Ознакомительная версия.
Неприятности начались с короткого сообщения в газете «Правда». На первой странице, где помещались наиболее интересные иностранные новости, под характерным для партийного официоза заголовком «Антисоветская кампания французских черносотенцев» появилось короткое сообщение из Парижа о том, что французская печать после нескольких месяцев молчания пытается использовать дело о шпионской организации, раскрытой осенью 1933 года во Франции, для антисоветской кампании. Газета заявила, что «с этой целью большинство газет помещает вымышленные сообщения о том, что шпионская организация действовала якобы в пользу Советского Союза…». Короткое сообщение вряд ли привлекло внимание рядовых читателей, которым в том году хватало своих забот. Но на партийном Олимпе, где, конечно, обладали большей информацией, чем та, что помещалась в газете, засуетились. «Правда» ограничилась разовым сообщением и больше к этой теме не возвращалась. Но на страницах европейских газет кампания о советском шпионаже расширялась, обрастая все новыми и новыми подробностями, не очень приятными для советского руководства. Шум был поднят солидный, и надо было как-то сбить накал газетных публикаций.
Берзин получал все сводки иностранной прессы из информационного отдела, и все, о чем писали в Европе, было ему хорошо известно. Советские газеты, как правило, очень редко писали о наших провалах. И если уж «Правда» сообщила об этом, то нужно было ждать обсуждения на высшем уровне. И готовиться к критическому разбору обстановки. С соответствующими выводами.
Через несколько дней были подготовлены все материалы для обсуждения этого вопроса на очередном заседании Политбюро. Уже 29 марта 1934 года с докладом «О кампании за границей о советском шпионаже» выступил сам Сталин. Случай был достаточно неординарным, потому что Сталин в это время почти не выступал с докладами на заседаниях Политбюро. После обсуждения доклада приняли решение: заместителю наркома иностранных дел Крестинскому сегодня же представить текст опровержения ТАСС для опубликования в печати, а Ворошилову подробно ознакомиться с вопросом и доложить Политбюро. Крестинский выполнил поручение, и уже на следующий день во всех центральных газетах на первой странице появилось опровержение ТАСС: «В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу СССР, ТАСС уполномочен заявить со всей категоричностью, что эти утверждения являются ни на чем не обоснованным клеветническим вымыслом». Обычный прием для советской прессы — выдавать черное за белое и отрицать очевидные факты.
Как же обстояло дело в действительности?
Провалы начались в Латвии. 4 июня 1933 года латвийская полиция разгромила одну из резидентур 4-го Управления. Основные агенты резидентуры — Чауле, Матисон и Фридрихсон — были арестованы. Провал произошел по вине руководства Управления, которое, зная о том, что Чауле и Матисон известны латышской контрразведке, тем не менее не предприняло никаких мер для того, чтобы убрать их из страны. В частности, Чауле был расшифрован еще в году после венского провала Василия Дидушка и Константина Басова.
О самом латвийском провале руководство Управления узнало из бюллетеней иностранной информации ТАСС. Однако и на этот раз ничего не было предпринято, и провал распространился на другие страны. В Гамбурге 6 июля был арестован агент-вербовщик Управления, член компартии Германии Юлиус Тросин, долгое время работавший курьером на разведывательных линиях, связывающих Латвию, Францию, Румынию, Эстонию, Англию и Финляндию с Москвой.
В Управлении не знали о связях резидентур Финляндии и Германии и о переплетении линий связи в этих странах. Резидентура в Латвии не предупредила об опасности, что и привело к германскому провалу. Этот провал был тем более опасен, что в руках Тросина было сосредоточено большое количество линий связи. Хотя еще по плану 1932 года Управление намечало разукрупнение связей, все же вплоть до ареста они оставались у Тросина. После ареста германской контрразведкой он выдал известные ему линии связи, явки и лиц, принимавших и отправлявших почту. Связь с резидентурами в Америке, Румынии, Эстонии и Англии на продолжительное время была нарушена.
Очень крупным был провал в Финляндии. 10 октября 1933 года в Хельсинки финской полицией были арестованы нелегальный резидент Управления Мария Юльевна Шуль-Тылтынь и ее помощники Арвид Якобсон, Юхо Эйнар Вяхья и Франс Клеметти, а также значительная часть советской агентурной сети. Как писал в своей докладной записке Сталину Генрих Ягода, провал произошел вскоре после разоблачения бывшего начальника Пункта разведывательных переправ 4-го отдела штаба ЛBO Армоса Утриайнена как финского агента, якобы выдавшего финской полиции всю известную ему агентурную сеть в Финляндии и линии связи резидентуры. Естественно, после измены Утриайнена необходимо было перестроить работу резидентуры. Однако 4-м Управлением никаких мер предпринято не было. Принявший резидентуру в 1932 году военный атташе Александр Яковлев по-прежнему оставил линии связи в руках лиц, внушавших серьезные подозрения. Более того, игнорируя элементарные требования конспирации, Яковлев и его помощники Николай Сергеев и Яков Торский встречались с нелегальным резидентом Шуль-Тылтынь у нее на квартире. Когда в октябре 1933 года начались аресты второстепенных источников сети, у Яковлева и руководства Управления еще была возможность вывести из-под удара наиболее ценную агентуру и вывезти ее в Советский Союз. Однако это сделано не было, и вся резидентура была разгромлена.
Сразу же за финским провалом последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933 года в Париже были арестованы резидент 4-го Управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Лидия Шталь, профессор Луи Мартен, работавший в отделе шифров морского министерства, и несколько агентов. Аресты продолжались более года и затронули кроме Франции также Великобританию, Германию и США. Лишь немногим сотрудникам резидентуры удалось скрыться. У арестованных были изъяты документы, радиоаппаратура (коротковолновые приемники и передатчики). Французский провал, явно связанный с финским, так же, как и последний, можно было предотвратить. Еще в 1932 году тогдашний резидент в Париже Кильчицкий обнаружил за собой наблюдение и сообщил об этом руководству, но его не отозвали.
Конечно, провалы у военных разведчиков бывали и раньше. Неопытность, особенно в начале 20-х годов, отсутствие квалифицированной агентуры и, как следствие этого, использование для разведывательной работы членов местных компартий — все это было и у Разведупра, и у ИНО ОГПУ тоже. Но такое количество серьезных провалов, причем за такой короткий срок, было, пожалуй, впервые. На фоне этих провалов деятельность руководства Управления во главе с Берзиным выглядела не лучшим образом. После публикаций во французской печати и выступления Сталина на Политбюро Особый отдел ОГПУ, который наблюдал за работой Наркомата по военным и морским делам, забил тревогу. Так как уже в те годы работа всех звеньев разведывательной триады (Разведупр, ИНО ОГПУ и отдел международных связей Коминтерна) курировалась Сталиным, то ему и была адресована подробная докладная записка о работе 4-го Управления Штаба РККА. На десяти страницах шло сухое перечисление всех резидентур Управления с фактами, датами, фамилиями провалившихся. Выводы были сведены в один абзац: «Тщательное изучение причин провалов, приведших к разгрому крупнейших резидентур, показало, что все они являются следствием засоренности предателями; подбора зарубежных кадров из элементов сомнительных по своему прошлому и связям; несоблюдения правил конспирации; недостаточного руководства зарубежной работой со стороны самого 4-го Управления Штаба РККА, что, несомненно, способствовало проникновению большого количества дезориентирующих нас материалов». Документ подписал всесильный зампред ОГПУ Генрих Ягода.
Время тогда было тихое. Киров был еще жив, и массовый террор еще не начался. В 1937 или 1938 годах за подобные провалы расстреляли бы все руководство Разведупра, обвинив каждого из руководителей в принадлежности одновременно к нескольким иностранным разведкам. Но весной 1934 года до этого еще не дошло и к стенке никого не поставили. Сталин внимательно изучил докладную Ягоды, наложил на первой странице, как он всегда это делал, резолюцию «В мой личный архив. И.Ст.» и решил рассмотреть работу военной разведки на очередном заседании Политбюро. Были подготовлены необходимые документы и проект постановления. И 26 мая на очередном заседании Политбюро обсуждался пункт 229/213 «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА». Было принято развернутое постановление, и протокол № 7 был упрятан в «Особую папку», где и пролежал 60 лет до 1994 года.
Ознакомительная версия.
