Ознакомительная версия.
Короче, помните: 75 моногородов со «сложным» социально-экономическим положением, таких, где «имеются риски ухудшения», – 149.
Уже нужны будут как минимум 224 батальона для наведения порядка. Если волнения вспыхнут в «монопрофильных», киевский майдан покажется уютным местом.
«Хэ-гы!» – такой звук издавал Терминатор в фильме «Терминатор-5», добрый старый Арни, показывая зубы в неумелой улыбке.
8 июля 2015 г.
Мне об этой книге говорили, что это книга о приходе к власти во Франции президента-мусульманина. Я решил для себя, что там будет гражданская война.
Однако никакой гражданской войны между 1-й и 300-й страницами самой модной в этом году во Франции книги Soumission («Подчинение», знаменитый Мишель Уэльбек ее автор) я не обнаружил.
История, разворачивающаяся в книге, такова.
2022 год.
В первом туре президентских выборов во Франции самое большее количество голосов получает кандидат от Фронт насьеналь – Марин Ле Пен: 34,1 %.
Кандидат от центр-правых – четвертый, всего 12,1 %.
Кандидат от социалистов на третьем месте – 21,9 %.
Вторым после Марин Ле Пен неожиданно («Это землетрясение!» – кричит ведущий телеканала, на котором транслируются президентские дебаты) пришел кандидат от партии «Мусульманское братство» Мохаммед бен Аббес.
И действительно – землетрясение, никак не меньше. Во втором туре предстоит встретиться крайним противоположностям: Марин Ле Пен и Мохаммеду бен Аббесу.
Бен Аббес – сын тунисского эмигранта, владельца небольшой кондитерской, но и очаровательный молодой французский политик, выпускник Высшей школы администрации, самого престижного учебного заведения Франции, откуда вышли многие французские политики.
Накануне второго тура небольшие столкновения между сторонниками двух кандидатов происходят в пригородах и в самом Париже. Но небольшие.
В то же время французская традиция враждебного неприятия крайне правых (своего рода форма национальной стыдливости после коллаборационистского прошлого Франции; вспомним маршала Петэна и французских фашистов) велит и центр-правым, и социалистам объединиться, для того чтобы не допустить прихода к власти крайне правых.
Они объединяются, призвав своих избирателей поддержать бен Аббеса.
Мохаммед бен Аббес побеждает и становится президентом.
Постепенно Франция добровольно меняется. Женщины надевают панталоны, Сорбонна переходит в руки саудовских богачей, которые устанавливают там свои порядки. Но никаких экстремистских излишеств, никаких казней и ужасов. Закрываются магазины откровенной женской одежды. При теплом дуновении весеннего ветра уже не увидишь обнаженных женских ног.
Бен Аббес осуществляет свою мечту об объединенной Европе, которая включает в себя и мусульманские страны Средиземноморья: присоединяются Тунис, Турция, Алжир, Египет.
Французские мужчины открывают для себя удовольствие многоженства. Подчиненное положение женщин им нравится. Подчинение Аллаху они принимают не все сразу, но принимают. Саудовское финансирование делает их сговорчивыми. И довольными.
Никакой гражданской войны, таким образом: постепенный захват путем соблазнения.
Франция успешно и с удовольствием коллаборирует с мусульманами. И сама становится мусульманской.
В центре повествования (это его глазами читатель наблюдает всю нестандартную антиутопию) – типичный для Уэльбека расслабленный обыватель, в данном случае преподаватель Сорбонны-3. У нас про него сказали бы: литературовед или филолог, а там – специалист по писателю XIX века Гюисмансу Франсуа.
Фамилии автор нам не дает. Незачем.
На протяжении всей книги Франсуа занят собой, своими неудачами с женщинами, своими депрессиями (а каждый французский интеллектуал прошел через хотя бы одну депрессию), своим старением (хотя ему 44 года, он кряхтит о болях и старости), страхом, что личная жизнь у него не удалась. Одновременно у него зоркий критический взгляд на мир, и ему трудно смириться с уродством и изъянами окружающих. Сам он, впрочем, и пьяница, и невысокого мнения о себе. Еще он повернут на сексе – обращается к услугам проституток, мастурбирует. Ну, одним словом, современная французская развалина.
Уэльбеку подобные персонажи удаются, потому он пользуется таким героем не в первый раз: такой же рассыпающийся полубольной депрессивный обыватель – протагонист его книг «Платформа» и «Элементарные частицы». По правде говоря, такой протагонист (язык не поворачивается назвать его героем) отвратителен и, увы, реалистичен. Их таких миллионы в Европе, свидетельствую, поскольку там жил.
В конце концов Франсуа соглашается стать мусульманином в обмен на восстановление его в должности преподавателя Сорбонны. Он соблазнен убедительным и убежденным бельгийцем, давно ставшим мусульманином, профессором, ректором Сорбонны Робером Редигером. Последней каплей, склонившей Франсуа к принятию ислама, послужила случайная встреча в доме Редигера с девочкой-подростком в джинсах и маечке.
«Это Айша, – объясняет Редигер, – моя новая жена. Она очень раздосадована, потому что вы не должны были видеть ее без вуали».
Таким образом, телесные интересы приводят Франсуа в ислам. Но и душа его успокаивается, конец депрессиям.
Последняя фраза Soumission: «Я не буду ни о чем жалеть».
13 июля 2015 г.
В последние дни мне все названивали СМИ, уговаривали прокомментировать «новую песню Макаревича, в которой он называет своих противников глистами».
Надо сказать, что журналисты отвлекали меня от работы, а тут еще совсем низменные какие-то «глисты». Я очень злился и отказывался комментировать.
Но все-таки они меня достали этими «глистами» так, что я и песни Макаревича прочел текст, и над самим феноменом прокиевских российских музыкантов стал раздумывать. Ниже следует итог этих моих раздумий.
Макаревич, Арбенина, кто-то там еще, добавьте сами…
Занятие популярной музыкой не предполагает ума.
Если он есть от природы, ум, можно только порадоваться за них – тех, у кого есть. Но чаще его нет, ум заменяет известность. Вроде если человек известен, то предполагается, что он наделен этими качествами. Да вовсе не так, с чего вы взяли?
Занятие музыкой, да еще такой простецко-гитарной, не предполагает обладания знанием мировой истории, например, или основ политики или психологии политики, или психологии войны.
А чувство патриотизма? Ну, оно не всем от рождения дано, смотря в какой среде воспитан человек.
У иных оно начисто отсутствует.
Что такое русская звезда-музыкант?
Ну, прежде всего он ограничен в своей звездности русским языком, который хоть и великий, но не шибко распространенный. То есть русская звезда-музыкант – это урезанная звезда с ограниченным радиусом свечения. От этого ограничения наши звезды с комплексами.
Еще одна особенность наших популярных идолов песни – это устарелая, как правило, образность. Надрыв до слезы, это есть, но рядом и черный ворон, и черные очи, и обязательно кони, этакая казацко-ямщицкая романтика.
Где они, кони, сегодня? В последний раз когда вы видели коня в Москве? Устарелая образность – это признак вялой талантливости, нулевой, можно сказать.
Правда, Макаревич вот освежил русскую песню «глистами». Есть еще паразит кишечника солитер.
Музыканты у нас (так же как и актеры, кстати сказать) – самоупоенные, самолюбивые ребята, привыкшие к своему особому статусу. Хамоватость, высокомерие, самодурство – их отличительные особенности, что называется, «бренд». Сколько их скандалов, глупых и пьяных, мы наблюдали и наблюдаем…
Эти люди выполняли лет по двадцать кое-как свою второстепенную работу и приобрели известность и средства. Они жили вольно, вдоволь пили, ели и имели благодаря поклонницам и поклонникам привилегированную личную жизнь.
Начинали они еще в советское время с задиристого, но совсем не опасного для них или еле опасного противостояния с уже тогда беззубой советской властью. Запомним, противостояние, пусть лишь поза, – для них непременный профессиональный признак.
Почему противостояние? Помимо ставшего традицией безопасного конфликта с советской властью, всем им вечный пример мегастар Джон Леннон. Этот был за мир и против войны (кстати, это вовсе не абстрактная война, против которой он был, – война во Вьетнаме: вьетнамцы не народ английского языка, а в Донбассе все говорят по-русски, ощутимая разница в мотивации), и наши наглые звезды подражают ему слепо.
Подражание по причине обожания кумира, так сказать. Выработался стереотип – какой же это рок-н-ролльщик без конфликта с властью. На деле конфликт тщедушный. И на конфликт не похож. В ряде случаев даже похож на милое сосуществование. Но так надо.
В случае прокиевской их ориентации: они не особо поняли, что произошло в феврале 2014-го, поскольку, я же говорю, не шибко умные.
Ознакомительная версия.
