Потому, что «во всех передовых странах война ставит на очередь лозунг социалистической революции, который становится тем насущнее, чем больше ложатся тяжести войны на плечи пролетариата, чем активнее должна будет стать его роль при воссоздании Европы, после ужасов современного «патриотического» варварства».
Из приведенных выше цитат становится ясно, что "поражение собственного правительства в войне" В.И.Ленин видит в крахе царизма, причем не только в России, но и в других странах-участницах конфликта. По сути его идеи мало чем отличаются от мыслей великого князя Николая Михайловича, предрекавшего примерно в то же время в своем дневнике: "Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирнаго социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны".
Тезис о превращении войны империалистической в войну гражданскую также получает совсем другое звучание. Речь идет о "гражданской войне против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран", что является очевидной аллегорией революции, а вовсе не призывом к братоубийству. Никакого отношения к реальной Гражданской войне, разразившейся в России в 1917-1922 годах, эти строки не имеют.
Нельзя, однако, отрицать интернационализм большевиков. Тезис "пролетариат не имеет отечества" действительно являлся неотъемлемой частью марксизма, он был сформулирован К.Марксом и Ф.Энгельсом в "Манифесте коммунистической партии". И если обратиться к первоисточнику, становится понятно, что и здесь все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.
В первой части Манифеста основоположники марксизма ведут речь о взаимоотношениях пролетариата и буржуазии, о том, как и на каких основаниях происходит объединение пролетариата для отстаивания своих прав:
"Пролетариат проходит различные ступени развития... Сначала борьбу ведут отдельные рабочие, потом рабочие одной фабрики, затем рабочие одной отрасли труда в одной местности против отдельного буржуа..."
«Ему [объединению пролетариата], - продолжают Маркс и Энгельс, - способствуют все растущие средства сообщения... Лишь эта связь и требуется для того, чтобы централизовать многие местные очаги борьбы, носящей повсюду одинаковый характер, и слить их в одну национальную, классовую борьбу».
"Борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной,- подчеркивают они. - Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией».
Слова о пролетариате, не имеющем отечества, встречаем во второй части Манифеста, посвященного целям коммунистической партии:
«Далее, коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет. Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса, конституироваться как нация, он сам пока еще национален...
Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни.
Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение...
В той же мере, в какой будет уничтожена эксплуатация одного индивидуума другим, уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой.
Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой».
Речь, таким образом, идет о далекой перспективе, но и в этом случае подразумевается не "полное уничтожение наций", а устранение "враждебных отношений наций между собой" после победы мировой пролетарской революции. На этапе же классовой борьбы, напротив, подчеркивается именно национальная борьба пролетариата за свои права. Излишне напоминать, какие условия считает марксизм приемлемыми для осуществления мировой революции. Они не созданы до сих пор.
Слова "пролетариат не имеет отечества" здесь - яркая фраза, шокирующий элемент, который, возможно, имеет право на жизнь с экономической точки зрения (внимательный читатель наверняка заметил, что основные постулаты марксизма явно игнорируют все остальные сферы человеческой жизнедеятельности, кроме чисто экономических отношений - это свойственно, кстати, и либерализму с его "невидимой рукой рынка", которая "все расставляет по местам"), но опровергается уже в первых строках разъяснения, и дезавуируется выводом.
Декларируемый интернационализм большевиков, тем не менее, примененный к конкретным обстоятельствам, сыграл принципиальную роль в борьбе с лавинообразно растущим национализмом окраин разваливающейся России. В тот конкретный момент он обезоружил национальные элиты, особенно в противопоставлении идеям Белого движения, которое до последнего держалось концепции единой и неделимой России. Когда в 1920 году оно осознало свою фатальную ошибку, лишь увеличившую центробежные силы в стране, и стало "федеративным", было уже поздно – от него отвернулись не только национальные образования, но и казаки, не желавшие уступать своего самоуправления.
С большевиками, напротив, национальные элиты оказались в весьма странном положении – им дозволялось самоопределение, они могли черпать легитимность из "признания" большевиков (или, напротив, идти на сотрудничество с оккупантами - к собственной беде), однако не менее легитимное признание получали и требования народов этих территорий. Местные Советы, выступая с коммунистических позиций, могли включать в свои программы и национальный фактор. Итог закономерен: повсеместно национализм местных элит проиграл Советам. К 1922 году страна была собрана заново, исключая Финляндию (в которой, в результате собственной гражданской войны, верх одержали белофины - победи Куусинен, ситуация могла сложиться и по другому), а также Польшу и Прибалтику, чьи границы гарантировали страны Антанты, активно создававшие вокруг Советской России "санитарный кордон" государств-лимитрофов.
«Технологию процесса» большевиков раскрывает в своих лекциях доктор исторических наук профессор Д.Фурман:
«Русские «белые» в качестве одного из основных своих лозунгов приняли лозунг о единой и неделимой России, то есть речь шла о восстановлении имперского пространства. Борясь под лозунгом единой и неделимой России, они создали себе врагов в лице всех национальных движений, которые возникли в этот период на имперском пространстве.
Большевики совершенно искренне не желали восстановления империи. То государство, которое они создавали, которое они видели, в их сознании не было преемником старого государства. Это было началом чего-то принципиально нового … Именно это и позволило сохраниться имперскому российскому пространству. Интернационализм большевиков разоружал все национализмы. Большевики искренне были готовы принять и воплощать в жизнь все националистические программы, которые вообще возникли на территории Российской империи.
При одном условии. Это условие для националистов в то время могло казаться не самым важным. Сейчас нам оно кажется самым важным, тогда это могло быть по-другому – господство коммунистической партии большевиков.
Для какого-нибудь азербайджанского националиста, основная идея которого заключалась в том, чтобы сделать каким-то образом нацию из аморфной массы, сделать азербайджанский язык, научить всех говорить на хорошем азербайджанском языке, дать всем национальное самосознание – в конце концов не так важно, если большевики сделают это под своими лозунгами, да и лозунги не такие уж плохие.
Именно этот страстный интернационализм, именно страстное нежелание восстанавливать империю позволили ее восстановить. И искреннее желание восстановить империю не позволило белым сделать это» [228].
Как бы то ни было, ни одной национальной, патриотической, социалистической или другой силе, несмотря на риторику и обвинения в адрес большевиков, осуществить пересборку российского государства не удалось. Попытки предпринимались эсерами с формированием правительств и директорий (коалиционных правительств), наиболее серьезную заявку сделало в ходе Гражданской войны Белое движение, однако в этой политике большевики-интернационалисты переиграли всех.
Часть 4. Гражданская война
Глава 29. Кто разложил государство и армию?
Краткой и, одновременно, емкой характеристикой ситуации, сложившейся в стране после Февральской революции, будет слово хаос. Временное правительство, волею обстоятельств оказавшееся у власти, не имело опыта государственного управления. Вся политическая деятельность его членов ранее была сосредоточена в стенах Государственной думы и заключалась, преимущественно, в критике правительства. Оказавшись у власти, они начали с систематического уничтожения структурных элементов старого режима. Действовать в этом ключе им было тем проще, что того же - "искоренения царизма" - требовала и революционная масса.
