Ознакомительная версия.
В феврале 1915 г., находясь проездом в Нише, Ф. Супило открыто агитировал Пашича за осуществление своей заветной мечты – «объединения юго-западных славян под эгидой Сербии»68. Эту задачу Супило считал настолько важной, что, как сообщал Сазонову российский посланник в Черногории А.А. Гире, «в случае, если не удастся прийти к соглашению (с сербами, касательно объединения с хорватами и словенцами. – А.Ш.)», он намеревался «убедить нас (Россию. – А.Ш.) в необходимости навязать свое властное решение»69. Для того же, чтобы проект такого объединения был благосклонно воспринят в столицах государств Антанты, Супило предлагал Пашичу пойти навстречу союзникам и «отказаться от Македонии в пользу Болгарии». «Судьба присоединения Далмации к Сербии, – уверял он сербского премьера, – зависит от уступчивости последней относительно Македонии»70.
По словам князя Трубецкого, «для католика-далматинца (Супило. – А.Ш.) Македония – это прошлое не сербского народа, а Сербского королевства, причем прошлое, к которому вовсе не лежит его сердце. Стремление Сербии на юг он считает печальной необходимостью, в которую она была поставлена, не имея выхода на запад к морю, отрезанная на севере от своих соплеменников. Народное, экономическое и государственное развитие должно быть направлено в сторону Адриатики, а не к Эгейскому морю»71. Весьма любопытно замечание российского посланника о том, что «эти взгляды Супило стеснялся выражать здесь»72. Еще бы, ведь сербы могли не так его понять. В разговорах же со своими собеседниками в Нише посланец хорвато-далматинской эмиграции говорил о другом. Не жалея красок, он расписывал «картину будущего развития Сербии на берегах Адриатики с богатыми коммерческими гаванями, со своей „Ривьерой“ у Рагузы (ныне хорватский Дубровник. – А.Ш.), которая славится красотой местоположения, может быть, с военно-морскими портами, в коих население – природные моряки, являющиеся лучшим элементом австро-венгерского флота». На сербов все это, как доносил в Петроград со слов Супило Трубецкой, «производило сильнейшее впечатление»73.
Вместе с тем, важно заметить, что давление, которое Супило оказывал на Пашича, пытаясь склонить его «стряхнуть македонский прах» со своих ног и обратиться на северо-запад – к Адриатике, объяснялось, как представляется, не только желанием «подыграть» союзникам в македонском вопросе и заручиться их поддержкой в деле возможного сербо-хорвато-словенского объединения. Стратегическая цель Супило здесь иная (что хорошо видно из его конфиденциальной беседы с Трубецким, отрывки из которой мы приводили), а именно – «перетянуть» Сербию, так сказать, из Азии в Европу, перевести вектор ее цивилизационного развития с Востока на Запад. А что же дальше?.. А дальше, как подчеркнул Супило в разговоре с советником 2-го Политического отдела МИД России К.Н. Гулькевичем, слияние хорватов с сербами «должно принять форму, обеспечивающую перевес культурного миросозерцания хорватов над нынешними стремлениями сербов». По словам российского дипломата, «Супило подчеркнул при этом европейский оттенок цивилизации хорватов в противоположность культуре сербской»74.
И в других союзных столицах посланники Комитета развивали эту же мысль. Д.Ллойд Джордж вспоминал, что в меморандуме британского Форин оффис о возможном территориальном переустройстве в Европе (подготовленном осенью 1916 г.) – в части, касающейся будущего югославян Австро-Венгрии, констатировалась: «Цель, которую поставили себе югославяне, – это освобождение всех сербов, хорватов и словенцев от власти Австро-Венгрии или другой державы и объединение их в едином государстве. Они желают, однако, свободного и добровольного объединения, а не такого, которое было бы навязано им извне и предполагало подчинение одной части другой. Хорваты и словенцы, без сомнения, восхищаются боевыми успехами Сербии и надеются, что она поможет им освободиться; но, с другой стороны, они считают себя выше сербов по своей культуре и образованности и полагают, что это превосходство обеспечит за ними руководящую роль в будущей конфедерации южных славянских государств»75.
Итак, мотивы объединительных стремлений хорватской эмиграции вроде ясны – консолидировать все хорватские и словенские земли в рамках единого югославянского государства и обеспечить преобладание в нем «европейского» мировоззрения тех же хорватов и словенцев. Очень точно данную тенденцию подметил российский консул в американском Питтсбурге Г.В. Чирков в своем обширном и компетентном донесении о состоявшемся там 29–30 ноября 1916 г. Втором югославянском конгрессе[84]. «Возможно, – писал он, – что компактная католическая группа югославян в лице кроато-словенцев, не чуждая собственных национальных амбиций, питаемых сознанием интеллектуального превосходства западно-католической культуры над православно-восточнославянской, будет использована именно в видах сокращения „Великой Сербии“ (под чем имеется в виду уменьшение влияния сербского элемента в рамках „единого отечества“. – А.Ш.), с которой большинство хорватов-националистов ныне мирится постольку, поскольку пансербские домогательства представляются им меньшим злом, чем мадьярский шовинизм»76. Любопытно, что сербы, кому была уготована роль «учеников» в едином с хорватами и словенцами государственном сообществе, по свидетельству Трубецкого, хорошо понимали, что «новые пришельцы принесут с собой новые навыки и понятия», и именно это «отчасти заставляет их дорожить православным населением Македонии, дабы иметь ядро однородного населения»77.
Как видим, между сербами, с одной стороны, и хорватами и словенцами, с другой, при ясно выраженной политической и геополитической воле к объединению, с самого начала ощущалось до поры до времени скрытое соперничество по вопросу: кто будет гегемоном объединения. Это соперничество, имевшее, кстати, весьма глубокие корни, выплеснулось наружу в начале 1916 г., когда Сербия была занята австро-германскими и болгарскими войсками, а правительство и король находились в изгнании – на острове Корфу…
О возросших амбициях хорватской и словенской эмиграции свидетельствует «Дополнительный меморандум Югославянского комитета», переданный французскому правительству 13 марта 1916 г.
По мысли его руководства, поскольку оккупированная Сербия и югославянские области Австро-Венгрии сравнялись в своем политико-юридическом статусе («абсолютно все югославянские земли без исключения теперь находятся под властью неприятеля»78), то сербское правительство должно потерять свое положение монопольного политического фактора юнионистского движения и единственного «официального» защитника и пропагандиста в союзных столицах «общей» воли «всех трех племен одного народа». На практике это означало стремление хорватских политиков добиться признания Европой Югославянского комитета в качестве политического органа, равного по значению и весу сербскому правительству. С другой же – содержательной – стороны, имела место попытка лидеров Комитета «лишить» Сербию роли «единственного» Пьемонта, т. е. объединителя югославянских земель (каковая идея ранее ими, заметим, разделялась), и объявить теперь уже Хорватию первым претендентом на роль «собирателя» югославян. Этот новый «крен» крайне отчетливо прослеживается в указанном документе.
«В югославянской проблеме, – утверждалось в нем, – хорватский вопрос играет ключевую роль. Хорватия – это одно из древнейших королевств в Европе… Хорватия со своей столицей Загребом является главным культурным центром югославян Австро-Венгрии… Вот почему главным залогом объединения югославян является вхождение Хорватии в состав единого государства. Если Хорватия станет центром „собирания“ югославян, то все остальные югославянские земли (включая, естественно, и Сербию. – А.Ш) будут идти в ее фарватере. И, действительно, она ведь является естественным „связующим звеном“: на востоке с Сербией, на западе со словенскими землями, на юге с Боснией и Герцеговиной. Срединное географическое положение повышает значение Хорватии в контексте общеюгославянской проблемы»79. И т. д., и т. п., и пр.
Присовокупим к тому и деятельность Комитета в Америке, который с помощью американских югославян намеревался не только обосновать «программу объединения», но и (как малая группа эмигрантов) обрести массовый источник своей легитимности, а также обеспечить постоянную финансовую поддержку, что значило бы – выйти из-под опеки сербов; сформировать отдельные добровольческие части для участия в войне на стороне Антанты, каковые в будущем могли бы стать фундаментом его «собственной» армии, а сам бы он получил признание союзных держав как временное правительство созданного на землях бывшей Австро-Венгрии югославянского государства80…
Ознакомительная версия.
