Эта последняя книга мне хорошо известна, автор ее стоит на строго религиозной почве; книга его очень слабая, и в ней ясно выражена консервативная тенденция. Сильно выраженная тенденция видна, конечно, и в хегаровском опровержении моего сочинения. В своем усердии опровергать он доказывает больше, чем может доказать как специалист. При этом он повсюду берет под свою защиту высшие классы, выставляя их образцом нравственности, рабочих же он закидывает камнями, так что часто думаешь, что имеешь дело с буржуа, сознающим свои классовые интересы, а не с представителем науки. Напротив, когда Хегар выступает в своем изложении объективно, как человек науки, сочинение его содержит ряд поучительных сведений, распространение которых весьма желательно. Но напрасно стали бы мы искать в его сочинении широких обобщений и предложений по оздоровлению общества, которые могло бы принять государство или общество, поскольку необходимость их была бы признана, в целях воспитания всего человеческого рода на основе самых передовых научных знаний.
В буржуазном обществе существуют два класса,[20] которые не принадлежат к пролетариату, но которые, если бы они могли освободиться от своего узкого буржуазного образа мыслей, должны бы с восторгом приветствовать социализм: это учителя и медики (гигиенисты, гинекологи, врачи). Таким образом, именно от таких людей, как Хегар и ему подобные, знающих, благодаря своему положению и своим занятиям, безмерное несчастье, которое переживает огромное большинство людей, особенно женщин, главным образом вследствие наших социальных отношений, — именно от таких людей следовало бы ожидать решительного слова в пользу широких мероприятий, направленных на оздоровление и преобразование социальных условий, которые одни только действительно могут помочь делу. Но этого нет. Напротив, они защищают противоестественное состояние и прикрывают своим авторитетом прогнивший общественный строй, ежедневно доказывающий свою беспомощность перед лицом все более возрастающих бедствий физического и нравственного разложения. Это более всего возмутительно в поведении всех этих мужей науки, у которых одно только оправдание, что окружающая их общественная среда и ее предрассудки, сделавшиеся их второй натурой, лишают их возможности хотя бы мысленно подняться над этой средой', при всей их учености они остаются «нищими духом».
У Хегара, подобно Циглеру, своеобразный способ цитирования; он также выдергивает несущественное, откидывая существенное, и строит на этом опровержение. Его побуждает полемизировать против меня главным образом то, что я придаю большое значение нормальному удовлетворению половой потребности у зрелых людей, и он выставляет дело так, как будто я защищаю неумеренность. Отмечая, что я ссылаюсь на Будду и Шопенгауэра, и называя устаревшими мнения Хегевиша и Буша, он умалчивает, что такие авторитеты, как Кленке, Плосс и Крафт-Эбинг, высказывающиеся гораздо обстоятельнее, чем вышеназванные, стоят на моей стороне. В предлагаемом издании я цитирую далее консервативного статистика по вопросам морали фон Эттингена, который на основании своих статистических исследований приходит к совершенно таким же результатам, как я. Всему этому Хегар не нашел противопоставить ничего лучшего, как статистику Декарпье о смертности холостых во Франции за время с 1685 по 1745 год (!!!) и статистику женатых по Бауэру, относящуюся к 1776–1834 годам. Те и другие данные относятся ко времени, когда статистика была еще в очень жалком состоянии, они не могут считаться доказательными.
Но Хегар запутывается в противоречиях. На стр. 9 своего сочинения как доказательство безвредности полового воздержания взрослых людей он приводит католических священников, а также монахов и монахинь, добровольно наложивших на себя обет безбрачия. Он оспаривает возражение, что эти люди не живут воздержанно, указывая, что к воздержанности их принуждает кроме чувства долга общественное положение, при котором всякое падение делается темой сплетен и скоро доходит до ушей начальства. Между тем на стр. 37 и 38 своей книги он говорит буквально следующее: «Факт, установленный Дрюри (и приведенный Бертиллоном), говорит все же совершенно определенно о прямом влиянии подавленной половой потребности на возникновение этой категории преступлений (изнасилование, покушение на детей и прочее). Дрюри сопоставил нарушение нравственности в течение 30 месяцев в школах, руководимых светскими лицами, и в школах, руководимых духовенством. В 34 873 светских школах насчитывается 19 преступлений и 8 проступков, в 3581 духовной школе — 23 преступления и 32 проступка. Таким образом, институты, содержимые религиозными конгрегациями, насчитывают в 4 раза более проступков и в 12 раз более преступлений против нравственности!» Я полагаю, что того, кто сам себя опровергает, нет нужды опровергать.
Подобных противоречий у Хегара еще много. На стр. 18 и 19 он дает таблицы смертности для Франции, Парижа, Бельгии, Голландии, Пруссии, Баварии, которые показывают число умерших в различных возрастах на каждую тысячу женатых и холостых. Почти все эти таблицы говорят в пользу моего воззрения, так как они показывают, что смертность холостых, за исключением более молодого возраста в 15–20 лет, выше смертности женатых и замужних. Конечно, немалая часть замужних женщин умирает в родовой период или от его последствий в возрасте 20–40 лет, и Хегар заключает из этого факта и из многочисленных болезней, возникающих от перенесенных родов, что удовлетворение потребности любви значительно повышает смертность женщин. Но он не замечает, что они умирают не вследствие половых отношений, а от их последствий. И в этом виноваты лишь физические свойства значительного числа женщин, затрудняющие им перенесение родового акта. И эта физическая слабость опять-таки является результатом наших жалких социальных отношений: плохого питания, жилищных условий, образа жизни, рода занятий, умственного и физического воспитания, одежды (корсет) и т. д. Хегар, как специалист, должен также знать, как часто в тяжелых страданиях рожениц виновата недостаточная или неправильная акушерская помощь или заражение со стороны мужа. Все эти недостатки могли бы быть уничтожены разумными социальными учреждениями и способами воспитания, и тогда не было бы всех этих последствий. Упрекая меня далее в сильном преувеличении вредного влияния неудовлетворенной половой потребности, Хегар сам впадает в другую крайность. Он так описывает вред от удовлетворения половой потребности для женщины, что оказывается прав апостол Павел, учивший, как известно: вступать в брак хорошо, не вступать — еще лучше.
Хегар оспаривает далее правильность моего воззрения, что неудовлетворение половой потребности у неженатых влияет на число самоубийств. Я обращаю здесь прежде всего внимание на статистические данные моей книги. Но Хегар сам должен согласиться (стр. 23), что «в общем число самоубийств в холостом состоянии выше». Из-за чего же тогда спор?
В дальнейшем Хегар оспаривает мой взгляд, что подавление половой потребности часто ведет у женщин к душевным болезням, к сатириазису, к нимфомании, но и здесь опровергнуть мой взгляд ему совсем не удалось. На стр. 80 он говорит: «Женский пол в общем более подвержен помешательству, чем мужской, но все же разница незначительна; напротив, очень велика разница между не вступившими в брак и состоящими в нем; число сумасшедших среди первых приблизительно вдвое больше. Это отношение выступает еще резче, если не принимать во внимание детей, у которых душевные заболевания замечаются сравнительно редко, и учитывать только неженатых и незамужних с пятнадцатилетнего возраста. Тогда получается приблизительно в четыре раза большее число сумасшедших для холостых, чем для состоящих в браке. Хегар старается, правда, эту огромную разницу в пользу состоящих в браке объяснить различными причинами, и часть этих причин я могу принять тем легче, что я нигде не утверждал, будто подавленная половая потребность является единственной причиной болезненных состояний неженатых и незамужних; и все же Хегар в конце концов должен согласиться (стр. 31): «Однако разница между не состоящими в браке и состоящими слишком велика, чтобы ее можно было объяснить только этим» (приведенными им причинами). Я снова спрашиваю: из-за чего же спор?
Далее, на стр. 23 он говорит: «Нимфомания и сатириазис появляются иногда при очень значительных анатомических изменениях в половых органах или в центральной нервной системе». Но откуда происходят эти изменения, на это он дает очень неудовлетворительный ответ. Что неудовлетворение половой потребности может способствовать появлению страдания, с этим он согласен. «Однако первой и главной причиной является все же искусственно и насильственно вызванное возбуждение»(!). Но это возбуждение лежит в половой природе человека, иначе оно было бы невозможно. Хегар соглашается также, что происхождение истерии еще в древности приписывалось подавленной половой потребности, но сам он этого не хочет признать, и все же на стр. 55 он говорит: «В прежнее время, да и в наши дни, хотя и реже, наблюдались заболевания истерией, истерическим сумасшествием и пляской святого Витта в таких закрытых учреждениях, как женские монастыри, женские институты, что опять-таки часто приписывалось подавленной половой потребности». Хегар не спорит с этим, он пытается лишь выяснить причины, против которых мне опять-таки нет надобности возражать, тем более что я их сам отчасти уже привел.
