Сталин намеревался решить вопросы позитивно, и инструкции, данные им советской делегации, были конкретны. Они не позволяли лишь имитировать видимость переговоров. Поэтому на первом же заседании Ворошилов довольно жестко пресек попытки главы английской миссии завязать бессмысленную дискуссию об общих принципах сотрудничества.
Уже на следующий день после начала встречи, то есть к 14 августа, сразу стало ясно, что с не имевшими никаких реальных полномочий членами зарубежной делегации больше говорить не о чем. Переговоры можно было завершить не начиная.
Между тем они продолжались с перерывом до 22 августа. В их ходе советская сторона сделала попытку решить проблему прохода своих войск в случае нападения Германии на Францию или Англию через территорию Польши и Румынии. Но сразу же выяснилось, что ни планов, ни полномочий для решения этого вопроса члены зарубежной миссии не имеют.
Все становилось предельно ясно. Все обнажилось. Фарисейство западных держав было не прикрыто даже фиговым листком. Однако Сталин не пренебрег последней возможностью для организации военного союза, противостоящего немцам на пути к новому курсу. Заявив о своих намерениях определенно, он бросил на чашу весов значительную мощь своей армии.
Еще на встрече 15 августа маршал Шапошников огласил: «Против агрессии в Европе Красная Армия… развертывает и выставляет на фронт: 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5000 тяжелых орудий (сюда входят пушки и гаубицы), 9—10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. боевых самолетов (без вспомогательной авиации), то есть бомбардировщиков и истребителей… Сосредоточение армии производится в 8—20 дней». Это был весомый аргумент, он не оставлял лазеек для кривотолков, но у членов миссии не было даже элементарных полномочий, чтобы ответить на этот жест.
Могло ли у Сталина развеяться убеждение, что в намерения англо-французского альянса, затеявшего пошлую проходную «интрижку» с Гитлером, не входила возможность предотвращения войны между СССР и Германией? Конечно, на этот счет у советской стороны не могло возникнуть иллюзий.
В процессе обсуждения требования Ворошилова о возможности пропуска советских войск «к Восточной Пруссии или другим пунктам для борьбы с общим противником» генерал Думенк почти легкомысленно заявил: «Я полагаю, что Польша и Румыния будут вас, г-н маршал, умолять прийти на помощь». «А может, не будут… – отреагировал Ворошилов. – На мой взгляд, у Франции и Англии должно быть точное представление о нашей реальной помощи или участии в войне».
Житейски более мудрым было мнение адмирала Дракса: «Если Польша и Румыния не потребуют помощи от СССР, они в скором времени станут простыми немецкими провинциями, и тогда СССР решит, как с ними поступить» .
Нужны ли комментарии? И можно сказать, что позже Сталин трезво последовал этому совету английского адмирала, когда ввел войска Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину.
Итак, переговоры зашли в тупик. Участники западных миссий откровенно уклонялись от прямых ответов по рассматриваемым темам. Это походило на бессмысленный торг, когда покупатель явился на базар не только без денег, но и без намерений приобрести товар. И в последний день встречи Ворошилов был вынужден воскликнуть: «Неужели нам нужно выпрашивать, чтобы нам дали право драться с нашим совместным врагом! До того как все эти вопросы будут выяснены, никаких переговоров вести нельзя», – заключил он.
Конечно, Сталин был разочарован. Его разочарование было настолько очевидным, что он даже не стал его маскировать дипломатическим протоколом. Последовавшее заявление было почти ультимативной нотой, предельно обнажавшей существо дела: «Советская военная миссия выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии. Советская миссия считает, что без положительного решения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции… заранее обречено на неуспех…
Ввиду изложенного, ответственность за затяжку военных переговоров, как и за перерыв этих переговоров, естественно, падает на французскую и английскую стороны».
Ни о чем не договорившись, не придя к конкретным решениям, в последний раз делегации встретились 21 августа. Переговоры начались в одиннадать утра, закончившись в половине шестого вечера; и, ревматически поскрипывая костями, престарелый «английский адмирал» увез своих коллег в слишком туманный Лондон. Увез ни с чем.
Немцы внимательно следили за происходящим в Москве. Гитлер не мог допустить мышиного шуршания старой Англии за своей спиной. Теперь инициатива ведения дел со Сталиным перешла к нему. Уже на следующий день после отъезда миссии было объявлено о предстоящем визите в Москву Риббентропа. Гитлер предложил Сталину «мир».
И вне зависимости от того, верил или не верил Сталин в искренность этих намерений, – он не мог не принять эти предложения. Противное было бы непростительной ошибкой. Неосмотрительностью, которая не имела бы прощения. Мысль об отклонении такого предложения может возникнуть лишь в голове недалеких историков, «разглагольствующих» на бумаге и неспособных понимать элементарные вещи.
Тем более что осуществления своих интересов добивался не только Гитлер. Лицемерность действий и истинные цели Великобритании можно проследить на реальных фактах. Еще до начала московских переговоров прогерманские слои политиков в Лондоне начали искать пути заключения союза с Гитлером. Со своей стороны, Германия провела летом серию переговоров с целью добиться «нового Мюнхена».
Первоначально в них участвовал советник Геринга Герман Вольф. И 1 августа советник германского посольства Кордт направил в министерство иностранных дел Берлина донесение: «Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сфер интересов…» и «обещает полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе. Следствием этого было бы то, что Великобритания отказалась бы от гарантий, представленных ею некоторым государствам в германской сфере интересов… Великобритания обещает действовать в том направлении, чтобы Франция расторгла союз с Советским Союзом и отказалась бы от всех своих связей в Юго-Восточной Европе. Великобритания обещает прекратить ведущиеся в настоящее время переговоры о заключении пакта с Советским Союзом…»
Одного этого сообщения достаточно, чтобы понять истинные устремления британской дипломатии накануне войны. С 7 августа в переговорах принял участие Геринг; планировалось, что в конце августа он совершит визит в Лондон для подписания соглашения между Великобританией и Германией.
В этот же день на стол Сталина легло донесение разведки: «…после визита Вольфа в Лондон Гитлер убежден в том, что в случае конфликта Англия останется нейтральной» . То есть не будет помогать Польше.
Понимая истинные цели англичан, Гитлер мог уже не церемониться в осуществлении своих планов. Он не собирался обещать независимость полякам. Это не входило в его намерения. Польша была лишь барьером, через который он должен был пробить дорогу для осуществления своих дальнейших планов.
Приготовления Германии к захвату Польши уже ни для кого не были секретом. 7 августа советская разведка информировала Сталина, что «развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будет закончена между 15 и 20 августа. Начиная с 20 августа следует считаться с началом военной акции против Польши».
Постановка вопроса о проходе сил Красной Армии через Польшу на встрече военных миссий в Москве не была праздным требованием СССР. Это хорошо понимали и лидеры Запада, еще не сбрасывающие из политической колоды польскую карту. Более того, Запад был даже заинтересован в том, чтобы советские и германские войска вошли в соприкосновение, что почти гарантировало неизбежность конфликта в будущем.
Поэтому 18 августа послы Англии и Франции посетили министра иностранных дел Польши Юзефа Бека, пытаясь убедить его в согласии на пропуск советских войск через польскую территорию. Однако 20 августа Бек надменно заявил: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его».
Но еще накануне советник польского посольства в Англии А. Яжджевский уверял Т. Кордта, временного поверенного в делах Германии в Англии: «Германия… может быть уверена, что Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России, будь то военнослужащие сухопутных войск или военно-воздушных сил».
Все встало на свои места. И Кордт сообщил в Берлин: «Тем самым положен конец всем домыслам, в которых утверждалось о предоставлении аэродромов в качестве базы для военно-воздушной операции Советской России против Германии». Трагикомизм в том, что Польша даже гордилась тем, что она «является европейским барьером в борьбе против большевизма», и немцы отблагодарят ее позже. Тем, что убьют каждого шестого поляка.
