Текст программного заявления национал-социалистского правительства полностью соответствует тому, что Гитлер написал за много лет до этого в «Майн кампф»: «Цель нашего сегодняшнего парламентаризма не собрать собрание мудрецов, а сколотить большинство из духовно зависимых нулей, руководить которыми в определенном направлении будет тем проще, чем больше личная ограниченность отдельных депутатов. Только так можно проводить партийную политику в сегодняшнем плохом смысле этого слова» (128—35).
Формальный характер парламента в фашистском государстве определяется несколькими обстоятельствами: а) тем, что он «де-факто» подчинен правительству, вместо него располагающему реальной законодательной властью, издающему законы, которые незамедлительно вступают в силу, а задним числом вносятся в парламент для одобрения или сведения; б) даже если бы законодательная власть была в руках парламента и он стоял бы над правительством (как это и имеет место при строгом соблюдении принципа разделения властей), это не изменило бы марионеточного положения парламента. Потому что над ним, как и над судом и правительством, стоит «представительное ядро нации», именуемое фашистской партией. Все законы и декреты, прежде чем быть внесенными на одобрение в парламент, должны получить одобрение представительного ядра — фашистской партии. Без ее разрешения ни один закон не может быть внесен в парламент.
Достаточно вспомнить о правах, которые Гесс (как заместитель фюрера), а позднее Мартин Борман (как начальник партийной канцелярии) имели по отношению к законодательной деятельности рейха, или Верховный фашистский совет — по отношению к итальянскому парламенту. Таким образом, благодаря этой отлаженной системе, ликвидируется любая реальная политическая деятельность в парламенте, чье единодушие по всем вопросам — эхо партийных съездов, где все принимается под крики «Хайль Гитлер!» или «Франко! Фаланга!».
За всю историю фашизма не было случая, чтобы парламент не одобрил внесенный правительством на обсуждение закон, возразил правительству или подверг его критике. Это ярко раскрывает полностью формальный характер парламента как государственного органа и одновременно выявляет его истинную роль — роль трибуны, с которой вождь фашистской партии оповещает о своих решениях граждан и внешний мир.
Процедура выборов в парламент тоже весьма показательна. Кандидатов выдвигает сама фашистская партия или официальные массовые организации, находящиеся под ее контролем. Например, в Италии кандидатов представляли корпорации и составляющие их организации, причем список дополнялся Верховным фашистским советом, то есть высшим государственным и партийным органом итальянского фашизма. «Кандидатов выдвигают организованные производственные, хозяйственные и интеллектуальные группы — организации и органы корпоративного государства, а не партии. К этим кандидатам Верховный фашистский совет прибавляет наиболее ценных людей из всех областей общественной жизни, которых нация (читай: партия. Ж.Ж.) лишь выдвинула как своих вождей» (112—205).
Джоакино Вольне, говоря о задачах Верховного фашистского совета, так представляет его высший контроль над будущими «законодателями»: «Но другим правом и долгом было подбирать предложенных профессиональными организациями кандидатов, чтобы составить список, который нужно будет представить избирателям. Это значит, что выдвинутые корпорациями законодатели должны сперва пройти через фильтр совершенной политической и фашистской структуры — Верховного фашистского совета» (17—139).
В Германии и Испании процедура аналогична. Массовые организации выдвигают своих кандидатов, но поскольку во главе массовых организаций стоят члены фашистской партии, работающие по ее директивам, то кандидатов фактически выдвигает фашистская партия.
В кортесы при Франко, куда согласно закону выбирают 438 депутатов (прокурадоров), входят члены правительства, члены Национального совета Фаланги (100 человек), председатели разных государственных советов и «вертикальных профсоюзов» (не менее 100 человек), мэры столиц испанских провинций, ректоры университетов и лица, которые «за значительные заслуги перед родиной» назначаются главой государства. К прокурадорам прибавляются те депутаты, которые будут выбраны официальными профсоюзами («вертикальными синдикатами») путем всеобщих и равных выборов. Таким образом, возможность попасть в кортесы для тех, кто, с точки зрения Фаланги, нежелателен, исключается. Даже если это случайно и произойдет, депутата всегда можно отозвать через соответствующую организацию, которая его выбирала, потому что и она находится под контролем Фаланги.
При таком механизме выборов депутатов в фашистский парламент в его составе оказываются фактически руководящие функционеры фашистской партии представители исполнительной власти. В рейхстаге весь депутатский корпус носит партийную униформу национал-социалистов и в этом смысле ничем не отличается от партийных съездов в Нюрнберге, где можно увидеть то же самое зрелище. Дело, однако, не ограничивается одним внешним сходством. Потому что рейхстаг имеет тот же или почти тот же состав, что и партийные съезды, ведь и там, и там присутствуют: фюрер, партийные рейхслейтеры, гаулейтеры, часть крейслейтеров, ортсгруппенлейтеров и т.д.; руководители массовых организаций (Германского трудового фронта, Женского национал-социалистского союза, «Гитлерюгенда» и т.д.); рядовые национал-социалисты, которые ничего не понимают в политике, но своим присутствием должны подтвердить «демократическое» начало фашизма, или, по выражению итальянских фашистов, «интегральное представительство народа».
Ликвидация парламента как органа законодательной власти в государстве и как верховного государственного органа обыкновенно представляется теоретиками фашизма как большое реформаторство: парламент, дескать, освобожден от недугов, свойственных ему при буржуазной демократии. «Фашистское учение, — объясняет один из таких теоретиков, — не только не против парламента, но и создает вместо нынешнего парламентаризма новый, объявляя новые принципы, которые будут лежать в его основе».
«...Согласно своей теории о способе формирования воли нации, фашизм изначально отказал политическим партиям в праве выдвигать и выбирать членов парламента. По его представлениям, неистребимая групповщина политических партий мешает им выбирать в качестве депутатов самых достойных и самых деятельных с точки зрения интересов государства. Слабые и маленькие партии или не имеют таких людей, или же входят в коалиции, которые выдвигают в парламент случайных людей, не тех, кого желала бы вся нация. В сильных партиях, если их не возглавляют коррумпированные личности, существует тираническое внутреннее управление, которое раздает или продает депутатские места. В больших партиях управляющие структуры всегда имеют отдельные, командующие партией единицы, которые чаще всего заняли лидирующее положение не в силу их признанной деятельности на пользу государства» (112—203).
«Самостоятельно, без руководства государства, массы не только не могут высказываться по вопросам управления, но и, как правило, не желают этого делать. А когда они это все-таки делают, то исходят из такого количества различных причин и побуждений, что невозможно и представить, какое число голосов может набрать какая-нибудь национальная воля» (112—204).
Резюмируя свою критику многопартийного парламента, тот же автор подчеркивает два главных его недостатка:
1. В нем «народ участвует не сам, а через профессиональных политиков». Теперешний парламент составлен из профессиональных политиков, половина из которых оказалась там, чтобы получать себе на пропитание и возмещение за услуги, оказанные ими партии. Большинство из оставшейся половины уже слишком утомлено межпартийной борьбой, целиком поглощено ею, и у него осталось слишком мало энергии, чтобы плодотворно работать в парламенте» (71—205).
2. «Словопрения, межпартийная борьба ведутся почти исключительно с чисто партийными целями. Если убрать сказанное в парламенте не по предмету, поставленному на обсуждение, каждый парламент выполнил бы всю свою работу меньше чем за 3 месяца, а сейчас ему и года не хватает» (112—205).
Вот то «новое», что предлагает взамен фашизм:
«Этой критикой фашистское учение о государстве закладывает основы своего парламентаризма. Сохраняется внешняя форма парламента: он и в дальнейшем будет носителем законодательной власти (!!!) и его членов будут выбирать всеобщим голосованием.
Однако ликвидируется принцип партийности при выборах. Они состоят из трех моментов: выдвижение кандидатов в депутаты, их утверждение и заполнение избирательных списков, голосование. Первые два момента имеют более важное значение, чем само голосование. Поэтому и государство должно участвовать в этом процессе и иметь решающую роль в составлении избирательных списков. Оно не может не интересоваться, кто же будет защищать его интересы» (112—205).
