В текущий момент мир в Европе зависел от позиции Франции, настроения которой по отношению к СССР были далеки от дружеских. Так, в 1927 г. французское правительство блокировало попытку советского уладить спор о долгах и кредитах с Советским Союзом63. А в мае 1930 г. Бриан (министр иностранных дел) разослал лидерам европейских стран проект «пан-Европы» без участия Великобритании и СССР. Спустя полгода правительство Тардье ввело против России дискриминационные меры, больше похожие на экономическую войну: лицензированную систему ввоза советского леса, льна, хлеба, сахара, патоки и пр. Объяснялось это «советским демпингом», хотя в Марселе в это время зерно из Новороссийска и Таганрога стоило дороже румынского. Дискриминация вводилась даже вопреки интересам собственных промышленников. Так, председатель текстильного
синдиката района Армантьера в то время сообщал: «В силу прекращения прибытия советского льна текстильная промышленность абсолютно не знает, какой темп производства ей придется взять». В итоге, в то время как общий советский импорт с 1929 г. к 1932 г. вырос на 26 %, а из Германии более чем в два раза, импорт из Франции, наоборот, снизился почти на порядок11.
Только в 1931 г. французское правительство, опасаясь укрепления германо-советских отношений, само предложило проект пакта о ненападении и нейтралитете. Предложенный проект подразумевал под «территорией Франции» ее колонии и протектораты. Согласие на такую формулу, замечает С. Кремлев, было бы равносильно одобрению версальского колониального раздела. Проект не предусматривал пресечения белоэмигрантской деятельности на территории Франции, а также не упоминал о различных формах экономической войны. В этих вопросах Франция была вынуждена пообещать пойти навстречу требованиям советской стороны, и в августе 1931 г. пакт был парафирован12. Но осенью Франция выдвинула в качестве условия подписания пакта сначала заключение аналогичного советско-польского договора, подписан в январе 1932 г., а затем… договора с Румынией. Румыны явно тянули, и 29 ноября Франция пошла на подписание с СССР пакта о ненападении.
Приход Гитлера к власти потряс французов. М. Литвинов тогда наблюдал «полуанекдотический случай, когда содержатель карусели под Парижем перемалевал красовавшегося в течение десятков лет кавалергарда в красноармейца»64. Не прошло и месяца после прихода Гитлера, как Эррио уже заявлял: «Я придаю большое значение сближению французской и советской демократий для борьбы с фашизмом»65. П. Кот, французский министр авиации, после посещения СССР в сентябре, докладывал: «Через несколько лет, в ходе конфликта, который продлился бы более 1 месяца, индустриальная мощь Франции была бы равной 1, мощь Германии выражалась бы коэффициентом 2, России — коэффициентом 4 или 5. В таких условиях соглашение между Германией и Францией привело бы к разгрому Франции, а прямой союз Франции и России дал бы победу нашей стране»66.
Французы уже ощущали дыхание приближающейся войны. В конце 1933 г. У. Додд записывал слова французского посла: «англичане вновь склоняются к признанию того, что Германия угрожает миру в Европе… если Соединенные Штаты и Англия не придут на помощь Франции, мир опять будет вовлечен в большую войну»67. Англия и США особо не торопились и тогда взоры Франции вновь обратились к России. Так, один из шефов французского МИДа Леже заявлял Советскому полпреду в Париже М. Розенбергу, что его «ру
Экономические отношения Франции к СССР продолжали носить характер плохо скрываемой экономической блокады. Даже, когда СССР в 1934 г. попытался закупить за золото во Франции, в рамках пакта, вооружение, Франция продала его… Германии. Примечательно также, что французским послом в Россию был направлен Альфан, активный антисоветчик, ранее занимавший пост директора «Бюро по защите частной собственности французских граждан в России». (Кремлев С. Путь к пакту… С. 35).
ководящей мыслью было найти наиболее эффективную формулу для сотрудничества СССР и Франции против Германии»68.
За сотрудничество с СССР выступали: Ванжер, гендиректор корпорации «Петрофина», Марлио, алюминиевый магнат, председатели банков «Union Parisien» и «National de credit», Дюшемен, глава Федерации промышленников. Германская угроза заставила высказываться за сближение с СССР даже националистов и антикоммунистов, таких, как граф д’Аркур, Ж. Нуланс, маршал Лиотэ, генералы Вейган и де Тассиньи, редактор «Echo de Paris» Анри де Кериллис. В Сенате за пакт о взаимопомощи голосовали Мильеран, М. де Ротшильд, Ф. де Вандель, председатель «Comite des forges» (комитета тяжелой промышленности), правые радикалы Ж. Кайо и К. Шотан. Французский министр иностранных дел Л. Барту восклицал: «Посмотрите нанего (Литвинова) внимательно. Разве он похож на бандита? Нет. Он вовсе не похож на бандита. Он похож на честного человека»69.
Литвинова не надо было уговаривать. «Всего через месяц после прихода Гитлера к власти, — отмечал Г. Дирксен, — стал очевиден уклон политики Литвинова в сторону Франции»70. Советско-французские переговоры начались в июле 1933 г. Германию не могли не волновать происходившие перемены. Официальное заявление немецкого правительства гласило: «Мы можем усмотреть действительную причину, вызвавшую прискорбное отчуждение в германосоветских отношениях, только в установке Советского Правительства по отношению к национал-социалистскому режиму в Германии. Поэтому мы можем лишь снова подчеркивать, что различие во внутреннем устройстве обоих государств, по нашему твердому убеждению, не должно затрагивать их международные отношения. Успешное развитие этих отношений является в конечном итоге вопросом политического желания. В области внешней политики не имеется каких-либо реальных явлений, которые препятс
твовали бы этому желанию; наоборот, многочисленные общие интересы обоих государств указывают это направление»71. Германский посол в Москве Надольный, обращаясь к Литвинову в то время, отмечал, что «основная причина ухудшения советско-германских отношений — антигерманская установка вашей прессы. Собственно, лично мне непонятен и смысл заключения вами пакта о ненападении с Польшей. Но это — неофициально и к слову. А возвращаясь к теме, скажу, что после прихода Гитлера к власти ваша пресса начала систематическую травлю Германии»72.
Литвинов был вынужден объяснить свою позицию в разговоре с Муссолини в декабре 1933 г.: «С Германией мы желаем иметь наилучшие отношения», однако СССР боится союза Германии и с Францией и пытается парировать его собственным сближением с Францией. Спустя неделю Литвинов повторил Надольному: «Мы ничего против Германии не затеваем… Мы не намерены участвовать ни в каких интригах против Германии»73. Речь шла только о торговых соглашениях, которые и были подписаны в январе
1934 г. с Францией, а в феврале — с Великобританией. Однако внешне безобидный шаг оказался только началом.
Спустя полгода, на Лондонских переговорах Л. Барту уже заявлял: «География определяет историю… Французская республика и монархическая Россия, несмотря на различие их форм правления, пошли на установление союзных отношений»74. П. Рейно, вице-председатель Демократического союза, высказывался в том же ключе: «География определила союз между Третьей республикой и царской Россией перед лицом кайзеровской Германии. География диктует союз Третьей республики и большевистской России перед лицом гитлеровской Германии»75. Л. Барту поддержал Э. Бенеш (тогда министр иностранных дел), поскольку в случае союза с СССР: «Франция не должна будет при каждом новом конфликте с Германией изгаляться перед лицом двух арбитров — Англии и Италии, которые всегда толкают ее на компромисс.
Наряду с Малой Антантой… она будет иметь еще и Россию, с которой можно договариваться и маневрировать»76.
18 сентября СССР вступил в Лигу Наций. Л. Барту в этой связи заявил: «Моя главная задача достигнута — правительство СССР теперь будет сотрудничать с Европой»77. И. Сталин пять лет спустя, говоря о причинах этого шага, отмечал: «наша страна вступила в Лигу Наций, исходя из того, что, несмотря на ее слабость, она все же может пригодиться, как место разоблачения агрессоров и как некоторый, хотя и слабый, инструмент мира, могущий тормозить развязывание войны»78. Литвинов, по мнению М. Карлея, стал наиболее заметным советским сторонником новой политики, которую назвали «коллективной безопасностью». Мир, как он утверждал, неделим79.
В том же 1934 г. произошел новый резкий спад советско-германской торговли, доля Германии в советском импорте снизилась почти в два раза по сравнению с 1932 г. Под угрозой оказались выполнение даже текущих торговых соглашений80. Однако Советский Союз не собирался порывать своих отношений с Германией. К. Радек в то время говорил руководителю военной разведки в Европе Кривицкому: «Только дураки могут вообразить, что мы когда-нибудь порвем с Германией. То, что я пишу, — это не может дать нам того, что дает Германия. Для нас порвать с Германией просто невозможно»81. «Радек, — по мнению А. Некрича, — имел в виду не только военное сотрудничество, но и большую техническую и экономическую помощь, полученную из Германии в годы первой пятилетки»82. В то время Калинин при вручении Шуленбургом верительных грамот в Москве заявлял: «Не следует придавать слишком большого значения выкрикам прессы. Народы Германии и Советского Союза связаны между собой многими различными линиями и во многом зависят один от другого»83.
