Иногда коренным африканцам, внешность и цвет кожи которых почти не отличались от белых людей, удавалось выступать в составе команд только белых клубов. Среди них были долгое время считавшийся лучшим игроком Смилее Мооза, выступавший за футбольный клуб «Береа парк» и «цветной» дзюдоист Топхэм, ставший членом белого клуба, так как был совершенно белокож. Однажды ему удалось в составе команды этого белого клуба выехать в зарубежное турне. Но все они рано или поздно были «разоблачены» при попытке сменить, так сказать, кожу, изгнаны и подверглись различным мерам наказания.
Книга «Раса и спорт» рассказывает, что физические упражнения и занятия различными видами спорта приобрели в Южной Африке ни с чем не сравнимую популярность среди всех слоев населения и среди всех рас. Этому способствовали и великолепный климат па большей части территории Южной Африки, и принесенные с собой спортивные традиции англичан, и необыкновенная способность африканцев и «цветных» усваивать навыки спортивных игр и других дисциплин. Широкое распространение получили в Южной Африке регби, футбол, крикет, гольф, легкая атлетика, боулинг, теннис, волейбол, бокс. Этот культ спорта, его необычайная популярность в Южной Африке позволили автору книги «Раса и спорт» назвать спорт «новой религией» в современной ЮАР. Но эта «новая религия» всегда была направлена против прав человека, против достоинства представителей небелых рас, жизнь которых, а соответственно и условия для занятий спортом, разнится действительно как черное и белое. Большинство спортивных объединений в ЮАР монополизировано белыми. Известный специалист спорта Э. Йокл, которого цитирует Р. Томпсон, в своем «Справочнике по расовым отношениям в ЮАР» констатирует, что «цветные» кварталы и пригороды для африканцев в ЮАР, как правило, не имеют ни парков, ни спортивных площадок, не говоря уже о возможности соревноваться с зарубежными соперниками.
Об истинных возможностях южноафриканского спорта мы можем судить только предположительно в силу названных причин. Для сведения добавим, что, по современным данным, одно поле для регби в среднем приходится на 20 тысяч белых и одно же - на 200 тысяч африканцев, один бассейн - на 20 тысяч белых и один - на 200 тысяч небелых. Южноафриканское правительство тратит (по официальным цифрам на 1979 год) 29 центов на спорт в расчете на одного белого и соответственно 2 цента на одного африканца. Эти цифры, разумеется, дают только приблизительно представление о той настоящей пропасти, которая разделяет привилегированное меньшинство и небелое население в области спорта.
Приводя многочисленные примеры расовой нетерпимости в спорте расистского государства, Р. Томпсон цитирует слова бывшего министра внутренних дел сенатора де Клерка, который подчеркнул: «Мы выступаем против смешанных соревнований спортсменов разных рас, как внутри страны, так и за рубежом, ибо раздельное развитие рас соответствует нашим традициям, нашим привычкам как в спорте, так и во всех других областях. И мы не намерены их менять. В случае нарушения установившихся правил мы вынуждены будем принять специальный закон, воспрещающий смешанные соревнования». Это было сказано еще в 1962 году. Я специально обращаю на это внимание читателя. И сейчас в ЮАР формально не существует закона о запрещении межрасового спорта, угроза де Клерка не была приведена в исполнение. Напротив, именно на отсутствие подобного, текстуально закрепленного, акта ссылаются ныне творцы «новой расовой политики» в спорте, начатой при бывшем премьере Форстере. Именно на этом обстоятельстве спекулируют нынешние южноафриканские политики-демагоги, чтобы доказать существование благоприятной якобы почвы для расцвета «межрасового спорта».
Но существо этих разглагольствований как раз и основано на том, что необходимости в таком специальном законе попросту нет, ибо все названные многочисленные акты, регулирующие отношения между расами внутри «коричневого бастиона», не только достаточны для соблюдения основных постулатов апартеида, но и надежно служат прикрытием их маневров для преодоления изоляции в международных кругах. В каждом отдельном случае и только в пропагандистских целях правительство разрешает делать исключения из сегрегационистских актов, выдавая их в строго дозированном количестве, необходимом для хоть сколько-нибудь пристойной аргументации изменений в спортивной практике апартеида.
Р. Томпсон вспоминает о лучшем игроке в гольф индийце Севсункере Севголуме, которому было разрешено в 1961 году участвовать в открытом чемпионате Южной Африки и победителем которого он стал. Разрешение действовало только в течение трех дней, и все это время Севголум жил в зеленом фургончике неподалеку от поля для гольфа. Выигранный им трофей чемпиона индийский гольфист принимал во дворе клуба для белых гольфистов провинции Наталь, стоя под дождем: вход в помещение клуба ему был запрещен. А там в это время проходил прием по случаю окончания интересного турнира и будущая звезда (белая) международного гольфа Гарри Плейер поднимал бокал шампанского, которое разносили официанты-индийцы. Ныне более гибкие шефы южноафриканского спорта, несомненно, постарались бы избежать столь грубых, нетактичных манер и пригласили бы индийца под крышу, хотя бы па церемонию вручения приза. Но подновленные декорации не могут скрыть «политики лаагера» в спорте. «Правительство ЮАС, а затем ЮАР, - пишет Р. Томпсон, - заявляло о своем невмешательстве в спортивные дела, однако агенты специальных служб, многочисленные детективы постоянно следили вместе с полицией и городскими властями за строгим, неукоснительным соблюдением «Груп эариэс акт», закона о закрепленных за определенными расами территориями, что практически делало невозможной практику смешанных соревнований, практику нерасового спорта. В случаях нарушения акта небелыми или белыми спортсменами, желавшими участвовать в межрасовых встречах или в командах смешанного состава, полиция тут же переписывала имена всех спортсменов, сурово наказывала их, особенно африканцев, в ряде случаев просто на долгое время закрывала спортивные площадки и стадионы, где имели или могли иметь место межрасовые соревнования».
Одна из главных задач апартеида состояла в том, чтобы ни под каким видом не допустить небелые спортивные организации на международную арену, которые, вопреки многочисленным препятствиям, искали выхода за границу для установления прямых контактов с международными федерациями. Особенно жесткими эти ограничения, подчеркивает на страницах «Расы и спорта» Р. Томпсон, стали после того, как Международная федерация настольного тенниса (первой из всех, заметим!) исключила белую теннисную ассоциацию, ознакомившись с практикуемой там расовой сегрегацией. Уже тогда, в 1956 году, это было воспринято расистами как удар большой силы. Они реагировали на него удесятеренными мерами пресечения каких-либо выездов за рубеж руководителей небелых спортивных ассоциаций, усиленной цензурой над их перепиской, запретили им выдавать заграничные паспорта за редчайшими исключениями - для лиц, в верности которых и поддержке которыми апартеида они не сомневались. Новозеландский исследователь ясно дает понять, что в те годы (до вступления в МОК спортивных организаций Советского Союза. - Прим. авт.) международные федерации чаще всего игнорировали просьбы нерасовых южноафриканских объединений признать их право на выступления за рубежом и помочь им в этом, как это показано на примере долгие годы занимавшего пост секретаря Международной федерации тяжелой атлетики Оскара Стейта. В книге Шейлы Паттерсон «Цвет и культура в Южной Африке» по этому поводу говорится, что в то время европейские (имеются в виду международные. - Прим. авт.) ассоциации спорта проявляли весьма незначительный интерес или вовсе не проявляли его к южноафриканским спортивным организациям с нерасовыми уставами, об их существовании порой даже не подозревали. В это, однако, трудно поверить, скорее всего их игнорировали руководители международных спортивных организаций того времени. Символично, на мой взгляд, что посвященный этому вопросу раздел Р. Томпсон так и назвал - «С завязанными глазами», где иллюстрирует резко расистскую политику Международного комитета регби, отказавшегося включить в свой устав олимпийское правило, воспрещающее расовую дискриминацию, и останавливается на провокационной роли члена МОК для Южной Африки Реджинальда Хани. Поначалу Хани лживо и лицемерно отрицал вообще существование цветного барьера в южноафриканском спорте при отборе команд на олимпийские игры, в чем без труда убеждал членов МОК. При этом он бесстыдно утверждал, что небелые атлеты не попадают в олимпийские сборные потому, что уровень их подготовки слишком низок. Но ведь ему лучше, чем кому-либо другому, было известно, что совместных отборочных соревнований в Южной Африке не проводилось, как не проводится и поныне! Более того, когда перед Играми в Риме африканские легкоатлеты показали лучшие результаты, чем белые стайеры, а некоторые боксеры были признаны объективно лучше подготовленными, чем белые соискатели мест в сборной, им была торжественно обещана поездка на Олимпиаду (разумеется, отдельно от белых членов сборной). В столицу Италии они так и не попали, в сборную включены не были без объяснения причин.
