Та же пестрота данных и для мелких городов и местечек. В Мозыре, с еврейским населением в 1926 году в 5901 душу (в 1939 году, вероятно, не больше, а, может быть, меньше), в конце зимы 1945/46 года было около 500 евреев, в Шклове с еврейским населением в 1926 году в 3179 человек, в конце зимы 1945/46 года было около 1000 евреев (Данные о количестве еврейского населения в 1926 году см. «Всесоюзная перепись», т. X, стр. 216 и 218, данные о спасшихся см. данные приводенные Б. Ц. Гольдбергом в «Дер Тог» от 10-го марта 1946 года со ссылкой на беседу, которую он имел в Минске с «вице-президентом Белорусской республики» Григорием Эйдуновым.), т. е. в первом случае около 10 %, во втором от 25 до 30 %. Были редкие исключения, относительно счастливые городки, где значительному большинству еврейского населения непосредственно удавалось уйти от немцев. В Чечерске, в районе Гомеля, было до войны около 400 еврейских семейств;
«благодаря тому, что Красная Армия задержала немцев у Пропойска, еврейское население Чечерска имело возможность эвакуироваться; в городе остались лишь 150 евреев — стариков, женщин и детей», — т. е., вероятно, менее 10 % еврейского населения города. Все они погибли. Сколько из бежавших успели действительно спастись, мы, правда, не знаем. В августе 1946 года, через три года после освобождения, еврейское население Чечерска — из реэвакуированных и вернувшихся из армии — опять насчитывало 100 с небольшим семейств (Д. Кацович, «Люди из Чечерска», «Айникайт» от 15-го августа 1946 года.).
Сколько же белорусских евреев спаслось, в частности сколько спаслось благодаря эвакуации и бегству? Общие итоги так никогда официально и не были опубликованы, но народный комиссар иностранных дел Белорусской ССР, К. Киселев, в беседе в Сан Франциско с представителем газеты «Дер Тог» М. Данцисом отметил, что «почти всё еврейское население Белоруссии было уничтожено; из 800 000 человек, уничтоженных нацистами в Белоруссии, более половины составляли евреи» («Дер Тог» от 25-го мая 1945 года.). Одновременно тот же Киселев в беседе с представителями печати «определил число евреев, уничтоженных в Минске за годы немецкой оккупации, в 80 % всего (довоенного) еврейского населения, в Гомеле в 90 %, а в Орше фактически всё еврейское население было уничтожено» («JTA Daily News Bulletin», May 26, 1945.). В Сан Франциско же представитель «Моргн Фрайхайт», Моше Кац, в беседе с Киселевым прямо поставил вопрос, сколько осталось в живых белорусских евреев. «Может быть, сто тысяч, тихо отвечал Киселев, мы не знаем». — «100 000, замечает Кац, это значит максимум спасшихся из полумиллионного населения евреев в течение десятков поколений живших в Белоруссии; немецкий зверь уничтожил 80 % белорусских евреев» («Моргн Фрайхайт» от 25-го мая 1945 года.). При этом в указанное число (100 000) входят не только евреи старой советской Белоруссии, но и евреи новоприобретенных, так называемых западно-белорусских областей, и не только спасшиеся благодаря эвакуации или бегству, но и уцелевшие в армии и в партизанском движении.
Из общего количества в 375 тысяч евреев Белоруссии (в ее границах до 1939 года) уцелело, вероятно, не более 20 %, т. е. не более 75 000, может быть, меньше.
На Украине
Молниеносный характер немецкого наступления сказался на Украине менее резко, чем в новых советских областях или в Белоруссии: многие крупные украинские центры подверглись немецкой оккупации лишь через несколько недель, некоторые через несколько месяцев после начала войны. Здесь поэтому было гораздо больше возможностей подготовиться к эвакуации и придать ей более планомерный характер. В частности здесь имелась возможность принять специальные меры для эвакуации евреев, как особенно угрожаемой части населения.
Но сведения в печати об эвакуации Украины, может быть, еще более скудны, чем имеющиеся сведения об эвакуации Белоруссии. В частности на эвакуацию евреев, как таковых, нигде просто нет никаких указаний. Это значит, что такой специальной эвакуации евреев и не было. Но общая эвакуация государственных учреждений и промышленных предприятий со значительной частью их персонала (часто с семьями) приняла здесь во многих местах широкий характер. А социальная структура украинского еврейства — значительный процент евреев среди средних и высших государственных служащих, среди академической и технической интеллигенции и заметное участие евреев-рабочих в украинской тяжелой промышленности — благоприятствовала тому, что среди эвакуированной части населения евреи составляли более высокий процент, чем это соответствовало их доле в составе городского (и тем более в составе всего) населения. Усилению процента евреев среди эвакуированных благоприятствовало и то обстоятельство, что для многих служащих и рабочих эвакуация не носила обязательного характера: им предоставлялась возможность эвакуироваться со своими учреждениями и предприятиями, но их к этому не обязывали. И многие — главным образом не-евреи — оставались. В этих условиях для евреев-рабочих и служащих, которые не подходили под условия обязательной эвакуации, иногда открывалась сравнительно широкая возможность эвакуироваться.
В советской художественной литературе имеется много произведений, изображающих трагические годы войны. В некоторых из них каким-то углом показана и эвакуация, иногда эвакуации уделяется довольно много внимания. Но почти всюду это лишь отход войск и эвакуация правительственных учреждений и важнейших промышленных предприятий с частью персонала, иногда угон на восток скота, часто массовое бегство населения, но нигде не встречается даже и намека на эвакуацию евреев, как таковых.
В названном выше романе Ильи Эренбурга «Буря» (1944 г.) много места уделяется Киеву и в частности киевским евреям непосредственно перед войной и в первые месяцы войны, драматически показана гибель киевских евреев в Бабьем Яру, но эвакуация Киева в романе просто обойдена молчанием. В большом романе Валентина Катаева «За власть советов» (1949 г.) действие развертывается в Одессе, начинается здесь за неделю до начала советско-германской войны и проходит через все ее фазы вплоть до освобождения Одессы; но эвакуации города здесь посвящено лишь несколько скупых строк, а об эвакуации или бегстве евреев вообще нет ни слова.
Гораздо больше внимания уделено эвакуации авторами, писавшими о Донецком бассейне в годы войны. В романах Александра Фадеева «Молодая гвардия» (1945 г.) и Аркадия Первенцева «Испытание» (1944 г.) и в очерках Бориса Галина «В Донбассе» (1946 г.) есть много материала, позволяющего составить себе отчетливое представление об эвакуации промышленных центров Донбасса осенью 1941 года. Галин, бывший в качестве корреспондента в Донбассе в первые месяцы войны и вернувшийся оттуда в дни освобождения Донбасса Красной Армией летом 1943 года, подробно сообщает об эвакуации металлургического завода им. Сталина в г. Сталине. Это был один из крупнейших металлургических заводов Донбасса, число рабочих на котором в предвоенные годы доходило до 10 000 и выше.
Но при эвакуации завода лишь «полторы тысячи рабочих уехали со своими семьями на Урал» (Борис Галин, «В Донбассе», «Новый Мир», октябрь-ноябрь 1946 года, стр. 19; см. также стр. 26.). Об эвакуации населения вне связи с заводом ни Галин, ни Первенцев вообще ничего не сообщают. С этой стороны гораздо интереснее «Молодая гвардия» Фадеева, в которой дается почти эпическая картина эвакуации государственных учреждений, промышленных предприятий, движимого имущества колхозов и совхозов и массового бегства населения (Александр Фадеев, «Молодая гвардия», Москва, 1947 г., стр. 16–20, 32–35, 40–47. — Явно подражая Толстому, Фадеев пытается увидеть в этом массовом и хаотическом движении какой-то возникающий из тысяч разрозненных воль порядок:
«То, что поверхностному взгляду отдельного человека, вовлеченного в поток отступления и отражающего скорее то, что происходит в душе его, чем то, что совершается вокруг него, казалось случайным и бессмысленным выражением паники, было на самом деле невиданным по масштабу движением огромных масс людей и материальных ценностей, приведенных в действие сложным, организованным, движущимся по воле сотен и тысяч больших и малых людей, государственным механизмом войны» (стр. 32–33).).
Это единственная по своей изобразительности и широте картина эвакуации в советской литературе. Но и здесь об эвакуации или бегстве евреев ни слова.
В печати — за пределами Советского Союза, — правда, нередко можно было встретить утверждение о широком содействии со стороны советских властей эвакуации евреев, особенно на Украине, утверждение, поддерживавшееся нередко совершенно безупречными людьми. Так в бюллетене «Хайаса» (Еврейского О-ва Помощи Иммигрантам) в 1946 году можно было прочесть (Eugene U. Kulisher, «Three-Fifth of Europe's Jews Now in USSR; War Shifted Jewish Population Eastwards» в «Rescue», Information Bulletin of the Hebrew Sheltering and Immigrant Aid Society (HIAS), July-August 1946 (Vol. III, No. 7–8), p. 2. — Несколькими месяцами позже Юлий Сильверман член английского парламента и участник английской рабочей делегации, посетившей Советский Союз, писал: «Отдавая себе отчет в том, что евреям грозит особая опасность, советские власти предоставили евреям возможность эвакуироваться из областей, к которым приближались немцы, вне очереди. Много евреев избегло благодаря этому судьбы, которая постигла еврейство в остальной Европе. Но многие остались на местах, чтобы продолжать работать, и отказались от предоставленных им преимуществ» («Моргн Фрайхайт» от 12-го ноября 1946 года).):
