откровений в Ветхом и Новом заветах. Исключение, наверное, здесь будет только пророк Иеремия, которого по преданию иудеи, за его речи побили камнями в Египте.
Но сам этот народ, как часть человечества, тоже оказался в проигрыше. В выигрыше, пока оказались только зелоты. Зелот – это не народность, не нация, не раса. Это психология. Это – испорченное материальное женское начало. Это партия психопатов и экстремистов всех мастей и национальностей. Но если одно начало начинает подавлять и уничтожать другое, получается уродство и болезнь. Это катастрофа для целого, частью которого является данное начало. Именно к этой катастрофе человечество и идет семимильными шагами.
К сожалению, евреи оказались олицетворением женской психологии, женского начала в самом чистом виде. Русские – это стопроцентное мужское начало, причем застывшее в подростковом возрасте. Но этой теме мы посвятим время попозже. Это очень важно. Весь, так называемый «еврейский вопрос» скрыт именно здесь. Узри за каждым евреем женщину. Погляди внимательно на его самое мужественное поведение, и ты увидишь типичное поведение женщины. Это точно подметил и описал в своей книге «Пол и характер» австрийский еврей Отто Вейнингер.
– Может быть, поэтому он вдруг, на пике своей популярности, в двадцатилетнем возрасте окончил жизнь самоубийством!
– Твоя ирония в этом вопросе не безосновательна. Так же, как и мысли о том, что Ницше сам сошел с ума. Хотя с самоубийством Вейнингера вопросов не возникает. Но Я недаром тебе говорил, что времена мученичества прошли. А тем более, мученичества за истину. Ибо прав был Иисус, когда говорил: «Не бывает пророк без чести, разве только в Отечестве своем и в доме своем». 88
Мученики за истину зелотам сейчас не нужны. Они были нужны тогда, когда они сами стремились к власти. Когда запускалась первая стадия мошенничества под названием «внушение народам любви к светлому будущему и полное презрение к настоящему». Здесь мученики, пренебрегающие жизнью, то есть настоящим, сыграли огромную роль в подавлении и подчинении сознания народов. Но после того как христианство победило повсеместно, нужда в мучениках отпала.
Их, спустя столетия, сделали святыми и воздвигли в их честь и за счет благополучия одураченных народов огромные и великолепные храмы. Зелоты всех мастей и народов, ибо люди с этой психологией существуют у всех народов, получив такой карт-бланш на власть, кинулись служить новому женоподобному Богу.
– Прости, перебью Тебя. Если христианство было таким плохим, женоподобным, лживым, почему оно победило? Неужели то лицо, которое мы видим на картинке по центру, оказалось более влиятельным и могущественным, чем статуя Зевса или Юпитера? Почему пошли за ним, а не за этими исполинами?
— Борьба шла очень долгая! Ты вспомнил Зевса, с Юпитером, так вот их образ долго был в головах людей, даже в XIV веке н.э. Как ты думаешь, кого Данте имеет в виду в этих строчках под именем Дий? Дий – это одно из имен Зевса. «И, если смею, о верховный Дий,/ За род людской казненный казнью крестной,/ Свой правый взор от нас не отводи!». 89
– Неужели Иисус?
– Правильно! А Данте был христианин консервативный! Это кстати хороший камешек в официальную историю и религию. И еще один небольшой респект в сторону новой хронологии истории Фоменко и Носовского.
– Тогда, все-таки, почему победил облик именно женоподобного, страдающего Бога?
– Потому что за этим обликом увидела и ощутила свою волю и дорогу к власти женщина. Та женщина, которая рожает детей, варит суп, моет пол, доит корову и т.д. Нет, она, конечно, ее не получила, эту власть, но христианство стало ее изначальным утешением, суеверием, а затем и фанатичной верой, позволившей ей встать с колен перед любовником или мужем и встать на них снова, но уже перед священником. И не просто встать самой на колени, но и поставить на них, перед этим священником, своего мужа или любовника.
Конечно, это делалось не за один год или за десять. Это делалось десятилетиями и столетиями. И делалось это посредством такого понятия, как материнство. Верующая христианка, делала таким же своего сына, ибо влияние матери в христианской семье на сына неоспоримо, а тот позже попадал под влияние своей жены. Ибо христианство – это, в первую очередь, развитие и усиление женского начала в человеке.
Когда крестили Русь – истребляли в первую очередь мужчин, ибо захватчики всегда так делают. Мужчин убивают, а женщин уводят в рабство. Ибо женщина-рабыня родит и воспитает только раба. Женщина не так стойка в соблюдении традиций народа и в отстаивании своих богов. Христианство сделало женщин рабынями, поэтому такое процветание русского фатализма. У русских не было философии, ибо христианство пришло из государства, в котором философии не было. Оно пришло из пропитанной еврейско-монастырским духом Византии. Западной Европе повезло больше. У нее на вооружении все-таки оставались осколки античной философии.
Первые христиане – это, конечно, евреи. А народ этот в целом далеко не героичен. Он – носитель женского начала. Женщине также героизм не свойственен. Самопожертвование – да, фанатизм – да, но героизм – очень и очень редко.
– А чем отличаются все эти понятия?
– Героизм – это вполне осознанный поступок, связанный с риском для своей жизни, во имя спасения других людей, как в военное, так и в мирное время. Ты можешь не знать этих людей, или, напротив, это будут твои близкие и родные. Но это – вполне сознательные действия.
Самопожертвование – это действие, подчиненное каким-либо аффектам (в том числе и религиозным) или инстинктам. Например, материнство как раз относится к этим понятиям. Любовь, как и вера, слепа. Только если материнство – инстинкт животный, природный, присущий практически всем живым существам на планете, то вера – аффект искусственный, приобретенный, более того, внушенный вам извне. Самопожертвование за веру – это фанатизм. И неважно, во что эта вера. Это может быть вера в достижение какой-либо далекой цели. Жертва при этом приносится некоторому идеалу, фантазии, иллюзии. Разве можно назвать героями тех двести тысяч евреев, которые ради вступления в войско лже-Мессии, Бар-Козибы, откусили себе на руке палец? Религиозные фанатики – да, но не герои.
Евреи фанатичны в достижении своей цели. Они фанатичны в своих взглядах на свою богоизбранность, на свое будущее.
И здесь языческая философия с ее ставкой на героизм не могла противостоять еврейскому христианству с его ставкой на фанатизм. Ибо героев всегда меньше, чем фанатиков.
Женщина, стоящая на коленях перед суеверием, что за нее кто-то, когда-то
