В своих мемуарах Витте ничего не говорит о сыгранной Бадмаевым роли, однако, давая краткую его характеристику, объясняет, почему он, Витте, порвал отношения с тибетским врачевателем.
«Доктор Бадмаев, — пишет Витте, — когда ездил в Монголию и Пекин, то вел себя там так неудобно и двусмысленно, что князь Ухтомский, а затем и я, прекратили с ним всякие сношения, усмотрев в нем умного, но плутоватого афериста».
Так объясняет Витте причину своего расхождения с Бадмаевым (произошло это в 1896 году, когда последний ездил в Пекин). Однако представляется весьма странным, что такой умный человек, как Витте, только после трехлетнего знакомства сумел раскусить «плутоватый аферизм» Бадмаева [Если Витте, некогда одобрив планы Бадмаева, впоследствии затягивал выдачу ему денег, то это объясняется не принципиальным несочувствием Витте бадмаевскому проекту «присоединения» Китая, а прежде всего тем, что, обдумав практическую сторону дела, Витте нашел, что «кредит этот не может быть выдан секретно» — об этом узнают, и это может скомпрометировать его как министра финансов]. Кроме того, ничем другим, как аферой, был и весь фантастический план Бадмаева, и, тем не менее, Витте его поддерживал.
Очевидно, причины, по которым Витте лишал Бадмаева поддержки, крылись глубже. Теперь Витте стал прокладывать собственные пути к пределам Китая: в мае 1896 года он получил для царской России право на постройку железной дороги по китайской территории («Московский договор») [Существует информация, что соглашение в 1896 году русского и китайского правительств отнюдь не ограничивалось железнодорожной концессией. Подробности об этом см. в кн. М. Н. Покровского «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии»].
Таким образом, министр финансов нашел свою линию, и Бадмаев с его планом «присоединения» Китая путем подготовки в нем восстания становился не только ненужным, но, как конкурент, и вредным для планов Витте. Поэтому Бадмаева следовало отстранить — и Витте именно теперь удалось разгадать в нем афериста.
В свою очередь, Бадмаев считал соглашение с Лихунчангом, определявшее всю дальнейшую политику Витте, ошибкой и находил, что последствием его была, в частности, Русско-японская война. И хотя в этом есть известная доля истины, Бадмаев в своем отношении к Витте, конечно, также руководствовался более всего ревностью конкурента к сильному сопернику.
Но и после того как Витте отстранил Бадмаева, последний не прерывал своего «интереса» к делам Дальнего Востока и сопредельных с ним краев. Только теперь планы Бадмаева приняли другие формы.
Отказавшись от проекта «присоединения к России Китая, .Монголии и Тибета» во всем их объеме, Бадмаев решил вести дело исподволь: он обратил свое внимание на отдельные части этого громадного пространства и пограничных с ним местностей России и задумывал уже в отношении некоторых регионов различные предприятия.
Так, он сосредоточился на Забайкалье, которое и раньше тесно связывалось с его проектами. Теперь дело было поставлено на более практическую почву. В 1908 — 1909 годах Бадмаев организовал «Первое Забайкальское горнопромышленное товарищество» с целью разработки золотых приисков. Сотоварищем его по этому предприятию, кроме сына и двух коммерсантов, являлся великий князь Борис Владимирович (двоюродный брат Николая II). Конечно, как объясняет Бадмаев, он и его соучастники пошли в это предприятие «не ради алчности и легкой наживы, а ввиду громадного значения этого дела для обороны государства». Потому-то они и сочли нужным обратиться к Сухомлинову, в ведении которого находилась оборона, с просьбой ходатайствовать о выдаче им кредита в пять миллионов рублей.
Затем, когда в 1911 году Монголия стряхнула политическую зависимость от Китая, Бадмаев снова выступил с очередным грандиозным проектом постройки железных дорог в пределах Монголии, причем соединительные ветви должны были идти, с одной стороны, в Россию (к Семипалатинску), а с другой — к Китаю (до города Лан-чжоу-фу, который занимал центральное место и в первой авантюре Бадмаева).
Этот проект, как и предыдущий, носил «деловой» характер, а потому, не прикрываясь высокими соображениями о «национальной» русской политике, Бадмаев ограничивался тем, что красноречиво живописал, сколь грандиозные выгоды представляет Монголия для капиталистов всех стран. При этом он указывал, что следует упредить поползновения европейского капитала и приступить к эксплуатации горных богатств Монголии, для чего необходимо прежде всего начать организацию железной дороги. Разрабатывая проект железнодорожных путей, Бадмаев утверждал: тот из них, что соединится с Семипалатинском, будет представлять собой «колоссальный насос, которым грузы будут собираться с наиболее богатых частей Монголии к ее центру — Урге, и оттуда пе-рекочевываться к границам России».
К осуществлению последнего замысла Бадмаев и пытался приступить в 1916 году в сотрудничестве с генералом Курло-вым.
Не забывал Бадмаев и Тибета. Перед самым началом Русско-японской войны он в связи с назревавшими событиями счел нужным дать Николаю II некоторые рекомендации. Тибетский врач всегда полагал, что эта территория непременно должна находиться в руках России. И в то время, когда назревала Японская война, Бадмаев решил указать, что корень русской политики на Востоке лежит не в Китае, а именно в Тибете. «Неужели, — писал Бадмаев Николаю, — истинно русский человек не поймет, сколь опасно допущение англичан в Тибет; японский вопрос — нуль в сравнении с вопросом тибетским: маленькая Япония, угрожающая нам, отделена от нас водой, тогда как сильная Англия очутится с нами бок о бок».
Писано это было 1 января 1904 года, и не прошло двух дней, как «истинно русский человек» Николай II показал, что он хорошо усвоил новый урок своего тибетского учителя. Как раз тогда в Тибет посылали некоего подъесаула Уланова с целью разузнать, что там делается. В дневнике военного министра Куропаткина сказано, что, когда он докладывал об этой командировке Николаю, последний приказал передать подъесаулу, чтобы тот постарался «разжечь там тибетцев против англичан». Однако через три недели началась Японская война, и, как замечает М. Н. Покровский, если эта авантюра не была доведена до конца, то «только потому, что японцы помешали».
В таких чертах обрисовывается картина разносторонней деятельности тибетского врача в механизме русской монархии. В общем итоге, роль Бадмаева в делах Российского государства в распутинские годы, и особенно накануне падения монархии определяется, главным образом, его близостью к центральной фигуре — Распутину. Бадмаев был одним из его ближайших руководителей. Мы считаем ошибочным преувеличивать значение самого Распутина: направляющую функцию выполняли те, кто воздействовал непосредственно на него, а «старец», с непогрешимостью святого, передавал отражение этих воздействий Николаю и Александре Романовым.
Основой деятельности Бадмаева были, конечно, различные аферы — преимущественно железнодорожные. К удобству их реализации приноравливалась как его политическая позиция, так и тактика.
Империалистическая сущность Бадмаева проявилась в эти годы достаточно ярко: шла мировая война, а его поползновения были устремлены к Монголии и к турецкой Армении.
Но особенно крупную роль сыграл Бадмаев ранее — в русской дальневосточной политике. Он явился пионером дальневосточных авантюр — другие шли по нащупанному им пути.
В 1893 — 1895 годы рядом с именем Бадмаева неизменно соседствует имя Витте. В 1893 году, в самом начале дальневосточного предприятия, Витте выказал полную поддержку проекта Бадмаева по «присоединению» к России всего Китая, Монголии и Тибета. И если позднее министр финансов изменил свое отношение к Бадмаеву, то, как мы видели, тут были особые причины, и Витте, в сущности, ничем не проявил, что перестал сочувствовать выставленному Бадмаевым «общему принципу». Наоборот, в 1896 году он подчеркнул, что придает «огромное политическое значение» утверждению русского влияния в Тибете, со всеми вытекающими последствиями.
В период Японско-китайской войны Бадмаев и Витте заняли совершенно одинаковую позицию, настаивая на сохранении «целости» китайской территории. И оба старались охранять эту «целость» по совершенно сходным мотивам: Бадмаев — для того, чтобы всю эту территорию «присоединить» к России, а Витте, уже разочаровавшийся в такой возможности, — чтобы, снискав благодарность Китая, самому отхватить для России значительный кусок китайской территории.
Таким образом, Витте и Бадмаев мало чем различались по части захватнических аппетитов.
На основании документов бадмаевского архива можно сделать и некоторые наблюдения о процессе развития и характере русского дальневосточного империализма. М. Н. Покровский, характеризуя политику царской России на Дальнем Востоке, пишет:
