Ознакомительная версия.
Подобная антинациональная политика царского правительства лишь поощряла правящие круги США в их стремлении не просто использовать Россию в ХХ веке как «дойную корову», но глубоко внедриться в неё и подчинить себе экономически и политически. Такой вариант был соблазнителен для США и сам по себе, но, более того, линия на дестабилизацию, ослабление и системное закабаление России становилась для США жизненно необходимой в той мере, в какой Америка претендовала на мировую гегемонию.
ЕСТЬ старая карикатура времён президента Теодора Рузвельта (1858–1919), изображающая Рузвельта в виде садовника, ухаживающего за «деревом империализма», на котором уже созрели плоды с надписями: «Панама», «Филиппины», «Санто-Доминго», «Пуэрто-Рико», «Гавайи», «Гуам». И Рузвельт действительно олицетворил собой начало видимого американского империализма. Он стал именно его вывеской, поскольку подлинными «садовниками» были олигархи США, но Рузвельт – человек, внешне экстравагантный, а на деле – нахально-энергичный и решительный, – пользовался их полным доверием и поддержкой. Испано-американскую войну 1898 года он провёл, ещё будучи формально на вторых политических ролях, а в 1900 году был избран вице-президентом США вместе с президентом Мак-Кинли. К тому времени вокруг Рузвельта сформировался круг империалистических интеллектуалов, идеологов экспансионизма, среди которых был, например, Альфред Мэхан – теоретик подавляющей военно-морской мощи США. Забегая вперёд, можно напомнить, что в 1908 году, будучи президентом США, Рузвельт отправил в кругосветное путешествие внушительную эскадру новёхоньких линкоров, выкрашенных в белый цвет. Полвека назад командор Перри «вскрывал» самоизолировавшуюся Японию «ножом» эскадры чёрной окраски, теперь же устрашали орудия главного калибра, а не цвет.
Рузвельт, пребывавший на посту президента США с 1901 по 1909 год, стал президентом 14 сентября 1901 года не по избранию, а после того, как скончался президент Мак-Кинли, раненный 6 сентября 1901 года анархистом Леоном Цолгошем. Внешняя политика уже Уильяма Мак-Кинли (1843–1901), впервые избранного президентом США в 1897 году, была откровенно империалистической, однако Мак-Кинли был для имущей элиты США всё же не совсем своим, ибо пришёл на вершины карьеры из «верхних» средних слоёв, а рвущемуся в мировые властители истеблишменту США требовался полностью свой. Теодор Рузвельт был таковым и по происхождению, и по образованию, да и по состоянию – не магнатскому, но вполне приличному. Поэтому сложно сказать – кто направлял руку Цолгоша? Так или иначе, Мак-Кинли скончался, и военный министр Элиху Рут – мы с ним ещё встретимся летом 1917 года в России – предложил Рузвельту принять в присутствии кабинета президентскую присягу.
В ленинских «Тетрадях по империализму» отыскивается запись (с пометкой «очень важно») следующего содержания:
«Именно… спрос на иностранные рынки для изделий промышленности и для инвестиций явился явной причиной того, что империализм был воспринят как политический принцип и политическая практика республиканской партией, к которой принадлежат промышленные и финансовые главари и которая принадлежит им. Авантюристический энтузиазм президента Рузвельта и его партии… „цивилизаторской миссии“ не должен вводить нас в заблуждение. Империализм нужен мистерам Рокфеллеру, Пирпонту Моргану, Ганна, Швобу и их компаньонам, и они-то взваливают его на плечи великой республики Запада. Им нужен империализм, потому что они хотят использовать государственные ресурсы своей страны, чтобы найти выгодное помещение капиталов…».
Оценка вполне ленинская, однако это не ленинский текст, а цитата из книги английского буржуазного экономиста Джона Аткинсона Гобсона (1858–1940) «Империализм», изданной в Лондоне в 1902 году. Причём одногодок Рузвельта Гобсон в последний период жизни пришёл к открытой апологетике империализма и идее «мирового государства» – естественно, под властью частных капиталистических собственников.
В свете этой оценки Рузвельта и его патронов самим англосаксом, можно понять, что новейшее отношение к России формировалось в США на базе империалистических интересов. И если в 1898 году Рузвельт ещё мог написать в письме президенту Американской лиги заградительного тарифа А. Муру: «Россия единственная среди европейских держав была в прошлом неизменно дружественной нам», – то уже в первые годы ХХ века отношение ставшего президентом США Рузвельта к России было только враждебным. И это дало основание американскому историку Г. Билю заявить: «…антирусская, про-японская политика администрации Рузвельта воодушевила Японию пойти войной против России».
Так оно, вообще-то, и было.
Между прочим, тот же Гобсон, касаясь России, писал, что хотя она, «единственная из северных стран», ведёт «империалистическую политику», «главным образом направляя свои силы на захват Азии», но «её колонизация более естественна», поскольку «идёт путём расширения государственных границ…». Фактически здесь речь – о развитии России до её естественных геополитических границ, что было характерно даже для царской России, пусть в начале ХХ века и впадавшей – в определённой мере – в грех империализма. Тем не менее даже англосакс Гобсон не смог поставить в вину России ничего особо существенного, ничего особо захватнического.
ВЫШЕ уже говорилось, что с наступлением ХХ века Россия представляла для Америки двоякую опасность: в реальном масштабе времени – как потенциальная союзница Германии, а в дальней исторической перспективе – как держава, потенциал которой был способен сорвать планы мирового господства США. Однако даже царская Россия была просто-таки смертельно опасна для правящей элиты США и мировой наднациональной элиты ещё и как нравственный, цивилизационный их антагонист. Не вдаваясь здесь в дальнейшие разъяснения, отмечу, что цивилизационные установки России были естественно враждебны и противоположны американским и вообще англосаксонским установкам – Россия была способна претендовать в перспективе на роль мирового лидера, но никак не мирового господина-диктатора и жандарма. В том числе и поэтому амбициозная Америка с течением исторического времени с успехом стала заменять Англию в роли главной подгаживающей России державы («Англичанка», впрочем, тоже гадила России по-прежнему).
До ХХ века Америка повлияла на исторические перспективы России как мировой сверхдержавы единожды, но повлияла самым зловещим и драматическим образом. Речь о всё той же проданной Русской Америке, продажа которой стала для будущего России просто-таки катастрофой. Одни Алеутские острова обеспечивали России – при умной её политике – грандиозные возможности! А архипелаг Александра с русско-американской столицей Ново-Архангельском (ныне – Ситка)… А богатства Аляски – нефтяные, золотые и прочие… Но это – внешнеполитический аспект козней США против России.
Во внутренние же российские дела Америка впервые вмешалась значимым образом во время русско-японской войны 1904–1905 годов. И на этом тоже не мешает остановиться: тема о влиянии США на злосчастный для России ход и исход той войны прямо вплетается в тему об «американских» истоках российского Февраля 1917 года.
Войну Японии с Россией финансировали многие – и гласно, и негласно. Но чаще всего подчёркивают роль банкирского дома Kuhn, Loeb & Co («Кун, Леб и Ко»), который с 1885 года возглавлял крупный американский еврейский финансист Джейкоб (Яков) Генри Шифф (1847–1920). Его имя связывают также с финансированием русской революции 1905 года, и применительно к эсерам (а возможно, и к меньшевикам во главе с Троцким) эта версия не выглядит полностью несостоятельной. С одной стороны, первую революцию в России инициировали, конечно, не извне. Вот как Яков Васильевич Глинка, присяжный думец-аппаратчик и отнюдь не революционер, начал свои воспоминания об 11 годах работы в Думе:
«Наше поражение в войне с Японией в 1904 году, гибель эскадры, потеря Порт-Артура, Дальнего, Портсмутский мирный договор выявили всю гниль нашего государственного аппарата. Начался ропот, рабочие отозвались забастовками, крестьяне волнениями, сопровождавшимися пожарами помещичьих усадеб…».
Так что революцию программировала внешняя и внутренняя политика царизма. Но, с другой стороны, не подлежит сомнению то, что внутреннее брожение в России в ходе русско-японской войны было антироссийским силам выгодно и они могли финансово поддержать определённые революционные силы – поддержать не для обеспечения их победы, а для большей смуты.
Впрочем, отставим пока догадки в сторону и обратимся к несомненным фактам. Первый военный японский заём был открыт в США в апреле 1904 года, и русский посол Артур Павлович Кассини доносил министру иностранных дел России графу Ламздорфу из Вашингтона:
Ознакомительная версия.
