Но трудно представить, что член ПБ и генеральный секретарь ИККИ высказывали собственные, ни с кем не согласованные взгляды, лишь случайно совпавшие. Несомненно, подобная оценка троцкизма как явления уже малозначительного, практически ушедшего в прошлое, была отражением общего мнения узкого руководства на конец апреля. Это лишний раз подтверждает стремительное изменение оценок событий, происшедших через двое суток в Испании.
…Начиная с осени 1936 г. в Каталонии, ставшей автономной республикой (провинцией) с собственным правительством — генералидад, решающую роль в политической и экономической жизни играла анархо-синдикалистская профсоюзная организация — Национальная конфедерация труда (НКТ). Она установила практически полный контроль над национализированными ею же промышленными предприятиями, сельскохозяйственными кооперативами, возникшими как результат аг рарной реформы, над органами местного самоуправления. Итогом этого явилось своеобразное двоевластие, при котором и генералидад, и органы центрального правительства присутствовали в Каталонии чисто номинально. Не довольствуясь достигнутой властью, анархо-синдикалисты рассматривали свои достижения как первый этап социалистической революции, настойчиво стремясь перейти ко второму — установлению классического либертального коммунизма, да еще в масштабах всей Испании. Стремясь добиться именно такого развития событий, они противопоставляли себя коммунистам, по их мнению, партии порядка и этатизма.
Один из лидеров НКТ, Лопес, выражая взгляды наиболее экстремистской части конфедерации, многозначительно заявил на митинге, состоявшемся 20 сентября 1936 г. в Барселоне: «Имеется одна партия, которая хочет монополизировать революцию. Если эта партия будет продолжать свою линию, мы решим ее раздавить. В Мадриде находится иностранный посол, вмешивающийся в испанские дела. Мы его предупреждаем, что испанские дела касаются лишь испанцев»[3].
Лопес имел в виду компартию Испании и советского полпреда М.И. Розенберга.
Однако другие, более популярные лидеры НКТ, Гарсиа Оливер и Буэнавентура Дуррути, выступали за единство с компартией, без чего, по их мнению, нельзя победить в борьбе с франкистами, делали все возможное, чтобы не допустить открытой конфронтации с КПИ. Эту же позицию разделял и Коминтерн[4].
Положение стало меняться к худшему начиная с 26 марта 1937 г., после того как анархо-синдикалисты вышли из Генералидад. Несколько смягчился конфликт 16 апреля, с формированием нового правительства автономной Каталонии, но уже спустя четыре дня конфронтация возобновилась. Произошли стычки анархо-синдикалистов, использовавших броневики, артиллерию и пулеметы, с правительственными частями. Только 8 мая, ценою пятисот убитых и тысячи раненых, удалось прекратить братоубийственный вооруженный конфликт[5].
Информация о событиях в Каталонии, поступавшая в Кремль, скорее всего, поначалу была неопределенной. Возможно, просто выглядела таковой для Сталина, потому что исходила лишь из одного источника — от начальника Разведупра Генштаба СП. Урицкого, ибо М. Кольцов в это время находился в Москве. Советские газеты сообщили о боях в Барселоне только тогда, когда исход оказался предрешенным, — 6 мая. Но поместили телеграммы не ТАСС, а нейтральные — французские агентства Гавас, под заголовком «Выступление анархистов против Каталонского правительства», что соответствовало истине. 9 мая, когда мир на улицах Барселоны был полностью восстановлен, «Правда» опубликовала материал своего собственного корреспондента Е. Тамарина, в котором впервые ответственными за барселонские события, помимо ВКТ и ФАИ, была названа еще и протроцкистская ПОУМ. 10 мая очередную корреспонденцию Тамарина «Правда» опубликовала под кричащим заголовком «Испанские троцкисты — враги народного фронта» и сопроводила ее еще одним, столь же тенденциозным материалом — «Решение всеобщего рабочего союза об исключении троцкистов из профсоюзной организации». 11 мая «Правда» дала еще два материала откровенно пропагандистского характера: информацию «Испанская печать требует суда над троцкистами» и статью редактора международного отдела Б.Д. Михайлова «Троцкистско-фашистский путч в Барселоне».
В тот же день, 11 мая, официальный представитель ИККИ в Испании Стоян Минев (он же И. Степанов, он же Морено), со своей стороны, дал схожую оценку событий в Каталонии. Если в информации, датированной 7 мая, организаторами вооруженного выступления он назвал только анархистов, то теперь всю ответственность за кровопролитные бои он возложил на ПОУМ. Заодно отметил: «Испанские троцкисты представляют собой организованный отряд пятой колонны Франко»[6]. Иными словами, он повторил и конкретизировал характеристику, данную Димитровым троцкистам в статье от 1 мая.
Что же произошло в Кремле, почему столь стремительно и радикально изменились и оценка, и объяснение им барселонских событий? Почему ПОУМ, выступавший под лозунгом «Победа рабочих и крестьян Испании возможна лишь как победа социалистической революции», без каких-либо оснований не только сделали практически единственным ответственным за путч, но еще и представили «фашистской агентурой»?
Ответы на эти вопросы кроются в той политике, которую в соответствии с новым курсом проводило узкое руководство СССР. Еще в 1934 г. полностью отказавшееся от ориентации на признанную утопичной идею мировой революции, оно делало все возможное, дабы максимально дистанцироваться от любых выступлений леворадикалов. Так произошло в дни Венского и Астурийского восстаний, так было с Китайской советской республикой, вынужденной самоликвидироваться под давлением Москвы, так было и с восстанием в Бразилии и походом революционной «колонны Престоса». Теперь самым важным для узкого руководства было доказать свою непричастность к любым действиям радикальных партий и организаций Испании. Ведь мировое общественное мнение, равно в демократических и фашистских странах, все еще пыталось не просто связать их с Коминтерном, то есть с СССР, но и представить доказательством якобы сохранившихся агрессивных замыслов Кремля, желания его установить полный и безраздельный политический контроль над Пиренейским полуостровом. - Отсюда и проистекала кратковременная растерянность узкого руководства, проявившаяся в дни Барселонского путча, что ярко продемонстрировала советская пресса. А вслед за тем последовало настойчивое стремление Кремля не просто демонстративно отстраниться от каталонских событий, но и представить их враждебными именно Советскому Союзу, не один год ведущему борьбу с тем самым троцкизмом, который якобы и подтолкнул барселонцев на баррикады. Однако такая вполне естественная для узкого руководства позиция привела к непредсказуе мым, страшным по своим итогам последствиям, но только уже не в Испании, а в самом СССР. Она позволила Ежову вместе с НКВД воспользоваться ситуацией и начать собственную большую игру, первые признаки которой отчетливо проявились 11 мая.
В тот день «Правда» опубликовала — вместе с «Известиями», «Красной звездой», рядом других центральных газет — сообщение «В Наркомате обороны». В нем извещалось о создании военных советов при командующих военными округами, а также о важным перемещениях в высшем начсоставе Красной армии. Командующего войсками Киевского военного округа И.Э. Якира переместили на ту же должность в Ленинградский, И.Ф. Федько из Приморской группы ОКДВА в Киевский, П.Е. Дыбенко из Приволжского в Сибирский. Одновременно был смещен с должности замнаркома М.Н. Тухачевский, направленный командующим войсками Приволжского военного округа, а на его место в НКО назначен Б.М. Шапошников, до того командующий войсками Ленинградского военного округа. В последних двух перемещениях и крылась суть данных кадровых решений: они проводились только с одной целью — понижение Тухачевского в должности, отправка его из столицы в далекий провинциальный город.
Но не менее важной была и первая часть сообщения, по которой восстанавливался жесткий партийный контроль над начсоставом армии. Ведь отныне не только командующие войсками округов должны были все свои решения согласовывать с политработниками. «В отмену существующего порядка», в дополнение к структуре уже действовавших политуправлений и политотделов, подчинявшихся Политическому управлению РККА, на деле являвшемуся отделом ЦК ВКП(б), воссоздавался и отмененный в конце декабря 1934 г. институт военных комиссаров — «во всех войсковых частях, начиная с полка и выше, и в учреждениях НКО».
Разумеется, оба эти решения были подготовлены и приняты отнюдь не Ворошиловым единолично, а всем узким руководством. О военных советах и восстановлении института военных комиссаров — 8 мая, когда у Сталина в его кремлевском кабинете присутствовали Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, а также Якир. О перемещении командующих войсками военных округов и понижении Тухачевского в должности — 10 мая, опять же у Сталина, на заседании с участием Молотова, Ворошилова, Кагановича, Ежова, Чубаря и Микояна[7]. В заседаниях принимали участие члены ПБ и комиссий ПБ, образованных 14 апреля.
