Революция 1905-1907 гг. вообще оказала очень большое влияние на русскую армию как организм, обладающий «памятью». Армия, состоявшая главным образом из крестьян, тогда молчаливо наблюдала конфликт власти с крестьянством, проложивший пропасть между государством и главным сословием страны. Член ЦК партии кадетов В.И.Вернадский писал в июне 1906 г.: «Теперь дело решается частью стихийными настроениями, частью все больше и больше приобретает вес армия, этот сфинкс, еще более загадочный, чем русское крестьянство».
Русская армия перерастала нормы сословного общества вместе с крестьянством. И это вовсе не было лишь следствием созревания антагонистического конфликта между крестьянством и помещиками в земельном вопросе (хотя, конечно, земельный вопрос предопределял социальную составляющую конфликта). В начале ХХ века крестьяне отвергали сословное деление общества уже исходя из установок. Это отмечал Л.Толстой и красноречиво выразилось в наказах и приговорах крестьян в 1905-1907 гг. [11]
Этот процесс совпал со сдвигом к антибуржуазным установкам, которые резко усилились во время русско-японской войны. Коррупция промышленников, снабжавших армию, и связанной с ними бюрократии, оттолкнула армию от всей правящей верхушки царской России. Эта коррупция, ведущая к подрыву обороноспособности России, оплачивалась большой кровью солдат и офицеров. Говоря в Госдуме о плачевном состоянии снабжения русской армии и флота как одной из причин поражения в японской войне, А.И.Гучков сказал: «И этой бедной армии и ее начальникам пришлось вести две войны, войну на два фронта, одну с японцами, а другую с Петербургом, с Правительством, с Военным министерством. Это была мелкая, ежедневная, партизанская война и, разумеется, петербургские канцелярии победили».
Мнение, что правительство является врагом российской армии, так что с ним приходится вести войну («на два фронта»), войну очевидно гражданскую, укоренилось вскоре после поражения в русско-японской войне и потом стало привычным мотивом — причем даже в выступлениях политиков, стоявших на защите правящего класса. Армия становилась «красной». Примечательно, что А.Н.Куропаткин, военный министр в 1898-1904 гг., после Октябрьской революции (в возрасте 70 лет) пошел служить советской власти (на преподавательской работе), как и проектировщик первых русских линкоров, председатель правления Путиловских заводов академик А.Н.Крылов, ставший в 1919 г. начальником Морской академии Рабоче-крестьянского Красного Флота.
Военных возмущало циничное корыстолюбие крупной буржуазии, которая, пользуясь войной, буквально грабила государство. Начальник Главного артиллерийского управления (в 1916 г.) генерал А.А.Маниковский писал, что русские промышленники во время войны проявили непомерные аппетиты к наживе и «безмерно обогатились в самую черную годину России». За 3-дюймовый снаряд частным предприятиям переплачивали 5 руб. 49 коп., а за 6-дюймовый от 23 до 28 рублей. Председатель Госдумы один из лидеров партии октябристов взял подряд на изготовление березовых лож для винтовок — и ему сверх самой высокой цены пришлось накинуть по рублю на каждую штуку, ибо «Родзянко нужно задобрить» [12]. Можно понять, почему Военный министр Временного правительства генерал А.А.Маниковский стал служить советской власти и во время Гражданской войны был начальником снабжения Красной армии.
Таким образом, российская армия еще до 1917 г. сдвигалась к тем ценностям, которые резко выделили Красную армию — к ценностям общины, отвергающей классовое и сословное разделение. Более того, эта община, уходящая корнями в русскую культуру, сильно ослабляла и межнациональные барьеры. Интернационализм официальной идеологии марксизма, принятой в Красной армии, в условиях СССР сделал ее уже специфически многонациональной неклассовой и несословной армией — первой и единственной в своем роде. Это расширило социальную и культурную базу армии, обогатило ее воинским опытом (и даже воинскими архетипами) множества народов СССР.
Февральская революция сокрушила государственность царской России. Либеральное Временное правительство сразу же нанесло сильный удар по царской армии как важнейшему институту старого порядка. 16 июля 1917 г. Деникин заявил в присутствии Керенского: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие… Развалило армию военное законодательство последних месяцев». Как писал генерал А.М.Зайончковский, автор фундаментального труда о I Мировой войне, «армия развалилась при деятельной к этому помощи обоих неудачных революционных министров Гучкова и Керенского» [13].
Понятно, что либерально-буржуазные политики, пришедшие к власти в результате Февральской революции, не могли не развалить армию царской России, как опору монархической государственности. Сам ее «культурный генотип» был несовместим с мировоззрением и цивилизационными установками либералов-западников.
В этом плане особенно красноречивы действия А.И.Гучкова, ставшего военным министром Временного правительства. Он был очень близок к армии и имел высокий авторитет среди офицерства и генералитета. Тем не менее он, следуя логике процесса, давал распоряжения и приказы, разрушавшие армию (например, только за март 1917 г. было уволено около 60% высших офицеров). Министр финансов и затем министр иностранных дел Временного правительства М.И.Терещенко впоследствии сказал: «Будущие историки, знакомясь с историей нашей революции, действительно с изумлением увидят, что в течение первых ее месяцев, в то время, когда во главе военного ведомства стоял человек, который, вероятно, более всех других штатских людей в России и думал, и мыслил об армии, и желал ей успеха, поставил свою подпись под рядом документов, которые несомненно принесли ей вред» [14].
Октябрьская революция, которую буржуазные либералы восприняли как контрреволюцию (и в определенном смысле были правы), положила начало быстрому восстановлению и строительству государственности. Старая армия, практически прекратившая свое существование к осени 1917 г., была формально демобилизована. Но хотя революция прошла в октябре под лозунгами классовой борьбы, советское правительство не пошло по пути укрепления «партийных» вооруженных сил, а сразу начало строительство регулярной государственной армии.
15 января 1918 г. СНК принимает декрет «О рабоче-крестьянской Красной Армии», создаваемой на принципе добровольности. Этот принцип формирования был вызван тем, что война надоела народу и общественное сознание отвергало идею воинской повинности. Но весной 1918 г. началась иностранная военная интервенция, и ВЦИК ввел всеобщую воинскую повинность. Созданные на местах военкоматы вели комплектование армии. К концу 1918 г. в стране действовал 7431 военкомат. Важным шагом в становлении армии было введение в ноябре 1918 г. формы для военнослужащих, а в январе 1919 г. — знаков различия для командного состава. В сентябре 1918 г. был учрежден орден Красного Знамени, которым награждались за храбрость и мужество в боях. Все это говорит о том, что становление советской государственности и ее вооруженных сил произошло очень быстро.
Более того, советская власть быстро приступила к ликвидации всех иррегулярных вооруженных сил партийной окраски. Один из самых красноречивых эпизодов — ликвидация Красной гвардии. Об этой операции мы ничего не знаем из официальной истории — она никак не вписывалась в упрощенную модель классовой борьбы. В Петрограде Красная гвардия была распущена 17 марта 1918 г., о чем было объявлено во всех районных Советах с предложением всем желающим записываться в Красную армию. Как сообщала оппозиционная печать, начальник штаба Красной гвардии И.Н.Корнилов был арестован [15].
Это и другие действия по «огосударствлению» революционного общества вызвали, конечно, сопротивление части рабочих даже в центре России. Так, наблюдался отток рабочих из Красной армии. Как сообщает Д.Чураков, к середине мая почти все рабочие с петроградского завода Речкина, ушедшие в Красную армию, вернулись на завод, так как не хотели, чтобы остальные рабочие смотрели на них «как на опричников».
Конфликт Советской власти с рабочими не привел к разрыву — антисоветские восстания, приводившие к власти, как правило, эсеров и меньшевиков, быстро показывали характер власти, альтернативной Советам. Д.О.Чураков пишет, что «переход реальной власти в руки чуждых рабочим элементов охладил пыл многих рабочих». Не менее важным было и четкое размежевание белых и красных в национально-государственном измерении. Вот вывод Д.О.Чуракова: «В условиях иностранного вмешательства рабочие начинают отказываться от своих претензий к Советской власти и постепенно сплачиваются вокруг нее. Совершенно очевидно, что большевики, державшие власть в центре, несмотря на свои интернационалистские лозунги, воспринимались рабочими как сила, выступающая за независимость и целостность государства» [16].
