Глава 14
РАССТРЕЛ
Все эти мои рассуждения через 50 лет на решение суда никакого влияния оказать, конечно, не могли. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Более того, он подлежал немедленному исполнению.
Итак, приговор — всех подсудимых расстрелять, лишить их воинских званий, орденов и наград, конфисковать все лично принадлежащее им имущество.
Далее начинается так называемое исполнительное производство. Это означает, что суд должен, говоря простым языком, добиться того, чтобы все записанное в приговор было выполнено.
Определил суд, допустим, меру наказания в виде штрафа — должна быть квитанция об оплате его, дал суд срок лишения свободы — должна быть бумага из тюрьмы, что осужденный прибыл туда и «приступил» к отбыванию наказания. В нашем деле наказание, которое определил суд, состоит из трех частей: расстрел, конфискация имущества и лишение наград и воинских званий. Начнем с конца.
Лишение наград и генеральских воинских званий производит не суд, а органы власти, которые присваивают эти звания и награды. Поэтому в приговоре записано неправильно. Нужно было записать гак: «Возбудить ходатайство перед компетентными органами власти о лишении подсудимых наград и воинских званий». Кстати, Берия всего этого лишился еще 26 июня 1953 года согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР, подписанного Ворошиловым и Пеговым, так что эта часть наказания его не касалась, а потому ему в приговор и не записана. Но в конечном итоге все было сделано по закону: в материалах дела имеются сообщения о том, что Указом Президиума Верховного Совета СССР остальные осужденные — Меркулов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик, Деканозов и Влодзимирский тоже лишаются всех наград и воинских званий.
Вдело подшито и распоряжение суда, направленное в МВД СССР, об обращении в доход государства через Московское горфинуправление имущества, на которое ранее был наложен арест. Это и есть конфискация. Имущество осужденных было описано, оценено и изъято в самом начале следствия. Хранилось оно на складах больших московских магазинов, таких как ГУМ и ЦУМ. Мне не хотелось бы здесь подробно разбираться с этим вопросом и переписывать все добро, изъятое у них. Но скажу откровенно, ничего особенного там не было. А несметные сокровища, якобы хранившиеся у них, — все это выдумки фантазеров.
Теперь о расстреле. Тема неприятная и весьма деликатная. Подробному освещению не подлежит, хотя бы по этическим принципам.
Во всяком случае, во все времена лица исполнителей закрывались колпаками, с тем чтобы потом их, этих исполнителей столь не популярной акции, не узнал народ. А из фактов расстрелов в ЧК, ГПУ, НКВД, НКГБ, МВД, КГБ, которые исчисляются миллионами, вы не найдете воспоминаний об этом или мемуаров исполнителей.
Это не афишировалось, а уж если и описывалось, то только в совершенно секретных материалах. И то не очень подробно.
Если не считать рассказа Э. Радзинского о том, как 3 сентября 1918 года коммендант Кремля Мальков вывел во двор цитадели власти глуховатую и слеповатую Фанни Каплан и в присутствии непонятно зачем и почему оказавшегося там же большевистского поэта Демьяна Бедного, с интересом наблюдавшего за зрелищем, выстрелом из револьвера в затылок убил ее за предполагаемое покушение на жизнь Ленина.
Но вернемся к нашим делам. Как сказал поэт, «умом Россию не понять». И вот уже в течение полувека с завидной периодичностью на страницах различных изданий смакуются рассказы о расстреле Берия. Главным героем здесь выступает генерал-полковник П. Батицкий[182].
С подачи самого Павла Федоровича переписываются его многочисленные официальные и неофициальные интервью и рассказы о том, как он, будучи комендантом суда, выполнил распоряжение И. Конева и выстрелом из трофейного парабеллума в лоб Берия убил его. До этого они вроде бы затащили его на лестницу бункера, привязали к крюку, забитому накануне в стену. Берия вился у их ног, просил о пощаде, со страху обмочился, но это ему не помогло: выстрел Батицкого восстановил историческую справедливость.
А. Антонов-Овсеенко эту сцену описал так.
«Казнили приговоренного к расстрелу в том же бункере штаба МВО. С него сняли гимнастерку, оставив белую нательную рубаху, скрутили веревкой сзади руки и привязали к крюку, вбитому в деревянный щит. Этот щит предохранял от рикошета пули.
Прокурор Руденко зачитал приговор.
Берия: Разрешите мне сказать…
Руденко: Ты уже все сказал. (Военным) Заткните ему рот полотенцем.
Москаленко (Юферову): Виктор, ты у нас классный стрелок…
Батицкий: Товарищ командующий, разрешите мне (достает свой «парабеллум»). Этой штукой я на фронте не одного мерзавца на тот свет отправил.
Руденко: Прошу привести приговор в исполнение.
Батицкий вскинул руку. Над повязкой сверкнул дико выпученный глаз… Батицкий нажал на курок, пуля угодила в середину лба, тело повисло на веревках».
Распоряжение суда о расстреле Берия и отметка об исполнении приговора за подписью Батицкого Акт о расстреле Берия Машинописная копия распоряжения суда о расстреле шести осужденных Коневым не подписана. (Документ из уголовного дела) Акт о расстреле членов группы Берия
В 1994 году нежданно-негаданно появились воспоминания некоего майора Хижняка, вроде бы тоже участвовавшего в этой «почетной» акции: «Я приготовил полотенце — обычное, солдатское. Стал завязывать ему глаза. Только завязал — Батицкий «Ты чего завязываешь?! Пусть смотрит своими глазами!» Я развязал. Присутствовали члены суда: Михайлов, Шверник, еще Батицкий, Москаленко, его адъютант, Руденко… Врача не было. Стояли они метрах в шести-семи. Батицкий немного впереди, достал парабеллум и выстрелил Берия прямо в переносицу. Он повис на кольце.
Потом я Берия развязал. Дали мне еще одного майора. Мы завернули его в приготовленный брезент и — в машину. Было это 23 декабря 1953 года, ближе к ночи. И когда стал завязывать завернутый в брезент труп, я потерял сознание. Мгновенно. Брыкнулся. И тут же очухался. Батицкий меня матом покрыл».
Видит бог, ничего этого я писать не хотел, но коль скоро все это уже многократно описано, еще раз скажу, что, на мой взгляд, гордиться здесь нечем и получать орден Боевого Красного Знамени тоже не за что. Расстреляли, и точка. Все правильно. Молодцы. Только вот героев из себя делать здесь не следует. Подвиг-то по большому счету не очень великий.
В материалах дела имеются два письменных распоряжения, Конева как председателя специального судебного присутствия. Первое — в адрес Батицкого, а в копии — генеральному прокурору Руденко от 23 декабря 1953 года, в котором предлагается немедленно привести приговор в исполнение в отношении Берия. А второе — в адрес министра МВД С. Круглова и в копии — Р. Руденко о расстреле остальных осужденных. Подписи Конева на втором документе нет. Но в получении его расписался вроде бы зам. Круглова — Лунев (подпись похожа). На первом документе подпись Конева скреплена гербовой печатью Военной коллегии Верховного суда СССР. Там же имеется отметка такого содержания: «Приговор приведен в исполнение в 19.50 23.12.53». Далее следует подпись, которая похожа на подпись П. Батицкого.
За этим документом в деле идет акт о расстреле Берия, подписанный Батицким, Руденко и Москаленко.
В дело подшит еще один акт. Из этого акта следует, что в тот же день 23 декабря 1953 года, но чуть позже были расстреляны и остальные осужденные — Кобулов, Меркулов, Деканозов, Мешик, Влодзимирский и Гоглидзе. Расстрел произведен в 21 час 20 минут в присутствии Лунева, Китаева, Гетмана, Баксова, Сопильника.
Некоторые из этого списка нам уже известны: К. Лунев был первым заместителем министра внутренних дел и членом специального судебного присутствия. Ему по правилам судебной этики здесь быть не следовало. Д. Китаев был тогда заместителем главного военного прокурора. Генерал-полковник А. Гетман представлял Московский военный округ, где он командовал бронетанковыми войсками, генерал-лейтенант Баксов был из штаба ПВО, а вот кем был генерал-майор Сопильник и зачем он туда попал, я сказать не могу. Как проходила процедура расстрела в этом, втором, случае тоже не известно. Батицкого там не было, поэтому воспоминаний об этом нет. Характерно, что на втором акте о расстреле шести человек имеется отметка врача Написано так: «смерть констатировал — врач», и далее следует неразборчивая подпись. Слова «смерть констатировал — врач» написаны другим почерком и чернилами другого оттенка, чем весь акт. Эта запись, наверное, произведена лично врачом. Но кто именно им был — из акта понять нельзя. Фамилия врача не указана.
