 72 тысяч таких бродяг. Все это известно, но многие не могут отказаться от образа России как «империи зла». Такова сила черных мифов.
На Западе образ Грозного использовали, по контрасту, для восхваления своих государств. Выходили, например, книги о политическом строе — и тут же «симметричная» книга «О Российском государстве» (1583). Автор пишет, что цель — показать противоположный режим: «Подлинное и странное лицо тиранического государства, так непохожего на наше, без истинного знания о Боге, без письменного законодательства, без социальной справедливости».
Заметим, что точно так же использовался образ Грозного и у нас в перестройке.
На Западе изложение «мифа Грозного» часто завершалось планами военной интервенции в Московию — чтобы «освободить народ, ставший жертвой тирана». Эти планы замечательны и местами остроумны. В одном из них предусмотрен такой хитрый ход: в оккупированной России повсюду должны строиться каменные немецкие церкви, а для московитов — только деревянные. Они быстро сгниют, московитам придется ходить в каменные немецкие, и так они незаметно для себя сменят религию.
После Ливонской войны русофобия полтора века питалась наработанными штампами и мифами. Самое популярное на Западе описание России в XVII в. было сделано Олеарием, который путешествовал в поисках торгового пути в Персию. Его отчет был издан по-немецки в 1647 г. и затем непрестанно переиздавался почти на всех западных языках. Олеарий писал: «Наблюдая дух, нравы и образ жизни русских, вы непременно причислите их к варварам». Затем он по шаблону осуждал русских за недостаток «хороших манер» — за то, что «эти люди громко рыгают и пускают ветры», за «плотскую похоть и прелюбодеяния», а также за «отвратительную развращенность, которую мы именуем содомией», совершаемую даже с лошадьми. Он также предупреждал будущих инвесторов, что русские «годятся только для рабства» и их надо «гнать на работу плетьми и дубинами».
Вольтер, проявлявший с 1745 г. большой интерес к Петру Великому и желавший написать историю его царствования, получил этот заказ от Елизаветы. Работа началась в 1757 г., из России Вольтеру доставлялись исторические материалы. Ломоносов писал критические замечания на текст Вольтера и готовил часть материалов, посылавшихся Вольтеру. Исправления, касающиеся фактической стороны дела, Вольтер принимал, но Ломоносов жаловался на общую тенденциозность. В смягченной форме Вольтер следовал той установке, которую выразил раньше в своей «Истории Карла XII, короля Швеции».
Там он писал: «Московия, или Россия… оставалась почти неизвестной в Европе, пока на ее престоле не оказался царь Петр. Московиты были менее цивилизованы, чем обитатели Мексики при открытии ее Кортесом. Прирожденные рабы таких же варварских, как и сами они, властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных. Древний священный закон воспрещал им под страхом смерти покидать свою страну без дозволения патриарха, чтобы не было у них возможности восчувствовать угнетавшее их иго. Закон сей вполне соответствовал духу этой нации, которая во глубине своего невежества и прозябания пренебрегала всяческими сношениями с иностранными державами» [19].
