восприятии католическая Польша являлась олицетворением «Запада».
Гипертрофирование бытовых отличий, казавшихся западноевропейцам экзотикой по
причине малого знакомства со страной, находящейся на дальней окраине
христианского мира, подавляло представления о базовой культурной общности, тем
более, что историческое знание о путях развития и судьбах государств античной и
раннесредневековой Европы в то время были уделом единиц. Но современному
человеку странно игнорировать то обстоятельство, что византийская традиция,
послужившая основой средневековой русской культуры, ведет происхождение
непосредственно от античной, лежащей в основе и западноевропейской культуры.
В восприятии современного «отличия» мы опять же сталкиваемся с давлением над
общественным сознанием реалий жизни двух-трех последних поколений современности,
ибо коммунистическая Совдепия, разумеется, резко отличалась от всей остальной
Европы, но это реалии только XX века, равно как тенденции «демократизации»,
«глобализации» и проч. По сравнению же с полутора-двумя тысячами лет
«традиционной» европейской истории прошлое столетие лишь ничтожно малый отрезок
времени, и свойственные ему тенденции нельзя назвать даже завершенным
экспериментом (кстати, современная Европа имеет с традиционной лишь немного
более общего, чем СССР с Россией). «Традиционная» же Испания отличалась от
таковой же Норвегии никак не меньше, чем последняя от России и т.д.
Но что есть «противостояние»? В любом случае отличие или даже устойчивая
неприязнь на основании такого отличия отнюдь не равны вражде или противостоянию.
Последнее же в межгосударственных отношениях подразумевает вполне конкретные
проявления, причем не антипатии к внутреннему устройству, образу правления или
порядкам другой страны, не заявления видных «властителей дум», не газетные
кампании и не истерики «общественного мнения», а кровь и пот, потраченные на
борьбу, материальные усилия и человеческие жертвы в многолетних войнах. Все то,
что действительно невозможно игнорировать и что, кстати, хорошо поддается учету.
В рассуждениях о противостоянию «Западу» к тому же не вполне ясно, что это,
собственно, такое. В одних случаях под ним имеются в виду все европейские
страны, кроме славянских, в других — все, кроме православных, в третьих — все,
кроме России. При «славянско-православном» подходе концы с концами, понятно, не
сходятся, поскольку половина зарубежных славян не православные, а половина
православных — не славяне, а одна из двух оставшихся и славянских, и
православных стран — Болгария после её освобождения никогда союзницей России не
была, а совсем наоборот. С другой стороны, причислять к «Западу» славян и
православных тоже как-то не принято.
В принципе-то пытаться так или иначе очертить «Запад» дело заведомо безнадежное,
поскольку и за пределами России, славянства или православного мира никакой
целостностью традиционная Европа никогда не обладала. В свое время Н.Я.
Данилевский, оспаривая тезис о борьбе между Европой и Азией, справедливо
отмечал, что такой борьбы «и существовать не могло, потому что Европа, а ещё
более Азия, никогда не сознавали себя чем-то целым, могущим вступать в борьбу»
(что, однако, странным образом не помешало ему рассуждать о противопоставлении
«целой» Европы России).
Как бы там ни было, а очевидно, что «остальная» Европа никогда не ополчалась ни
против России, ни против православия, ни против славянства, равно как ни
православный мир, ни славянство никогда совместно против остальной Европы в
целом или хотя бы отдельных её стран никогда не воевали. Однако, об «извечном
противостоянии» было бы вполне правомерно говорить и в том случае, если бы
обнаружилось, что те или иные крупные западноевропейские страны на протяжении
своей истории тратили свои усилия преимущественно на борьбу с Россией
(православием, славянством), либо, напротив, для России (славянства,
православного мира) основным содержанием их истории была борьба с
западноевропейскими странами. Посмотрим, насколько это верно, были ли на
протяжении всей «традиционной» постантичной истории (до начала XX в.) для
романо-германских государств преимущественными врагами страны славянские, для
католических и протестантских стран Европы — государства православные и была ли
для каких-либо западноевропейских стран преимущественным врагом Россия. И
наоборот.
Что касается «славянско-православного» аспекта, то даже, что называется
«невооруженным взглядом» видно, что славянские племена и государства или
государства православные никогда и никакой геополитической общности не
образовывали, а если некоторым из них и доводилось объединяться в совместной
борьбе — то всегда против Турции, но никогда против романо-германских,
католических или протестантских европейских стран. Поскольку же вооруженное
противостояние обычно имеет место с ближайшими соседями, то неудивительно, что и
в раннее средневековье славянские племена и протогосударства гораздо чаще
воевали между собой, чем с германскими. Католическая Чехия очень рано стала
частью германской общности, входя в состав Священной Римской империи, причем её
глава был одним из семи курфюрстов, избиравших германского короля и императора.
Католическая Польша примерно в равной мере враждовала как с немецкими
государственными образованиями, так со Швецией и Русью, а позже Турцией. Обе
православные славянские страны — Сербия и Болгария на протяжении своей
независимой истории в качестве основного врага имели православную же Византию, а
в XIV в. и после освобождения в XIX в. — Турцию; на IX–XIV вв. приходится 66 лет
болгаро-византийских и 20 лет сербо-византийских войн, по 14 лет войн этих стран
с турками, одно столкновение между собой и одно — с Венгрией (у Болгарии ещё
одно с Латинской империей). Для православных неславянских Дунайских княжеств
(Молдавии и Валахии) и возникшей из них Румынии главным врагом была та же
Турция.
Что же касается Византии, то для этого «столпа православия» основной противник
всегда был на Востоке. Это арабы в VII в. лишили её двух третей её
афро-азиатских владений, и это турки-сельджуки в X в. низвели её до уровня одной
из второстепенных европейских держав. В эпоху своего наибольшего могущества
(VI–VIII вв.) ей случалось, конечно, воевать и с варварскими германскими
государствами (причем практически всегда Византия была нападающей стороной), но
на 27 лет войн за это время с вандалами, готами, франками и др. приходится 30
лет войн с болгарами, около 30 со славянами, 25 с аварами, более 20 с народами
Палестины и Северной Африки, около 40 с Ираном и почти 50 с арабами. Позже, в IX
— XIV вв. на немногим более 70 лет войн с Венгрией, Венецией, сицилийскими
норманнами и государствами крестоносцев приходится (помимо около 90 лет войн с
болгарами и сербами) более 30 лет войн с арабами, более 20 с печенегами и
половцами, более 10 с кавказскими и киликийскими армянами, около 50 с
турками-сельджуками и столько же — с турками-османами, которые в следующем
столетии и положили конец существованию Византии.
Но то, что на протяжении своего существования более 80% своих усилий Византия
тратила на борьбу с восточными, а не с западными противниками, мало кому
известно, а про разгром Константинополя крестоносцами в 1204 г. знают все,
причем событие это преподносится как одно из доказательств борьбы «латинства» с
православием. Между тем, богословская полемика тогда не только не была поводом к
вражде, но, напротив, не мешала обращаться за помощью против общего врага
христианства. С исламом Византия не полемизировала. Она с ним воевала. Причем в
византийских войсках давно уже сражались западные рыцари, и именно обращение
императора Алексея I за помощью к папе и европейским государям в 1090–1091 г.
послужило поводом для начала Крестовых походов.
События же 1204 г. вообще ни малейшего отношения к розни между католичеством и
православием не имели. Участники IV крестового похода вмешались в междоусобную
борьбу в Византии на стороне Исаака II (свергнутого и ослепленного его братом
Алексеем III) по просьбе его сына Алексея, взявшись восстановить того на
престоле за 200 тыс. марок, что и было сделано. Однако Исаак и Алексей, пытаясь
собрать обещанную сумму, были вновь свергнуты, а рыцарская вольница, не получив
своих денег, взяла и разграбила Константинополь, поделив затем между собой
