— В этом году на приобретение музеями экспонатов был выделен 1 млрд. руб. По какому принципу шло распределение этих средств? Сколько планируется выделить на 2015 год?
— Распределением средств занимаются экспертные комиссии. В этом году много покупали, в том числе и предметы современного искусства. Но в целом, честно говоря, я не очень удовлетворен работой. На мой взгляд, мы оказались к ней не готовы. Не всегда закупки идут через аукционы у продавцов «первой руки», часто идет перекупка у российских арт-дилеров, вздуваются цены, отсюда много взаимных склок, жалоб, обвинений, подозрений в ангажированности экспертов и даже чиновников министерства. С некоторыми мы даже расстались за это время, дошло и до этого. Говоря откровенно, мне кажется, что закупка музейных ценностей должна впредь носить эксклюзивный характер. Наши собрания в музеях переполнены, экспонируется 4–5 % от всех коллекций, а иногда и меньше. Остальное в запасниках.
На мой взгляд, наоборот, надо пытаться максимально выставлять то, что находится в запасниках, развивать филиальную сеть, и этим мы сейчас занимаемся. А тратить федеральные деньги на закупки бессистемно — неправильно. Тем более сейчас, в период кризиса.
— То есть будет меньше денег на закупки? Их сильно сократят?
— Да, сильно. Речь пойдет только об эксклюзивных вещах.
— А что касается экспонатов современного искусства?
— Я ничего против этого не имею. Но считаю, что нужно покупать то, что, условно говоря, всегда можно продать. То, что будет только дорожать. Нельзя покупать то, ценность чего сомнительна. А что касается поддержки современного искусства — в театре, в живописи, — в 2014 году мы ведь удвоили финансирование проектов. И в следующем году это постараемся сохранить.
— Кстати, когда будет окончательно сформирован бюджет?
— Сейчас вносятся последние уточнения. Бюджеты театров, музеев, библиотек довольно существенно выросли за последние годы. В том числе за счет «внебюджетки» и дополнительных средств на повышение заработной платы. И сейчас наша задача сделать так, чтобы государственное субсидирование наших учреждений в 2015 году не уменьшилось.
— Закон о меценатстве, который должен привлечь в сферу культуры дополнительные средства, был наконец-то принят в этом году. Когда он, по вашему мнению, заработает в полную силу?
— Очень важно вернуть традиции чествования меценатов в России на высшем уровне. На уровне присвоения высоких государственных наград, личного внимания первых лиц государства, города.
А вообще, благотворительность никогда не может быть вызвана соображениями экономической выгоды, это всегда внутренняя потребность, которую надо максимально поощрять.
— А будут ли все-таки у меценатов какие-то преференции в смысле бизнеса?
— А это уже следующая история. Безусловно, определенное налоговое поощрение для меценатства должно быть. И нынешний закон пока больше декларация, он нуждается в экономическом разделе. Это прекрасно понимают и Валентина Ивановна Матвиенко, и Сергей Евгеньевич Нарышкин. Соответствующие инициативы обязательно будут вноситься.
— Какие еще законопроекты будут внесены в следующем году?
— Самое главное — должен быть принят закон «О культуре».
— Так ведь это уже получается не ваш закон, а Комитета по культуре Госдумы.
— На самом деле депутатский законопроект соответствует нашему тексту на 80 %. Однако для нас главное «не шашечки, а ехать». Поэтому какая разница, кто будет формальным разработчиком? Главное, чтобы документ оказался стоящим.
— Это не рассорило вас с Комитетом по культуре? Елена Драпеко довольно жестко высказывалась по поводу варианта, предложенного Минкультуры.
— На тот момент Елена Григорьевна просто была не в курсе решения, которое мы приняли на совещании под председательством Валентины Ивановны Матвиенко с участием Станислава Сергеевича Говорухина и Зинаиды Федоровны Драгункиной. А именно тогда мы решили, что готовы взять за основу депутатский законопроект и вносить в него свои поправки. При условии, что депутаты также дополнят свой законопроект некоторыми положениями из нашего, а также внесут поправки в иные законы, которые стоит менять параллельно.
Это должно быть пакетное внесение. Так что никаких авторских амбиций у нас нет. Повторюсь, вопрос только в том, что закон должен быть полезным, а не декларативным. И, на мой взгляд, то, что сейчас предлагается, достаточно полезно.
— После вашего отчета в Госдуме многие СМИ процитировали слова критикующего вас Иосифа Кобзона. Как вы думаете, удастся ли вам прийти к взаимопониманию с Иосифом Давыдовичем?
— Иосиф Давыдович, когда мы встречались с депутатами фракции «Единая Россия», высказал мне претензию, что не может до меня дозвониться. Я тысячекратно и совершенно искренне извинился и с удивлением спросил у других депутатов, кто еще не может дозвониться. Ни одной поднятой руки не было.
— В последнее время вы часто и в довольно жесткой форме говорите, что министерство не будет финансировать проекты людей, занимающих «антигосударственную» позицию. Но почему именно сейчас? Ведь раньше же финансировался «Артдокфест» Виталия Манского, хотя сам он давно высказывает свои взгляды. Что произошло?
— В общем, сам я всегда, с первого дня работы в министерстве, проводил такую политику. Другое дело, всегда считал и считаю, что надо называть вещи своими именами. Не хочу врать: мол, фестиваль Манского «эксперты не одобрили». Эксперты — это полдела. Это и моя принципиальная позиция. И все, точка.
— Но нет ли в этом вашего субъективизма?
— Вся наша жизнь субъективна. И мнение экспертов тоже. Манский далеко не вся российская документалистика. Посмотрите, что пишет пресса по поводу победителей последнего фестиваля. Про живописание бомжей на подмосковных помойках или историю про Донецк, ДНР, рассказанную, как пишут рецензенты, «с изящным британским юмором». Не пойму, правда, чего изящного или смешного находят документалисты в человеческой трагедии.
И уж совсем неприличная, извините, история с высказываниями Манского о собственных соотечественниках в украинских СМИ. А постоянная апелляция Манского к Лени Рифеншталь вообще пугает. То ли слава ее не дает покоя, то ли размер финансирования, но я не готов разбираться в его подсознательном.
— А какова сейчас ситуация с так называемым скифским золотом? Правда ли, что голландцы пролонгировали страховку на коллекцию из крымских музеев до решения суда. Министерство следит за ситуацией?
— Да, там все отложилось до решения суда, чтобы этот вопрос не подвергался излишней политизации. Это спор между крымскими музеями и украинским Минкультом. Поскольку музейный фонд един и неделим, любое изъятие чего бы то ни было из фонда, тем более третьей стороной, стало бы актом безусловной кражи. Моя частная позиция: если суд примет решение в пользу Украины, то юридически это будет на уровне революционных экспроприаций большевиков. Но еще раз подчеркну: Минкультуры России в этом процессе никак не участвует.
— Не повлияет ли дело ЮКОСа на дальнейшие обменные выставочные процессы? Сейчас многие организаторы выставок опасаются, что наши экспонаты будут арестованы в европейских странах, а потому боятся их вывозить.
— К счастью, прецедентов такого рода нет, хотя опасения, действительно, есть. Музейный обмен держится на доверии между музеями. К примеру, к 250-летию Эрмитажа Британский музей передал для выставки одну из знаменитых древнегреческих статуй Парфенона, которая никогда не вывозилась за пределы Великобритании. Британцы опасаются, что ее могут арестовать греческие власти (греки до сих пор считают ее похищенной в стародавние времена с территории своей страны). Но кредит доверия между Британским музеем и Эрмитажем, получается, выше, чем между Великобританией и странами Евросоюза.
Это тонкая материя. Если каким-то образом какие-то музейные экспонаты будут арестованы, поверьте, это вызовет катаклизм на рынке международных выставочных обменов.
— А с Украиной что? Вы неоднократно говорили, что Россия не будет что-то запрещать, готовить ответные черные списки украинских деятелей культуры. А культурные обмены будут продолжаться?
— Те времена, когда мы часто дружески обедали с украинским министром культуры, к сожалению, прошли. Они живут своей жизнью. Бог даст, наладится когда-нибудь.
Зато в этом году мы самостоятельно широко отметили 200-летие Тараса Шевченко в России: были конференции, издание книг, открытие памятника. Для нас Шевченко и Лермонтов — фигуры одинаково близкие.
