Конституционный суд долго тянул, не решаясь дать ответ на этот небезопасный вопрос, и в самом конце 1999 года, уже зимой, в два этапа рассмотрел его. Ну что я должен сказать по этому поводу? Впечатление осталось у меня грустное и, я бы сказал, пакостное. Конституционный суд выполнил заказ, как в давние времена выполняли заказы (или заседания) «партии и правительства». В самый канун заседания председатель Конституционного суда Марат Викторович Баглай встретился с Ельциным. И хотя Баглай отрицает, что разговор обо мне шел, в это трудно поверить. Как бы то ни было в результате Ельцин приравнял конституционных судей по своему обеспечению, по льготам и денежному довольствию к вице-премьерам российского правительства. Таким образом, Конституционный суд в своем большинстве оказался куплен, иначе это не назовешь.
Хотя результаты голосования 10 на 8 показали, что не всех судей можно купить. 10 – в пользу позиции президента, 8 – в мою. Плюс еще один голос в мою пользу – заболевшего Николая Трофимовича Ведерникова. Если разобраться, не больно-то большой перевес. Судья Виктор Осипович Лучин, специалист высочайшего уровня и принципиальнейший человек, вообще написал особое мнение, кардинально расходившееся с точкой зрения суда и в пух и прах разбил доводы судьи-докладчика.
Докладчиком была Тамара Георгиевна Морщакова, и этот факт определил очень многое: на судью-докладчика всегда ориентируются члены суда. Морщакова известна как ярый сторонник Ельцина, она не только последовательно поддерживала все его акты, но и была автором концепции скрытых полномочий президента: он, как гарант, дескать, все может, на все имеет право. В своем докладе она проигнорировала даже факт, что такая мера, как отстранение от должности, может быть принята только после предъявления обвинения. А обвинение мне предъявлено не было!. Так как же можно отстранять человека от должности, если на него льют напраслину, бездоказательно обвиняют, – ведь точно так же, как, скажем, в злоупотреблении служебными полномочиями, меня можно было обвинить и в шпионаже в пользу Мадагаскара, и в массовом отстреле тюленей на Чукотке, и в том, что под Красноярском сгорел керосиновый склад. Человека можно снять только за то, что не нравятся его зубы или нос. Это же нонсенс! Абсурд!
Но у нас любой абсурд, если он исходит сверху, обретает форму едва ли не закона.
Дело свое в Конституционном суде я проиграл. Но оно еще не закончено, еще будет несколько дел, и я их обещаю. И дела, связанные с предательством моих бывших товарищей по прокуратуре, и с клеветой, и с шантажом, и со многими другими вещами, о которых я не могу без содрогания думать.
Собственно, осень эта началась весной, плавно перетекла в лето и только потом стала осенью.
Все лето кремлевская администрация пыталась довольно откровенно сломать мне шею, угрожая уголовными преследованиями. Опубликовала уничижительные статьи в газетах и давила через суды – чего только не делала…
Летом в Кремле, в волошинском кабинете сошлись четверо: Усс и Собянин из Совета Федерации, сам Волошин и я. Собрались, конечно, для того, чтобы мирно поговорить, но «мирная инициатива» закончилась ничем: Волошин повел себя агрессивно.
– Не прибегайте к нечистоплотным методам борьбы со мною, – предупредил я. – Моему терпению может прийти конец.
– Это что, угроза?
Собянин и Усс пытались вмешаться, но это было бесполезно.
Вторая попытка навести мирные мосты была предпринята Владиславом Фадеевичем Хижняковым – представителем президента в Совете Федерации. Он, степенно оглаживая свои пышные казацкие усы, довольно дружелюбно выслушал меня, задал несколько вопросов, уточняя «дислокацию», и сказал:
– Я считаю, в вашей позиции есть резоны, я готов довести их до Волошина.
Я понял, что на Волошине эта попытка и закончится. Хотя сам Хижняков мне показался человеком приятным и понимающим.
Тон летней травле задал, конечно, Владимир Владимирович Путин, который, переводя невнятное высказывание Ельцина на русский язык, заявил:
– Позиция Бориса Николаевича по Скуратову не изменилась.
Мне отказали в выезде в Швейцарию – там собралась провести свою конференцию Международная ассоциация криминологов и криминалистов. Мне предложили сделать доклад о коррупции.
Я согласился, но в Швейцарию меня не пустили – долго тянули с выдачей общегражданского паспорта, а когда я отдал его в посольство на визу, паспорт аннулировали. Я спросил, в чем дело.
– Паспорт оформлен неправильно. Есть кое-какие технические погрешности.
– А если я все-таки попробую с ним уехать?
– Вас завернут назад на границе.
Когда я получил второй паспорт, конференция уже закончилась. Я сравнил новый паспорт с ксерокопией того, что у меня изъяли, и никаких различий не обнаружил.
Не выпустили меня из страны, конечно, Демин и Рушайло. Плюс, естественно, МИД.
МИД России разрушил и мою официальную поездку в Швейцарию по приглашению Карлы дель Понте – предупредил МИД Швейцарии, что если Скуратов появится в этой стране как Генпрокурор, то российско-швейцарские отношения сильно ухудшатся, а планирующийся визит Ельцина в Швейцарию будет отменен.
Швейцарский МИД надавил на Карлу дель Понте, та, в конце концов, сообщила мне:
– Я не могу принять вас на государственном уровне, могу принять только как частное лицо.
И от этой поездки в Швейцарию пришлось отказаться.
* * *
Параллельно с этим была проведена жесткая линия на выдавливание моих сторонников с их мест, а то и вообще из органов прокуратуры.
Так, Михаила Борисовича Катышева, принципиальнейшего руководителя, отстранили от руководства главным следственным управлением. На его место был поставлен Владимир Иванович Минаев.
Кто такой Минаев?
Я когда-то принимал его на работу – он запросился к нам переводом из московской милиции, где был заместителем начальника следственного комитета. В кабинет ко мне Минаева привел все тот же Розанов – он, оказывается, с Минаевым был дружен. Поговорил я с Владимиром Ивановичем минут десять, не больше, – Розанов охарактеризовал его как блестящего следователя, который украсит любую прокуратуру, – и сказал, что раз Александр Александрович так считает, то пусть оформляет перевод. Не доверять заму по кадрам у меня не было оснований.
Позже выяснилось, что в московской милиции у Минаева сложилась следующая ситуация: специалистом он был не лучшим и ему предложили подыскать новую работу. Он вспомнил о прокуратуре и побежал к Розанову.
Рядом с Катышевым этого человека совершенно не было видно. А сейчас он попал на первые роли – стал начальником управления, которым руководил Михаил Борисович. И начал выполнять черную работу по моей дискредитации. Самым же печальным явилось то, что Кремль, сделав ставку на Минаева, так и не понял: это провал. Жена Минаева неоднократно помогала солнцевским бандитам и была на этом поймана, у следствия есть подозрения, что помогала небезвозмездно, сам же Минаев для неслужебных целей использовал служебную информацию. И этот человек стал главным кремлевским рупором по моему обвинению.
Владимира Ивановича Казакова освободили от должности начальника управления по расследованию особо важных дел, Владимира Дмитриевича Новосадова – от должности начальника отдела по надзору за расследованием особо важных дел, генералов Юрия Муратовича Баграева и Сергея Ивановича Леха – также от своих должностей.
Шла откровенная, ничем не прикрытая чистка, очень похожая на расправу. Расправу за то, что люди были верны закону. Используя закон о предельных сроках службы, Розанов отправил на пенсию Владимира Ивановича Киракозова и Александра Николаевича Омельченко – людей, которые в прокуратуре считались прекрасными специалистами. А ведь можно было их сохранить на контрактной основе. Начали расставлять своих людей и на местах. В Магаданской области сняли с работы прокурора Александра Альфредовича Неерди – давнего противника тамошнего губернатора, в Карелии – Владимира Михайловича Богданова.
Встал вопрос и о Чайке. Он лавировал, часто занимал половинчатую позицию. С одной стороны, послушно выполнял указания Кремля – в частности, по моей травле, а с другой – осторожничал. При нем, например, продолжилось вялое расследование дел по «Мабетексу», по «Андаве»-Аэрофлоту, но даже это вызывало большое недовольство Березовского. БАБ думал, что Чайка не будет продлевать сроки расследования по «Андаве»-Аэрофлоту и вообще прикроет дело, а Чайка продлил эти сроки. Березовский не знал, что Чайка никогда не брал на себя решение – особенно решение вопросов спорных, – поэтому БАБ напрасно рассчитывал на Юрия Яковлевича. БАБу нужен был новый прокурор.
* * *
Прекрасный московский журналист Александр Хинштейн, о котором я уже говорил, опубликовал в «МК» материал под названием «Он будет лояльным». В этом материале Хинштейн пишет:
