Дегенекратия
В современном мире слова теряют свой смысл чаще, чем когда–бы то ни было. Одни перевираются до противоположного значения; другие, довольно часто употребляемые, теряют вообще всякий смысл. А некоторые раздуваются до непомерных масштабов. Абстрактные ценности предполагают манипулирование абстрактными величинами. Так что слова – только одна из многочисленных жертв стремящегося стать абстрактным мира.
Демократическая идея, демократическая идеология, развитие демократии, демократические реформы и т.д., и т.п. Среди самых различных принципов, ставящихся в системах ценностей во главу угла, демократия занимает особое место. Самые разные общественно–политические группы делают упор на борьбу за «истинную» демократию и как альтернативу сегодняшним системам управления, называемым то олигархическими, то антинародными, так и западной демократии «общемировых ценностей».
* * *
Современный образ дискуссии, и возможно, весь современный образ политической мысли сводится в основном к уходу от темы. Политическое мышление по принципу «сказать ничего» прочно обосновалось в гуманитарных науках. Никто не отвечает на вопросы прямо. Действительно, это элемент политической культуры. Но если в этой культуре есть такой элемент, то для людей, желающих получить истину, такая культура вообще не нужна.
Бабушка просит бюрократа: нельзя ли, чтобы светофор горел на 5 секунд дольше? Бюрократ отвечает: через три года в этом месте будет построен подземный переход. Рабочие пишут в журнал: что лучше, пить каждый день по 100 грамм или раз в неделю по 500. Профессор отвечает: лучше совсем не пить. Этот придурок–профессор, давая такой ответ, чувствует себя самым умным. Возможные варианты ответа на такой вопрос: 100, 500 или «не знаю». То, что пить вредно, знает любой рабочий. Истинный ответ — 500 один раз в неделю.
Любая дискуссия с представителями власти и с людьми, финансируемыми властью, в настоящий момент происходит по подобному принципу. Причем не важно, касается ли она Сфинкса, вырождения или прав человека – ведь в цельном, в реальном мире все это неразделимо. А если дискуссия происходит по подобному принципу с независимыми людьми, значит, эти люди не являются независимыми.
Замечательный пример новой речи — это обезличивание. Все зло идет от каких–то очень темных и очень злых сил, которые из политиков никто и никогда не может назвать. Можно предположить, что скорее всего злом, о котором говорят эти политики, они сами и являются. А уж древний вопрос «кому выгодно?» задавать стало просто неприлично, или «политнекорректно».
Один из самых симптоматичных примеров – это конституции. При попытке их анализировать с помощью логики получается абстрактный набор абстракций – иначе это назвать невозможно. Если бы их писали психически больные, такие документы стали бы шедеврами историй болезни. Законы по сути – это алгоритмы, работающие по принципу «совершил – получил». Законы Хаммурапи можно реализовать в виде программы для ЭВМ, обрабатывающей исходные данные и выдающей результат на выходе. Одна фраза «Мы, народ», с которой начинаются почти все конституции, вывернет мозги любому суперкомпьютеру. Возможно, когда–то, на общем фоне типа «государство – это я», тексты конституций действительно что–то означали; когда было ясно, о ком именно шла речь.
В России спокойно заявляется, что цены выросли на 6%, а инфляция при этом снизилась на 4%. Это бред явный, так не бывает. Объекты все время заменяются субъектами и наоборот. «Внутренние интересы государства…» так тоже не бывает, у объекта, равно у абстракции, нет интересов, но это НЕявный бред, из которого и состоят в основном выступления политиков. «Я вас спрашиваю, … — ответ: да, я с вами согласен». У биополноценных и бионеполноценных разные языки. Некоторую путаницу вносит момент, что слова звучат одинаково – но смысл слов совершенно не совпадает.
Подобным «новоязом», по Оруэллу, разговаривают с людьми не только ученые, а в первую очередь политики. Биологически полноценные люди презирают таковых и за подобное общение в частности. А особенно политиков презирают программисты, во–первых как люди достаточно интеллектуальные, а во–вторых как имеющие дело с четкой логикой. Потому и появилась идея принять язык С++ в качестве государственного; кстати, эта идея несет в себе больше здравого смысла, чем может показаться. В языках программирования невозможны словесные спекуляции, а возможны только четкие конструкции.
Длительное прослушивание речей представителей власти вызывает у биополноценных людей слабые шизофренические и психопатические реакции. Обычно они связаны с усталостью, переходящей в депрессию. Такая же точно ситуация случается у здоровых людей, оказавшихся в психиатрических больницах или у непьющих в компании напившихся.
* * *
Демократия – это не идея и не идеология, это методика управления. Одна из многочисленных методик. По этой методике представители власти должны избираться каждым гражданином страны через институт голосования. Схема выбора может быть мажоритарной (места получают только собравшие большинство голосов в регионе) или пропорциональной (сколько процентов голосов получила организация – столько мест в системе власти она получит).
Мажоритарной методике больше 200 лет, пропорциональной – больше 100. За все последующее время никакого развития они не получили, поскольку еще до реализации обе были закончены и идеально сбалансированы. И потому демократию невозможно развивать – ее можно только практиковать, демократические реформы невозможно проводить – их можно только раз ввести, демократической идеологии не может существововать, потому что методики не имеют идеологии.
Демократию очень часто путают со свободой. Принцип свободы выражается как «свобода личности заканчивается там, где начинается свобода другой личности» и «зоны пересечения свобод регулируются общественным договором». Общественный договор разносит реализацию свобод или во времени, или в пространстве. Например, если для одних людей свобода – пойти на нудистский пляж, а для других – обеспечить свободу психологической сакрализации и свободу от порнографии, именно общественный договор устанавливает: или организовать два разных пляжа, или установить разделяющую стенку. «Свобода заключается в праве каждого совершать любые действия, не причиняющие вреда окружающим». Это статья 4 Декларации прав человека – тоже неплохо. Такие же принципы подходят не только для людей, но и для их сообществ, для субъектов человечества – наций.
В некотором смысле любая идеология заключается в степени понимания свободы, а именно в том, какие конкретные свободы нужны и какие нет (или кому нужны, а кому нет). Ранее говорилось, что в основе всех свобод лежит фундаментальная свобода выбора партнера. Но люди не обязательно ей следуют; у разных групп мировоззрение разное, фундаментальные ценности различные, так и получается, что свобода у каждого своя. Своя концепция свободы, будучи сформулированной, превращается в идеологию.
Нужно заметить, что игра в понятия «свобода» и «демократия» тоже имеет смысл. Потому что работать со свободой – развивать ее, совершенствовать, реформировать – можно; а с демократией так поступать нельзя. Потому, при оперировании массовым сознанием людей с биологическими нарушениями, и появляются лозунги, призывающие что–то сделать с демократией – поскольку реально с ней сделать ничего нельзя. Демократия не может быть даже плохой или хорошей – она может быть только демократией или ее отсутствием.
Бывает свобода без демократии – когда просвещенный абсолютизм предоставляет своим гражданам все необходимые для национального развития свободы. Бывает демократия без свободы – когда объективные условия складываются так, что голосование ничего не решает и никаких свобод, кроме собственно права голосования, не предоставляется. Для нормального человека лучше свобода без демократии, чем демократия без свободы. Для меньшинства демократия – вообще не гарант свободы, а механизм ее ограничения (Сколько индейцев–сенаторов и конгрессменов?).
* * *
Много воды утекло с тех пор, как выковались основы методик и алгоритмов их реализации. Мир изменился биологически – и часто в такую неожиданную сторону, что прежние плюсы стали минусами. Выходит так, что раньше люди были не столь глупы, выбирая режимы монархические, абсолютистские, аристократические и теократические. А демократии существовали и в древние времена — но они то появлялись, то исчезали.
Нормальная демократия была создана как система максимального участия нормальной нации в решении вопросов своей судьбы – в т.ч. и как система подавления больных и развития здоровых. За гранью в 51% больных она стала служить подавлению оставшихся здоровых больными. Тяготение больных к вымиранию в подобных условиях становится вектором государственной политики. Можно сделать вывод, что при падении биологического качества более эффективны «просвещенные диктатуры», и только когда качество становится слишком высоким, настолько высоким, что возникает опасность взрыва — тогда имеет смысл обращаться к демократии.
