Ответила она по факту принадлежности. Той принадлежности, которая во многом поломала ей жизнь.
С моральной точки зрения это абсолютно несправедливо. А исторически — неотменяемо. Бабушка-то еще пострадала по минимуму. А сотни тысяч других бабушек и дедушек — ох, как ответили… И в социальном смысле — обоснованно. Назвался классом — ответствуй. И не индивидуально, а коллективно.
Можно, конечно, считать военные неурядицы 1914–1917 годов причиной краха империи и имперской элиты. Но сами-то неурядицы чем были порождены? Происками смутьянов? Спрашиваю еще раз: что делала охранка? Экономической и социальной отсталостью России? Вам с цифрами на руках покажут, что это не так. Тогда чем же? Я УВЕРЕН, ЧТО РЕАЛЬНЫМ ИСТОЧНИКОМ И ЭТОЙ РОССИЙСКОЙ ТРАГЕДИИ, РАВНО КАК И ТРАГЕДИИ 1991 ГОДА, БЫЛ ВНЕРАМОЧНЫЙ КОНФЛИКТ ЭЛИТ. ОН ЖЕ — КАЧЕЛИ.
Где качели — там и новые возможности для Большой Игры. Казалось бы, возможности и возможности… Они ведь не только у других, но и у тебя. Пользуйся!
И вот тут оказывается, что другие играют лучше. Не воюют, не хозяйствуют, не управляют лучше… ИГРАЮТ.
Игра — кровавая и беспощадная штука. В этом смысле она — зло. Но и война тоже зло. Игра — страшное и отвратительное занятие. Но неизбежное для элиты. Страшнее и отвратительнее Игры как таковой только одно — ПРОИГРАТЬ ИГРУ.
Игрок всегда интегрален. Винт в административной машине всегда дифференциален. Генезис этого отличия, пожалуй, стоит разобрать немного подробнее.
Серьезный марксизм проводит четкое разграничение между отчуждением и эксплуатацией. Источник эксплуатации — классовая структура общества. Источник отчуждения — разделение труда. Есть разница? Даже при преодолении классовой структуры отчуждение остается. Можно ли его в принципе преодолеть — это открытый вопрос. Но на каком-то этаже социальной иерархии оно в каких-то формах всегда преодолевается. Нельзя создать систему, в которой все на свете только дифференцируется. Где-то дифференцируемое должно интегрироваться. От того, где и как оно будет интегрироваться, зависит судьба человечества в XXI веке. Узкая специализация должна преодолеваться. Иначе иронические пассажи Козьмы Пруткова («специалист подобен флюсу») превратятся в катастрофу потери управления самоусложняющейся реальностью.
Есть управленцы. И есть то, чем они управляют. Предположим, что они управляют Россией. Россия как объект, которым они управляют, делится на миллионы частностей. И каждый отдельный управленец осуществляет управление одной из этих частностей. Но кто управляет целым? И можно ли собрать целое из этих частностей? Мне скажут, что целым управляет президент России, который отвечает за все. Но президент России не суперкомьютер и не Солярис. Он человек. Так кто же отвечает за целое?
Чтобы ответить на подобный вопрос, надо мучительным для многих образом расчленить неправомочно сросшиеся понятия «управление» и «власть». Управление начинается там, где происходит дифференциация. Власть начинается там, где происходит интеграция.
Итак, управленец (чиновник, бюрократ, технократ) отвечает административно, то есть ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНО. Власть же в целом («класс»), а также представители класса, отвечают политически, то есть ИНТЕГРАЛЬНО. Хотелось бы, чтобы осталось место и для высшей ответственности — метафизической, экзистенциальной, исторической, моральной, социальной. Но политическая ответственность для класса неотменяема ни в каком случае.
Видите ли, «за культуру отвечает министр культуры, а за информацию — министр информации. Конкретный же работник, занятый безопасностью, отвечает только за порученный ему сектор работы»…
Знаете, как классики это называли? «Формально правильно, а по существу издевательство».
«В ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОМ плане все правильно, — скажем мы в ответ на такие, по сути своей глубоко чиновные, рассуждения об ответственности. — А в ИНТЕГРАЛЬНОМ (то есть политическом) плане это абсолютная чушь».
Между тем, для того, чтобы «чекизм» существовал как политическое явление (кого он интересует в любом другом смысле?), он должен выйти за ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНЫЕ РАМКИ. За рамки отчуждения как такового. Выйти в совсем другое пространство, туда, где находятся по-настоящему серьезные целостности: История… Класс… Судьба… Страна… Элита… Народ… Наконец, ИГРА… Так дозрел ли «чекизм» до того преодоления отчуждения, без которого властный субъект невозможен? И как получить ответ на такой вопрос?
Пока адресат подобного вопрошания мучается («чи дозревать, чи ни»), стремительно нарастает не только историческая ответственность. Нарастает еще и вызов Игры.
«Ты звал меня на ужин? — спрашивает Командор в «Каменном госте». — Я пришел».
«Вы хотели открыться, войти в наш мир? — говорят представителям нашей элиты изощренные международные субъекты, ведущие Большую Игру. — Входите, милости просим! Вы в наш мир… если сможете… МЫ ЖЕ — В ВАШ "НАИВНЯК"».
Как я отношусь к поиску конкретных связей между конкретным работником, участвующем в конкретном конфликте (мелком, «мебельном», или даже более крупном), и игровыми сущностями (всякими там «триадами», «якудзами», «драконами», «медельинами», «кали» или еще более крупными сущностями)? Как к полной и стопроцентной конспирологической галиматье. Я могу эту галиматью анализировать в качестве информационных мифов. Но я никоим образом не солидаризируюсь с подобной конспирологической дурью.
Конкретный работник может быть абсолютно честен. И абсолютно детерминирован в плане своих мотиваций какой-нибудь позитивной задачей или просто выполнением должностных обязанностей.
Но это не значит, что рядом с ним не вьется Игра. Нельзя бросаться из крайности в крайность. И противопоставлять конспирологическим мифам — описания, взятые взаймы из фильмов эпохи развитого социализма.
Ты можешь быть абсолютно чужд Игре и совершенно не заниматься ею. НО ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ИГРА НЕ БУДЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ТОБОЙ… БУДЕТ, БУДЕТ! ОНА БУДЕТ ВРЫВАТЬСЯ ВНУТРЬ ТВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И МОТИВАЦИИ, ТРАНСФОРМИРОВАТЬ ВСЕ НА СВЕТЕ — СМЫСЛЫ, ЛОГИКУ, СОЦИАЛЬНЫЕ РОЛИ.
Большая Игра использует любой элитный конфликт, в том числе те, которые я подробно анализирую. ИСПОЛЬЗУЕТ! Кто только об этом не писал! Гессе и Борхес, Бжезинский и Киплинг (Great Game в романе «Ким» и других романах), теоретики Франкфуртской школы и постмодернисты, специалисты по оргоружию и управляемому хаосу…
Это неотменяемый фатум Игры.
Мы открылись и уже не закроемся. Игра приобретает все более масштабный и зловещий характер. Не играть нельзя. Можно только проигрывать Игру или выигрывать.
Таков масштаб вызова. Ощущает ли это сегодняшний властный класс (он же — элитный субъект)?
Прежде всего, мы должны понять — класс ли это? Субъект ли это, пусть даже и находящийся в становлении? Наличествует ли хотя бы мощное «социальное тело» как предпосылка субъектности? Или же все это рассыпается подобно всем другим социальным общностям?
Нужно не осуждать и не прославлять пресловутый «чекизм», а тестировать. Нужны тесты на властную (макросоциальную и политическую) состоятельность. Если класс созрел (или созревает), то он хотя бы воспротивится саморазрастающейся войне в собственных рядах (в которой борются уже и не ведомства даже, а начальники управлений со своими замами).
Понять социальную природу явления, называемого «чекизм», — наш интеллектуальный и гражданский долг. А может, и нет никакого макроявления, а есть только диффузный шлейф, порожденный кометой под названием «Путин»?
Но даже если это только диффузный шлейф (а я-то так не считаю), почему вокруг него кипят такие страсти? В чем Игра? И чья это Игра? Кто-то конструирует врага для того, чтобы… чтобы что? Чтобы не дать стране выкарабкаться, отсекая ее от неких, может, и не симпатичных, но мобилизационных альтернатив? Ведь уже отсекали так страну от определенных альтернатив в 1986–1987 годах, дискредитируя номенклатуру и проклиная «сталинщину». «Чекизм» — это «сталинщина-2»? А все мы герои романа «Двадцать лет спустя»?
В предыдущей части романа главными героями были не отдельные лица, а социальные и психологические качества. НАИВНОСТЬ… СОН НА БЕГУ…
Во сне элита проиграла империю. По наивности общество подыграло тем, кто страстно жаждал этого проигрыша.
Повторения не должно быть! Вот в чем нерв этого моего сочинения.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы.
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты…
Сюжеты, которые я буду дальше описывать, сами по себе, может, и не очень замысловатые. Но Игра их заколдовывает, присваивает им иное — очень замысловатое — качество.
И нам надо научиться это качество понимать. Если мы хотим, чтобы рассветы и дожди были не только «здесь», но и «у нас»… Чтобы эта самая «надежда — мой компас земной» не оказалась лишь наивной прелестной затравкой к знаменитому «оставь надежду, всяк сюда входящий».
