«Самая большая опасность, – продолжает Сталин, – состоит в том, что многие наши товарищи не понимают этой особенности положения в данный момент. Часто говорят: что же в Москве наши лидеры взяли за моду говорить о крестьянстве? Это, должно быть, несерьезно. Это дипломатия. Москве нужно, чтобы эти речи говорились для заграницы. А мы будем продолжать старую политику» (там же). «Вся беда, самая большая опасность состоит в том, что местные работники будут рассматривать новую линию не как линию, а как способ объегоривания заграницы, и будут по-старому, по чиновничьи подходить к делу, рассматривая, как и раньше, всякую критику и справа, и слева, и со стороны крестьян, и со стороны рабочих как меньшевизм, как контрреволюцию и по-старому же будут расправляться с нею: будут «тащить и не пущать».
Сталин сознается, что ему могут не поверить даже его товарищи, так как часто говорились эти «свободолюбивые» речи о свободе критики для обмана рабоче-крестьянских масс, и местные работники могут посмотреть на это как на очередной трюк, фокус на предмет обмана рабоче-крестьянских масс.
Так оно и оказалось. Если бы была свобода критики с 1925 года для всех рабочих и крестьян, то зачем же вновь в 1928 году заговаривать о «самокритике» и «критике»? Тогда обманывали на «критике» для всех рабочих и крестьян, а теперь на «самокритике».
Не только беспартийным рабочим и крестьянам нельзя критиковать всевластвующую бюрократию, т.е. Издавать газеты, журналы, книги не бюрократического толка, не казенного направления, выступать на собраниях, организовываться в группы, партии и выступать на выборах, конкурируя с партийной бюрократией, но и нельзя было выступать с критикой партийным же товарищам, а как только выступили да попробовали отстаивать свою точку зрения, и бороться в партии за большинство, так тогда с ними расправлялись со свирепостью и жестокостью, которой позавидовали бы даже твердолобые фашисты Италии, расправляющиеся с коммунистами, в большинстве случаев, через гласный суд. А у нас гласный суд существует для воров, убийц, растлителей, казнокрадов, белобандитов, генералов, капиталистов и их наймитов, ас инакомыслящими пролетариями, крестьянами и интеллигентами расправляются втихомолку, в тиши подвалов ГПУ. И пока не обеспечат за рабочими, крестьянами, интеллигенцией самых элементарных прав на гласный суд и на право защиты, которые признаны за всеми категориями уголовных преступников, а также за шпионами, провокаторами, жандармами, генералами и т.д., и т. п., пока с инакомыслящими рабочими, крестьянами, интеллигентами будут расправляться в тиши подвалов ГПУ без права гласной защиты, пока будет существовать для них Шемякинский суд застенков, – до тех пор рабочие и крестьяне не могут поверить бюрократии и их вожакам, что они действительно допускают свободу критики, до тех пор всякие разговоры о критике и самокритике есть наглая ложь, обман и провокация.
В 1925 году бюрократия выступила с лозунгом «критики для всех рабочих и крестьян». В 1928 году с лозунгом самокритики. Но цена этим лозунгам одна и та же, ибо и в 1925, и в 1928 годах ГПУ расправлялось и продолжает расправляться со всяким инакомыслящим рабочим, крестьянином и интеллигентом в своих застенках без гласного суда, без прав защиты. И пока томятся в тюрьмах и ссылках рабочие, крестьяне и интеллигенты, засаженные туда за инакомыслие, за политику, без гласного суда, без права гласной защиты, до тех пор никто не может поверить клятвам и заверениям Сталиных и Ко, что это не очередной бюрократический обман.
3. РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА У БЮРОКРАТОВ
Во всех удобных и неудобных случаях, под всякими предлогами и без всякого предлога бюрократические вожаки из Цека ВКП (б) объясняются в любви к пролетариату и сердито порицают бюрократизм. Каждый раз лечение недугов бюрократической машины государства они обещают проводить через вовлечение рабочих и крестьян в государственную работу, и каждый раз все это кончается тем, что они несколько бюрократов из интеллигентов и крестьян заменяют бюрократами из рабочих, чтобы спекулировать на рабочем происхождении чиновников. Но как президент Германской республики – шорник Эберт, как президент Совета министров деревообделочник Шейдеман, как токарь по металлу военный министр Носке и т.д. И т. п. Не меняли сущности буржуазного государства, так не изменят чиновники из рабочих сущности социал-бюрократического, некапиталистического строя. Как для превращения буржуазного государства в государство рабочее необходимо «возвышение пролетариата на ступень господствующего класса», так и для превращения социал-бюрократического государства госкапиталистического строя в государство рабочее необходимо возвышение пролетариата на ступень господствующего класса. Разница только в том, что в частнокапиталистическом обществе пролетариат устраняет от руководства производством и распределением буржуазию, захватывая в руки Советов Рабочих Депутатов предприятия, управление всем производством, а в руки кооперации весь торговый аппарат буржуазии, становясь главой распределения; делая производственные (профессиональные) союзы организациями государственного контроля и над работой Советов Рабочих Депутатов предприятий и кооперации. В госкапиталистическом же обществе рабочий класс устраняет от руководства производством и распределением бюрократию, ставя на место бюрократов: директоров, начей, завов и т.д., Советы Рабочих Депутатов предприятий во главе производства, кооперацию во главе распределения и союзы во главе контроля. В частнокапиталистическом обществе пролетариат низвергает со ступени господствующего класса буржуазию, а в госкапиталистическом обществе – бюрократию. Там он разрушает буржуазную государственную машину, а здесь бюрократическую. Буржуазия борется против попыток пролетариата возвыситься на ступень господствующего класса, борется и будет бороться против попыток пролетариата стать господствующим классом и бюрократия. Буржуазия охраняет свое классовое господство, бюрократия – свое. Социал-прохвосты из II-го и Амстердамского Интернационалов, охраняя господство буржуазии, неистово орут, что они борются за социализм, а социал-бюрократы из Политбюро, охраняя госкапиталистический строй, называют его социализмом и рабочим государством.
Чего не хочет буржуазия? Превращения пролетариата в господствующий класс, превращения Советов Рабочих депутатов предприятий в главу производства и «в основную ячейку государственной власти» (программа РКП), а кооперации – в главу распределения. Этого буржуазия не хочет, ибо это ее гибель, смерть. Но почему не хотят этого Сталины и Ко, так громко кричащие о том, что они за вовлечение рабочих в хозяйственно-государственную работу, что они борются за рабочее государство, за коммунизм? Как только поставишь этот вопрос – все становится ясным, все фразы, все хорошие слова о коммунизме, о диктатуре пролетариата, – все сразу становится очевидной для всякого рабочего ложью, наглым обманом, сплошным лицемерием. Сталины, Бухарины и К° не хотят организации Советов Рабочих Депутатов предприятий и передачи им управления производством, а кооперации – передачи всей торговли, всех прав и обязанностей и капиталов наркомторгов, госторгов, и передачи всех функций рабоче-крестьянской инспекции – производственным союзам. Не хотят этого потому же, почему не хочет и буржуазия. Те и другие охраняют свое господство, свои классовые, корыстные интересы – прикрывая эту защиту различными хорошими разговорами.
Если Советы Рабочих Депутатов предприятий будут управлять всей промышленностью, принадлежащей государству, по общему плану для всей промышленности, являясь в тоже время «основными ячейками государственной власти», как говорится в программе РКП(б), а кооперация возьмет всю госторговлю, все права и обязанности и капиталы наркомторгов, госторгов, производственные же союзы возьмут себе всю совокупность прав и обязанностей Рабкрина, то вот та партия, которая добивается этого и, добившись, будет руководить так организованным пролетариатом,–какой она партией является? Рабочей или буржуазной? Ясно, что рабочей!!!
А вот та партия, которая всеми мерами и средствами борется против превращения пролетариата в господствующий класс: во главу производства, распределения, контроля и государства, то какой партией она является? Антирабочей, противопролетарской. Если же это есть партия, которая защищает от нападений пролетариата частнокапиталистический строй, то это будет партия буржуазная. Если же партия защищает госкапиталистический строй, то эта партия бюрократическая. Когда пролетариат организован в Советы Рабочих Депутатов предприятий, в кооперацию, в профсоюзы, да стоит во главе производства, распределения контроля и государства, то это ведь и есть смерть бюрократии. И тот, кто стоит против такого превращения пролетариата в господствующий класс, тот на самом деле стоит против борьбы с бюрократизмом, тот криками о критике, самокритике, о борьбе с бюрократизмом – прикрывает свою собственную классовую сущность: одни бюрократы управляют производством, другие торговлей, третьи ими обоими, а четвертые говорят и пишут о бюрократизме, критике, самокритике: простое разделение труда между бюрократами на предмет укрепления экономического и политического господства этих бюрократов и физического и духовного порабощения пролетариата.