Ознакомительная версия.
«Пропаганда времен „холодной войны“ как бы уравнивала фашизм с Америкой (и западными странами вообще), объявляя их агрессорами» (с. 117). Вероятно, и этому кто-то верил. Мы не знаем и уже не узнаем, сколько было таких доверчивых среди взрослых здравомыслящих людей. А среди детей – каждый вспомнит по себе. Родители никогда и ничего вразрез пропаганде не говорили. О Хиросиме я знала с самых неразумных лет и не сомневалась, что фашистская Америка были союзницей фашиста Гитлера, поэтому и бомбила мирный трудолюбивый японский народ, который был, конечно, в союзе с нашим мирным трудолюбивым народом. Узнав реальную конфигурацию сил, лет в девять, удивилась и призадумалась. Но никого об этом не спросила.
Кстати заметить, я была уверена, что Гитлер хотел уничтожить русский народ. Об этом было написано в книжке с картинками: «Гитлер хотел уничтожить русских» (Н. Н. Михайлов. Моя Россия. Путь русского народа. – М.: Советская Россия, 1966, с. 219). Правда, в книжке было странное продолжение: «Но он достиг обратных результатов» (с. 219). Обратных – это как? Наверное, я вслух удивилась, потому что бабушка Маруся объяснила мне, кого хотел уничтожить Гитлер на самом деле. Да еще добавила, что Сталин хотел того же самого. Бабушка была горячая филосемитка. Почему – не знаю. Среди нашей сельской родни мне потом пришлось наблюдать другие настроения, вполне пещерные. А тогда бабушка доходчиво меня просветила: только плохие злые люди плохо относятся к евреям, понятно?
Алексей Юрчак исследует иллюзорные представления о жизни за границей, которые бытовали у «нормальной» советской молодежи позднесоветских поколений, – «воображаемый Запад». Этот «Запад» не имел ничего общего ни с реальным Западом, ни с «врагом», сочиненным пропагандой, ни с иллюзиями низовых слоев общества, показанными Ольгой Эйдельман. «Воображаемый Запад», который исчез в конце восьмидесятых, когда население лучше познакомилось с реальным Западом, создавался на основе рок-и поп-музыки, джинсов, кинофильмов и выражал мечту о более интересной жизни, чем советская. Мне осталось не до конца понятным, считает ли Юрчак этот «Запад» одной из молодежных субкультур или рассматривает его как всеобщее увлечение (или даже образ жизни). В первом случае я соглашаюсь и присоединяюсь, во втором – нет. Эта субкультура была далеко не единственной (и сама я к ней не принадлежала).
Дина Хапаева в книге «Время космополитизма. Очерки интеллектуальной истории» (СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2002) полагает, напротив, что именно со второй половины восьмидесятых годов началось идеализирующее конструирование «Запада», и возникший образ был гораздо сложнее, чем «зеркальное отражение недостатков советской повседневности» (с. 20). Эта идеализация была драматичным проявлением кризиса самосознания советских людей – Конфликта «между отрицанием ими „всего советского“ и неспособностью отказаться от базовых установок советской идеологии, от пережитого социального и индивидуального опыта» (с. 22).
Самое резкое и жестокое столкновение реальности и пропаганды происходило в периоды «братской помощи», то есть военного вмешательства советского режима в дела других стран. Населению в этих случаях предписывалось либо полное молчание (как при вторжении в Венгрию), либо горячая и единодушная поддержка мудрой и миролюбивой политики родной коммунистической партии (как при вторжении в Чехословакию и Афганистан). Реальное отношение разных слоев население к этим действиям властей отражалось в сообщениях КГБ, в информационных записках в ЦК, в надзорных заключениях прокуратуры. Все эти документы были спрятаны в архивах, но каждый советский человек сам знал, как он к этому относится.
Дети вообще не должны были упоминать об этих событиях по своей воле, а для родителей и для молодежи существовали правильные вопросы, пропечатанные в газетах вместе с правильными ответами. Вопросы во всех случаях были одинаковые. Они, собственно, не изменились и в наши дни применительно к сегодняшней политике. Следовало спрашивать: почему такие-то действия нашей страны являются необходимыми, своевременными, мудрыми, справедливыми, гуманными? Затем полагалось спросить: почему они вызывают бешеную злобу наших врагов? Ответы по сути тоже были одинаковыми и обязательно заканчивались тем соображением, что враги давно хотели обострить международную обстановку и воспользовались справедливыми и законными действиями нашей страны как предлогом. А не случись этих действий, поджигатели нашли бы другой предлог. Сегодняшняя пропаганда эту мысль повторяет дословно.
При вторжении в Афганистан «Правда» задавала такие вопросы Брежневу. Генсека – самую тяжелую артиллерию – привлекли потому, что власть прекрасно знала: население не только не поддерживает ее авантюру, а категорически, панически против. Все отцы и матери испугались за сыновей. Через несколько лет руководство бесстыдно признавало: «Придется когда-нибудь объявить, что ввод войск был грубой ошибкой, что уже тогда и ученые, и общество отрицательно отнеслись к этой авантюре» (В Политбюро ЦК КПСС. – М., 2006. с. 353).
Пропагандистское интервью Брежнева было совершенно безумным. Неужели «они» допускали, что хоть кто-то мог поверить в этот бред? Кем же и каким же казалось власти население?
Брежнев и вся пропаганда вдалбливали четыре взаимоисключающие позиции. 1. Советский Союз ввел войска по неоднократным просьбам афганского правительства, так как социалистической революции в Афганистане угрожала агрессия из-за океана. 2. В Афганистане свергнута кровавая клика американских агентов, а главный агент Амин расстрелян. 3. К смене власти в Афганистане советские войска непричастны. 4. Новое правительство тоже обратилось к Советскому Союзу с той же просьбой о помощи.
Понятно? Кровавая клика американских агентов, находившаяся у власти в Афганистане, обращается с неоднократными просьбами к Советскому Союзу ввести войска для защиты от американской агрессии. Советский Союз откликается на просьбы кровавой клики и вводит войска. Клика свергнута, американский наймит Амин расстрелян. Но введенные войска не имеют к этому отношения. Новое правительство тоже просит военной помощи, и Советский Союз вновь вводит уже введенные войска. Была и пятая позиция – итоговая: это мудрая и неизменно миролюбивая политика родной коммунистической партии. «Если бы, – заявил генсек, – не было Афганистана, то определенные круги в США, в НАТО наверняка нашли бы другой повод, чтобы обострить ситуацию в мире» (Новое время, 1980, №3, с. 6).
Конечно, никто этому лганью не верил, все испытывали ужас и отвращение. Но покорные заложники молчали. А тем несчастным, кого сгоняли на митинги, приходилось еще и одобрять. «Мы, рабочие Атоммаша, горячо поддерживаем миролюбивый внешнеполитический курс родной Коммунистической партии. Помощь Советского Союза дружественному Афганистану нашла горячую поддержку в сердце каждого советского человека» («Молот», 16 января, 1980, №13, с. 1).
«Учительская газета» давала педагогам такие установки: «Что касается Советского Союза и социалистических стран, то они пришли в Новый год с оливковой ветвью мира» (Учительская газета, 1980, 5 января, №3, с. 4). «Американская администрация пытается осуществить грубое вмешательство во внутренние дела Афганистана. Этой цели служит и постановка по инициативе США т. н. вопроса о положении в Афганистане в Совете безопасности ООН, которая является неправомерной и противоречит ясно выраженной воле народа и правительства суверенной республики Афганистан» (Учительская газета, 1980, 8 января, №4, с. 1).
Тех, кто в этих обстоятельствах вел себя в согласии со своим человеческим разумом и гражданским достоинством, было очень мало. Только Андрей Сахаров и его соратники открыто, гласно выразили протест – и пострадали за это.
Для молодежи все ситуации «братской помощи» были очень трудны, а ситуация афганской авантюры – безвыходной. Что было делать? Отстраниться, презирать, не замечать, «меня не касается», «ни за – ни против» – все это была трусость и безответственность. Никто на этот счет не заблуждался. Моя корреспондентка Мария Р., учившаяся в то время на филологическом факультете Московского университета, написала мне, что нашла возможность обозначить свое отношение: «Обозначила просто – захипповала. Внешним видом, поведением, пацификами. Где только можно, спорила, доказывала, высказывала свою позицию вслух. Молодая была, горячая. Принимала участие во всяких хипповских акциях памяти Леннона, винтилась в менты, в универ несколько раз по мою душу приходили гебешники. Потом меня таки исключили. Потом уже в перестройку восстановилась на журфак. Вышла из комсомола. Нет, без демонстрации. Снялась и учета и больше не встала. Нас однажды, когда мы путешествовали вдвоем, хотели сдать в менты жители Нового Афона, которым мы втирали про безнравственность „Афгана“. Приняли за американских шпионов, заперли в сарае, а на рассвете пришла хозяйка, сказала: уходите быстрее, пока они не проснулись. В смысле муж и другие родственники» (Мария Р. Электронное письмо от 29 июля 2015. Личный архив автора).
Ознакомительная версия.
