В этой связи позволю себе рассмотреть несколько гипотез. Существуют, на мой взгляд, не только экономические или политические, но и психологические препятствия к идейному оформлению протеста. После реализации первичных задач и остановки особенно губительных для уровня жизни людей реформ необходимо двигаться дальше, необходимо блокировать такие социальные реформы в целом. Но для этого требуется уже последовательное и целенаправленное сопротивление. Тактические, частные протестные инициативы могут быть эффективны только в том случае, если являются органическими элементами адекватной стратегии. А стратегия социальных преобразований может строиться только в рамках общей концепции социального развития. И здесь неизбежно всплывает идея социализма как подлинной альтернативы развивающемуся капитализму. Но психологическое неприятие очень многими советского социализма заставляет население принимать любые, самые невероятные и невозможные популистские идеи, которые обещают сохранить социальные завоевания и не посягать на личную свободу, отчуждение которой по-прежнему ассоциируется с социализмом. То улучшение жизни, которое сейчас отчасти ощущается, отчасти декларируется, люди пока воспринимают как естественное следствие исправления капитализма. У нас был неправипьный-де, дикий капитализм, а сейчас всё наконец-то пошло на лад. Подобные рассуждения мне нередко приходится слышать. То есть идём мы верной дорогой, но вот кто-то (что-то) кое-где у нас порой… Меньшие оптимисты замечают, что да, тяжело, да, вся жизнь — борьба, а как иначе, это ведь единственный путь, по-другому пробовали, не получилось. Значит, сейчас главное — не было бы хуже. Хватит с нас экспериментов! Смотри эпиграф: «Но от горести нет рецептов, все, что были, сданы в архив!»
Это общее, так сказать, рамочное предположение. Чтобы компенсировать его некоторый, может быть излишний, психологизм, сформулирую три уточняющие гипотезы. Во-первых, люди, не имея реального капиталистического опыта, пока относительно удовлетворены своими отношениями с властью. Явные посягательства на доходы удаётся купировать, некоторые ухудшения воспринимаются не так остро, так как в памяти ещё живы потрясения начала 90-х и дефолт. Капиталистический эксперимент у нас в стране далёк (пока) от чистоты. Многие социальные преобразования не проявили полностью своей губительной природы. Да и российский капитализм ещё не живёт полной жизнью, он вовсю пользуется социальной инфраструктурой, культурным и человеческим потенциалом, производственными мощностями, созданными в советский период. Пользуется завоеваниями потопленной Атлантиды, которой, по логике многих идеологов, просто не было, потому что и быть не могло.
Во-вторых, смею утверждать, что никакого особого кредита доверия при всех явках и процентах власть не получила. Как я попытаюсь показать дальше, реже всего мотивом голосования было доверие. Людей гораздо больше интересуют инструментальные, управленческие возможности власти. Обращусь к полученным данным. В апрельском цикле опросов в анкете был вопрос о том, какие региональные политики являются наиболее известными, влиятельными и вызывающими доверие. Оказалось, что хуже всего как раз с доверием. 65 % не дали никакого ответа, 11 % заявили, что вообще никому не доверяют (участвовать в выборах в этой выборке, однако, собирались почти 69 %). Как показывают сопоставление рейтингов доверия, влияния и эффективности с данными о вербальном и реальном голосовании, определяющим является рейтинг эффективности политика, то есть оценка избирателями его умения решать конкретные насущные проблемы. Этот вывод подтверждают и последующие исследования.
Так, готовность голосовать за регионального кандидата зависит именно от его известности, от того, насколько он участвует в решении конкретных бытовых проблем района, города или области. Мировоззрение, политическая активность и политические взгляды избирателей оказывают значительно меньшее влияние на выбор. Замечу, правда, что это не относится к избирателям старшего возраста (70 лет и старше). В этой возрастной группе убеждения играют заметную роль в формировании избирательных предпочтений. Хотя и пожилые избиратели способны оценить в своём голосовании хозяйственное рвение кандидата. Но они гораздо чаще обнаруживают наличие твёрдых политических взглядов и в целом проявляют их в своих политических предпочтениях кандидатов и особенно партий. В других категориях зависимость прослеживается чёткая: те избиратели, которые отмечают хозяйственную активность кандидата или партии, проявляют завидную готовность за них голосовать. А наибольшую хозяйственную активность проявляют именно кандидаты, связанные с «Единой Россией».
И, наконец, гипотеза номер три, она же плохая новость для «Единой России». Точнее, для неё две классические новости. Хорошая — у «единороссов» действительно высокий рейтинг у избирателей. Плохая — «Единая Россия» не является партией. Есть и ещё одна плохая новость, но это позже. «Единая Россия» не является партией не потому, что избиратели её так не называют. Дело в том, что по-настоящему её так и не воспринимают. От неё не ждут концепции развития или даже внятных стратегических планов. «Единая Россия» — это такая большая группа хозяйственников, которые, как Чип и Дейл, спешат на помощь и даже кое-где что-то и делают, поэтому и получают что-то вроде признания, хотя они и не такие симпатичные, как грызуны-спасатели.
Пришло время озвучить мой второй вывод. Избиратели в наибольшей степени заинтересованы в решении первоочередных задач без оценки стратегии и, следовательно, без детального анализа намерений кандидатов. Не слишком они интересуются и идеологией, воспринимая её скорее как необходимый компонент избирательной кампании, вроде новогодней ёлки — пользы никакой, но красиво, традиция опять же. За этим стоит не невежество или априорная покорность, а скорее принципиальный отказ от радикальных изменений и активной политической позиции, связанный с неадекватным результатом политизации общества в 90-е годы. При таком подходе результаты думских выборов выглядят вполне логичными, хотя, безусловно, и не свидетельствуют о поддержке, доверии и единстве, о чём так настойчиво твердят победители и примкнувшие к ним. Они свидетельствуют о том, что большинство людей не видят ясно иной перспективы развития и в целом удовлетворены тактикой власти, не задумываясь о сути стратегии. Прямо как в песне: «Искала б я другую долю, но одиночества боюсь». Посмотрим далее, как этот вывод согласуется с политическими симпатиями и антипатиями избирателей, выраженными в намерениях голосовать.
4. Кому повем печаль мою…
Итак, каковы же были намерения пензенских избирателей по поводу голосования по партийным спискам? Посмотрим на динамику. В апреле рейтинги партий выглядели следующим образом: За «Единую Россию» были готовы проголосовать 39 %, за КПРФ — 6,9 %, за «Справедливую Россию» — 4 %, за ЛДПР — 2,8 %. Остальные партии набирали от 0,5 % до 1,5 %. В сентябре ситуация несколько меняется. «Единая Россия» — 38,28 %; КПРФ — 15,23 %; ЛДПР — 4,21 %; «Справедливая Россия» — 7,82 %; «Яблоко» — 0,6 %; СПС — 1 %; затруднились с ответом 29,46 %. Существенно вырос рейтинг КПРФ, остальные партии остались на прежних позициях. А вот в октябре рейтинг Единой России составлял уже почти 43,35 %. КПРФ опять потеряла — у неё около 12 %. Несколько увеличила свой рейтинг ЛДПР — 6,5 %, а «Справедливая Россия» потеряла — 3,73 %. Особый интерес представляет динамика вербальных рейтингов партий среди тех, кто дал определённый ответ о своих электоральных предпочтениях. Так, в апреле 55 % опрошенных уверенно назвали партию, за которую собираются голосовать, 45 % не дали определённого ответа. Если в целом по совокупности рейтинг «Единой России» составил 39 %, то среди определившихся её выбрали 71 %, КПРФ выбрали 12 %, «Справедливую Россию» — 7 %, ЛДПР — 5 %. Таким образом, отсутствие политических предпочтений у значительной части респондентов (у 45 %) автоматически повышает рейтинг политических партий. Этому же способствует отсутствие графы «против всех». Проще говоря, не имея внятной концепции будущего страны, люди предоставляют решать свою судьбу тем, «кто знает, как надо». Потому-то я выбрала эпиграфом строки Галича. Странным образом динамика ломается на пути к выборам. Определившиеся избиратели в сентябре отдали за «Единую Россию» 57,4 % голосов против 38,3 % в целом по выборочной совокупности и 20,4 % — за КПРФ по сравнению с общими 15 %. В октябре «Единая Россия» частично возвращает свои позиции среди тех, кто дал определённый ответ (60,2 %), и увеличивает свой рейтинг в целом. Остальные партии несколько теряют и в целом, и среди определившихся респондентов.
На мой взгляд, такие колебания свидетельствуют об отсутствии собственно политической позиции, причём как у избирателей, так и у партий. За избирателя конкурируют конкретные политики, решая конкретные проблемы или раздавая конкретные обещания, а их рейтинг свидетельствует о том, насколько именно они, своими действиями удовлетворили нужды избирателей. Такой вывод сложился на основе анализа ответов на некоторые вспомогательные вопросы. Так, в сентябрьской анкете был вопрос о том, какое учреждение ответственно за проблемы с благоустройством района. Было очень много отказов от ответов, но большинство ответивших обвинило администрацию города, района или области. Однако отвечая на вопрос о том, кто же может помочь в решении проблемы, большинство респондентов опять-таки назвало администрацию города, района или области! На самоорганизацию граждан, общественные организации или депутатов разного уровня полагается значительно меньше респондентов.
