Мещанский и Самцов, оскорбленные, обиженные, ушли на нос парохода.
— Вот это называется тихоня! — возмущался, потрясая благородными сединами Мещанский. — Подхалим в самом подлом и неприглядном виде, вот кто Телятников.
— Пресмыкающееся животное! — кипятился Самцов. И пока Базилевский целовал уже выше локтя руки пылающей жаром мадам Попадеевой и без особого сопротивления добрался до оголенного плечика, Мещанский и Самцов молча ходили в каюту, выпивали по стакану водки, возвращались к бочке, выпивали по кружке пива и, мрачные, шли обратно в каюту за водкой.
Уж под вечер разразился скандал. Мещанский сцепился с Самцовым. Они долго катались по палубе, но их, наконец, разняли, и они помирились, поцеловались, всплакнули и сообща, без предупреждения и не объясняя причины, начали бить баяниста. На пароходе раздавались крики, надрывно визжали женщины и плакали перепуганные дети.
В наступающих сумерках беспрерывно, как во время бедствия, сигналя, пароход пристал к пристани. Так и окончилась культурная вылазка.
На следующий день, в понедельник, предместкома Мещанский, с подбитым глазом, опухший, прошел мимо стола Телятникова не здороваясь и, сойдясь с Самцовым, громко, так, чтобы все слышали, сказал:
— Товарищ Самцов, мы стали жертвой подлой провокации! Вы думаете, некоторые настаивали на покупке бочонка пива просто так?..
Самцов с разбитой и заклеенной папиросной бумажкой нижней губой, решительно произнес:
— Пора вывести бузотеров на чистую воду!
Потом они оба пошли в кабинет Попадеева, а Базилевский стоял у двери и подслушивал.
А через неделю Попадеев подписал приказ об увольнении Телятникова «по собственному желанию».
В общем, — был Макар Петрович Телятников, и не стало Макара Петровича Телятникова. Бедный Макар, но сам во всем виноват. Нельзя злоупотреблять человеческим терпением.
До недавнего времени товарищ Пуповкин не знал, кто такой Мартын Задека. И если бы его, до недавнего времени, спросили: «А вы знаете Мартына Задеку?» — он, возможно, развел бы руками. Возможно, сказал бы: «А пес его знает, кто такой Мартын Задека, плевать я на него хотел!» Могло случиться и так, что он ухватился бы за этот невинный вопрос и написал бы в комиссию партийного контроля: «Распускаемые злостными элементами слухи о моем знакомстве с неким Мартыном Задекой являются наглым вымыслом, имеющим своей преступной целью подрыв авторитета честного партийного работника и члена КПСС с 1924 года (Ленинского призыва!). Категорически прошу принять строжайшие меры для пресечения… и т. д… по имеющимся у меня сведениям эти злостные, клеветнические слухи распространяет товарищ… и т. д… которого можно заподозрить со всем основанием в преступном нарушении постановления… и т. д. и т. п.»
В общем, до недавнего времени, товарищ Пуповкин ничего не знал о Мартыне Задеке.
Но вот недавно товарищ Пуповкин узнал, кто такой Мартын Задека. И не только узнал, но и начал его уважать, начал его слушаться, подчиняться ему. Впрочем, подчинялся он не самому Мартыну Задеке, — сей известный маг и халдей давно умер. А подчинялся Пуповкин духу покойного Мартына Задеки. Духу, который сидел в бутылке.
И началось все это следующим образом.
Жена товарища Пуповкина, как-то выпроваживая его утром на службу, сказала:
— Ты, Феденька, зашел бы по дороге на толкучку и купил бы ты, Федюнчик, лаврового листа у спекулянта. Во всей Москве лавровый лист только у него есть. Два рубля пакетик, из газеты склеенный. Лавровым листом хорошо суп заправлять…
По пути на работу Пуповкин сделал небольшой крюк и очутился на толкучке, что в самом центре Москвы, на Садовой, около зимнего цирка. Он живо разыскал единственного спекулянта лавровым листом, полез в карман за кошельком, чтобы достать два рубля, но в это время милиционер цап! — спекулянта за рукав:
— Иван Петрович, вы опять арестованы за беспатентную продажу лаврового листа. Сходим, Иван Петрович, у милицию.
Спекулянт спокойно собрал свои пакетики в чемодан и отвечает милиционеру:
— Хорошо, дорого-уважаемый Сергей Михайлович, давайте опять сходим в милицию.
Пуповкин хотел было воспользоваться этой идиллией, полез к спекулянту с двумя рублями, но тот отстранил его деньги и говорит:
— Сейчас не могу отпустить, я арестован. Но долго пить чай и прохлаждаться в милиции я не буду. Если вы подождете минут двадцать, я успею вернуться. Пока!..
Ну, товарищ Пуповкин, конечно, остался ждать.
Ожидает Пуповкин. Кругом море народа толчется. А товаров!.. Откуда спекулянты только умудряются их доставать!..
Тут тебе и сахарин продают. И резинки, которые в трусы вдевают, на локоть мерят. Иголки для швейных машин; галоши и старые, и новые; гвозди; бюстгальтеры на разные размеры; штаны, какие угодно; сушеные грибы, электрические провода, мазь от мозолей… В общем, любой дефицитный товар достать можно.
Удивляется товарищ Пуповкин такому изобилию, разглядывает все вокруг, а толпа так и буровит, так и буровит! Несет его по водовороту. И вот слышит товарищ Пуповкин голос. Собственно, вначале он подумал, что это хрипит испорченный громкоговоритель, до того голос этот был глухой и сиплый, как из пивной бочки. И ревет этот голос некие вроде бы заклинания в стихах:
«Дух Мартына Задеки, опустись на дно моря,
узнай людские радости и горя,
узнай и скажи, как все есть,
докажи людям свою честь!»
Ну, а дальше сиплый голос переходит на прозу и бубнит:
— Граждане, только один руль стоит заглянуть у свою судьбу. Давай! Навались! Не жалей рублевки! Руль не деньги, судьба дороже! Гражданочка, как насчет вашей судьбы? Абр-р-ратитесь к попке!..
Заинтересовался товарищ Пуповкин, полез поперек течения. Наступил кому-то на ногу, лишился пуговицы, сапогом ему в глаз ткнули, но все же добрался. Добрался он и видит: в кружке любопытных стоит небритый субъект с красным носом. На груди у него лоток с белым унылым попугаем. В лотке билетики. А в руке он держит и большим пальцем затыкает обыкновенную пустую поллитровую бутылку. Вот и все техническое оснащение.
Когда кто-нибудь даст субъекту рублевку, он ткнет попугая бутылкой, попугай перестает скучать и вытаскивает клювом билетик. Билетик чистый, может быть только заплеван и загажен попугаем, но на нем ничего не написано. Субъект опускает билетик в бутылку, опять затыкает ее большим пальцем и бубнит заклинания в стихах, просит дух Мартына Задеки, который сидит, зажатый в бутылке. И тут получается чудное волшебство: на чистом билетике появляются буквы, написанные корявым почерком, потом — целые слова, а дальше — целые надписи. Короче, дух Мартына Задеки доказывает людям свою честь и за рубль предсказывает судьбу.
Смотрит товарищ Пуповкин на это жульничество и возмущается темнотой народа. Возмущается и удивляется он, как это люди в наш просвещенный век могут, прочитав жульнический билетик из бутылки, пугаться, радоваться, краснеть или печально опускать нос. А когда одна молодая особа, прилично одетая и с комсомольским значком на груди, прочитав билетик, нежно этак прижала его к груди, товарищ Пуповкин плюнул с досады:
— Сорок лет боремся с предрассудками и мистикой, и вот тебе!..
И хотел товарищ Пуповкин уже уйти, чтобы не видать такой темноты и отсталости, но потом подумал: «А почему бы и мне не попробовать?.. Рубль всего обман стоит, в другом месте за рубль и не обманут!»
Бросил он субъекту с красным носом рублевку и говорит попугаю:
— А ну, попка-дурак, тяни пожирнее!
И вышло ему следующее:
«На сердце вы счастливые, но не умеете пользоваться своим счастьем. У вас есть недруги, хотящие вашей беды и погибели. Но вы можете своего добиться, если будете действовать через дружественного брюнета из казенного дома. Не откладывайте вашего интереса в долгий ящик. С приветом и уважением до вас, дух Мартын Задека».
Прочитав это, товарищ Пуповкин сунул небрежно бумажку в карман, потом купил пакетик лаврового листа и пошел на службу, совсем даже забыв о глупом предсказании.
И надо тут рассказать, что товарищ Пуповкин работал каким-то пятым заместителем четвертого помощника начальника отдела учета партийных кадров на букву «Ж» Московского горкома партии. Короче говоря, должность для члена партии с 1924 года не ахти какая. Другие, на десять-двадцать лет позже поступившие в партию, были уже министрами, членами ЦК, а товарищу Пуповкину не везло. То напишет донос не на того подлеца, на которого следовало. То начнет делать услуги, воркует, рассыпается мелким бесом вокруг какого-нибудь сукиного сына, которого вскоре прут по всей лестнице вниз, а то и глубже. То еще что-нибудь такое наворотит, что потом сам только удивляется, как это еще он в живых ходит. Не было у него счастья. Но товарищ Пуповкин не терял надежды полезть наверх, всегда при любом случае старался, как мог.
