Ознакомительная версия.
У России производительные площади (угодья сельскохозяйственного пользования, лесные насаждения и пастбища) в Европейской России (без учета Финляндии) в 1908–1912 гг. составляли245,5 млн га. У США было 174,3 млн га таких угодий, у Германии – 51,2 млн га, у Испании – 45,6 млн, у Канады – 25,7 млн, у Франции – 49,7 млн и т. д. Урожайность сельскохозяйственных культур с гектара во всех этих странах была выше или значительно выше, чем в России. Структура потребления продовольствия уже к началу XX в. в развитых европейских странах, Канаде и США приближалась или достигла научно обоснованных норм потребления. Жители в этих странах уже в начале XX в. значительно более активно, чем россияне, налегали на мясо, молоко, овощи, фрукты и пр. К тому же в России с последних десятилетий XIX в. действовал принцип «Недоедим, но вывезем». Чем же гордится Н. С. Михалков и многие другие?..
Вообще-то гордиться тем, что Россия кормила (якобы) Европу и полмира, глупо. Как глупо гордиться и тем, что наши поставки обеспечивают определенную долю потребностей ряда европейских стран в газе или еще в чем-то. И то и другое свидетельствует о роли России как сырьевого придатка западных стран. В своих маленьких и не очень маленьких государствах европейцы предпочитают выделять площади под парниковые плантации, под выращивание элитных семян, цветов, свиней, коров и т. д. С последней трети XIX в. европейские страны стали быстро заполняться высокоэффективными промышленными предприятиями, производством товаров широкого потребления; во второй половине XX в. получили развитие наукоемкие производства, сфера услуг, транспортная инфраструктура и т. д. А Россия и продуктами себя не обеспечивает, и конкурентоспособной продукции почти не производит. Только время от времени отдельные видные россияне по разным поводам щеки надувают.
Что касается так называемой столыпинской реформы, то она энергично проводилась при жизни П. А. Столыпина. Есть немало оснований утверждать, что собственного премьера «заказал» сам Николай II. Царь считал, что Столыпин его «заслоняет». В Киевский театр П. А. Столыпин ехал без охраны, в извозчичьей пролетке. Двойной агент М. Богров с пистолетом смог легко попасть в театр. Он мог с таким же успехом застрелить и царя, но в заказчика стрелять как-то не принято…
В годы Первой мировой войны реформа какое-то время продолжалась по инерции. К началу 1916 г. в 40 губерниях Европейской России, которые, собственно, и затронула реформа, вышли из общины до 25 % крестьянских хозяйств. Это означало, что новую жизнь решили выбрать для себя 2,5 млн крестьянских хозяйств, закрепивших за собой в частную собственность 16,9 млн десятин земли. Большая часть «укрепленцев», как их в то время называли, вместо прежних 10–20 полос земли в разных местах надельных, общинных полей получали всю земельную площадь в одном месте. Такой сплошной участок земли назывался отруб. Крестьянин-собственник ездил работать на этот участок. Если на полученный участок земли крестьянин переносил дом, то такое хозяйство называлось хутором. Крестьяне-собственники получили возможность свободно распоряжаться своими землями: продавать, закладывать в банке для получения ссуды, засевать по своему усмотрению и т. д. Многие этими правами воспользовались. Больше половины свои участки продали, чаще своей же общине. Поэтому община устояла и потеряла всего 12 % надельных земель.
Часть крестьян продали свои земли, чтобы попытать счастья где-нибудь на новом месте. За 1906–1914 гг. за Урал переместилось 3 млн 772 тыс. человек. Часть крестьян, особенно бедные, малосемейные, быстро прожили свои деньги, стали батраками у односельчан, подались в рабочие и т. д. Включение крестьян в нормальные рыночные отношения происходило не менее сложно, чем в свое время, после отмены крепостного права в 1861 г., для значительной части помещиков. Вспомним «Вишневый сад» А. П. Чехова, «Неоконченную пьесу для механического пианино» Н. С. Михалкова и т. д.
Крайне правые и крайне левые считали, что курс П. А. Столыпина провалился, вызвал обострение аграрного вопроса. При этом указывали на тысячи всякого рода конфликтов и крестьянских выступлений. Более объективными представляются указания критиков на непоследовательность, недостаточность, непродуманность ряда мер.
Так, например, законодательством воспрещалось в пределах одного уезда сосредоточивать в одних крестьянских руках более шести высших душевых наделов. Этот потолок в 12–18 десятин для крепких хозяйств был явно низким и обидным: очевидным было нежелание создавать для дворян-землевладельцев конкурентов в лице зажиточных крестьян. Кулакам приходилось изворачиваться. Со скрипом изыскивались свободные земли, финансовые средства, помощь для переселенцев. Около миллиона переселенцев вернулись обратно «несолоно хлебавши». Многим на новом месте пришлось наниматься к местным богатеям, казакам, на промышленные предприятия. Остальные обживались «потом и кровью», тяжкими усилиями. К тому же новые районы были отнюдь не такими благодатными в климатическом отношении, как дикий Запад в США в последней трети XIX в., который также осваивался в результате переселения. Дешевой сельскохозяйственной техники и прочего также не было. Иногда на общину оказывалось достаточно мощное административное давление для того, чтобы добиться 2/3 голосов на сходе в пользу перехода всей общины к новой системе землепользования. Возиться с отдельными крестьянами правительственным чиновникам оказывалось не с руки.
Пафосные слова старшины телевизионной коллегии «присяжных» о землях царской семьи, переданных в фонд реформы, требуют специального изыскания. Да, царской семье принадлежали так называемые удельные земли площадью в 7 млн га. Почти по 150 тыс. га в среднем на каждого из примерно пятидесяти членов царствовавшего Дома Романовых. Даже самые заядлые монархисты не приводят конкретных данных о передаче членами Дома Романовых каких-то земель на какие-то цели реформ. Столыпин на земли батюшки-государя и не рассчитывал.
Вот что писал авторитетнейший специалист по аграрному вопросу и столыпинской реформе А. М. Анфимов: «Удельное ведомство, как уже указывалось, располагало в 1905 г. 7,5 млн десятин. Натиск крестьян вынудил и уделы поделиться с крестьянами толикой земли. На семейном совете царя с великими князьями летом 1907 г. с приглашением ведущих правительственных чинов, после постыдной семейной свары, о которой вспоминал в своих записках Н. С. Таганцев, решено было передать Крестьянскому поземельному банку 1,25 млн дес. удобных земель для продажи (выделено мною. – В. Ф.) крестьянам. Вокруг этого события был организован большой пропагандистский шум, причем особенно напирали на то, что земля передается по баснословно низкой цене – 57 руб. за десятину. У крестьян создавалось впечатление, что и им будут продавать землю по той же цене, то есть вдвое-втрое дешевле, чем при покупке у помещиков или из имений банка.
Но это был бессовестный обман. Крестьянский банк стал продавать бывшую удельную землю по ценам, складывавшимся в данной местности при продаже помещичьих земель, и требовал таких же доплат наличными („верхи“). Разницу в цене банк регулярно перечислял уделам, так что прежние владельцы ничего не теряли. Более того, сами уделы, вместо того чтобы составить конкуренцию помещикам и противодействовать росту цен, приняли участие в развернувшейся спекуляции на земельном рынке».[14] А. М. Анфимов убедительно показал, что и в рамках столыпинской реформы члены царской семьи в накладе не остались и красивой сказки про доброго батюшку-царя здесь не получается.
Чтобы понять главную «фишку» Петра Аркадьевича, придется задать вопрос: а за чей счет проводилась реформа? Кто и чем поступился в интересах крестьянства? Как сами крестьяне воспринимали ситуацию? Кого и за что они готовы были благодарить? Думается, что ответы в значительной степени лежат на поверхности. Реформа проводилась главным образом за счет самих крестьян. Их сталкивали лбами, стравливали между собой «общинников» и «укрепленцев», так как делили общую общинную надельную землю. Кто смел, тот и съел! Имущественная дифференциация, которая до этого в общине во многом скрадывалась и уравновешивалась бóльшим вкладом зажиточных элементов в несение общих повинностей, ускорилась и усилилась. Столыпинская реформа развивала капиталистические отношения в аграрном секторе, но в то же время порождала и соответствующие социальные противоречия. По-видимому, не стоит ни идеализировать, ни рисовать черными красками «столыпинский прорыв». Опыт столыпинского реформаторства учит задавать вопросы, среди которых главным будет: а за чей счетец реформы? Сколько народу в очередной раз не жалко положить во имя очередной сомнительной идеи? «Тщательнéе надо быть, товарищи, тщательнéе», – призывал сравнительно недавно известный сатирик. Так что с «серебряной медалью» для Столыпина получился перебор. Явно не по Сеньке шапка!
Ознакомительная версия.
