Несмотря на то что за несколько дней до этого следствие уже получило «откровенные показания» Ф. Ф. Гиршфельда, который тоже признал свое членство в орденской организации, признания Поля были, по-видимому, особенно важны. Во-первых, он подтверждал предшествующие показания и значительно их расширял, будучи «рыцарем 3-й степени ордена», тогда как Гиршфельд был посвящен только в 1-ю степень. Во-вторых, занимал вполне определенное положение среди московской творческой интеллигенции как активный член и сотрудник Государственной академии художественных наук. Наконец, это были действительно «откровенные показания», которые не так легко получить от арестованных.
Часть из них — А. А. Солонович, Н. И. Преферансов, И. Н. Уйт-тенховен-Иловайская — категорически отказывалась сообщать какие-либо сведения о других людях, кроме себя, и признавать существование ордена и его кружков. Другие, например Е. Г. Адамова, Н. А. Леонтьева, В. Н. Любимова, моя мать и сестра отца, категорически отрицали не только свое участие в ордене, но и то, что когда-либо слышали о нем. Ю. А. Завадский настаивал на том, что никогда организационно не был с ним связан, а если что и слышал, то все давно позабыл, увлеченный непосредственной работой в театре. Мой отец, понимавший, что на нем лежит ответственность за судьбы арестованных, отстаивал преимущественно «игровой момент» по «системе Станиславского», точно так же отказываясь признавать существование каких-либо организационных форм.
В результате только несколько человек — Ф. Ф. Гиршфельд, А. С. Поль и Е. А. Поль, В. Ф. Шишко, Е. Н. Смирнов и К. И. Леонтьев — признали свое участие в орденской организации, именуя ее то «Орденом Света», то «Храмом Искусств». Впрочем, отвечая на вопрос о последнем, Шишко пояснил, что «Храмом Искусств» называлась «ассоциация, в которой члены Ордена могли приложить свои знания и работать по тому или другому отделу искусства».
Стоит отметить, что за исключением Гиршфельда, уже на первом допросе изъявившего готовность подробно рассказать обо всем, что ему известно по поводу «сборищ» и «рыцарских кружков», и И. В. Покровской, которая вообще не была посвящена в орден, остальные, как правило, поначалу отказывались о нем говорить, ссылаясь на свое «незнание». На последующих допросах они уже признавали существование ордена, однако отказывались называть людей и рассказывать о событиях, ссылаясь на данное ими при посвящении слово хранить все в тайне. Но, избрав однажды путь уступок, такие люди в дальнейшем рассказывали все, что им было известно, не отказываясь и от предложения впредь сотрудничать с органами ОГПУ.
Наиболее подробно о своем пути в «рыцарский кружок» рассказал Гиршфельд, человек, как можно судить, чуждый кругу людей, собиравшихся у Никитиных на Арбате, на квартире Леонтьевых или в студии Завадского на Собачьей площадке. Во всех этих местах Гиршфельд бывал благодаря брату моей матери Николаю Робертовичу Лангу. Последнего арестовали как анархиста еще 5 ноября 1929 года, и во время следствия по делу тамплиеров он уже отбывал срок в Верхнеуральском политизоляторе.
Гиршфельд учился с Лангом в гимназии в одном классе. Ланг ввел его и в кружок своих друзей-студентов, которым в то время А. А. Солонович, доцент МВТУ имени Баумана, читал курс лекций по истории философии и общества, противоречащий догмам экономического материализма.
По свидетельству Гиршфельда, на этих лекциях он встречал литератора Э. С. Зеликовича, К. И. Леонтьева и Е. Г. Самарскую, вместе с которой Н. Р. Ланг учился в институте. Прекращение работы кружка (хотя Гиршфельд об этом не пишет) было связано с арестом Солоновича в апреле 1925 года.
Названные люди представляют для нас безусловный интерес: мы можем понять, как отбирали потенциальных членов ордена. Кроме того, подобные свидетельства развеивают миф о конспирации, из-за которой члены «орденских кружков» якобы не знали друг друга. Солонович читал лекции и на квартире своих знакомых, и у себя дома, и в Музее П. А. Кропоткина. Переходя из одной компании в другую, люди вступали в дружеские, а то и родственные связи. Например, Е. Г. Самарская была не только приятельницей Н. Р. Ланга, но вскоре стала и его свойственницей, поскольку ее сестра, В. Г. Пухович, вышла замуж за его младшего брата Юрия, студента МВТУ.
Можно проследить также контакты преподавателей и студентов МВТУ с творческой интеллигенцией Москвы (актерами, литераторами, художниками) и с анархистами из Музея П. А. Кропоткина, а возможно, и с другими научными и учебными заведениями столицы.
Н. Р. Ланг ввел Гиршфельда еще и в «мистический кружок» (выражение Гиршфельда). В чем заключался этот «мистицизм», Гиршфельд, к сожалению, не говорит, сообщая только, что по сравнению с аудиторией, которой читал Солонович, этот кружок был весьма ограничен. Собирался он в Афанасьевском переулке на квартире «профессора Консерватории Григория Петровича», где кроме хозяина Гиршфельд встречал Н. Р. Ланга, Н. А. Никитину и другого профессора Московской консерватории — В. И. Садовникова. Какие-то занятия в этом кружке вел и мой отец. Осенью 1925 года эти собрания по какой-то причине были перенесены в квартиру Леонтьевых, на улицу Станкевича, 11, где помимо уже перечисленных лиц и хозяев квартиры бывали «небольшого роста, худощавый антропософ А. В. Уйттенховен, какая-то старушка Надежда Николаевна и брат Ланга — Юрий».
Неясно, какие лекции читали на собраниях этих кружков, но можно предположить, что там шла подготовка к посвящению: посещая эти собрания с весны 1925 года, Гиршфельд осенью или в начале зимы получил предложение вступить в орден. Посвящение происходило на квартире Е. Н. Смирнова в Кадашевском переулке. Там в присутствии «старших рыцарей» А. С. Поля, Смышляева, Никитина и «рыцарей» Королькова, Шишко и Леонтьева в орден вместе с Гиршфельдом были приняты артистка Детского театра Г. Е. Ивакинская, актер 2-го МХТа А. И. Благонравов, его жена актриса Л. И. Дейкун и хозяин квартиры Е. Н. Смирнов.
Но прежде чем рассказать о ритуале посвящения, обратимся снова к показаниям А. С. Поля, который прошел этот путь раньше Гиршфельда.
Поль познакомился с моим отцом, как они оба показывают, в 1924 году, во время одной из лекций, которые отец читал в бывшей Щукинской галерее (по-видимому, по курсу истории изобразительных искусств или современного западного искусства).
Вот что по этому поводу сообщал сам Поль.
"Осенью 1924 года я познакомился с Л. А. Никитиным и вскоре стал бывать у него дома. Мы много беседовали на темы об искусстве и вскоре перешли на темы, имеющие связь с мистикой. После ряда разговоров по этим вопросам, а также по вопросам о связи между искусством и мистикой и мистическим воздействием искусства на человеческую психологию Никитин рассказал мне о возможности ближе подойти к работе в этой области. Однажды, взяв с меня слово хранить в тайне все сказанное, он предложил мне вступить в рыцарский «Орден Света», причем указывал на то, что материалы этого Ордена высокой мистической ценности и что они имеют своим источником глубокую древность. При этом он сказал, что ответ, если он будет положительным, я могу дать в следующий раз. Мне было сказано, что Орден ставит своей задачей духовное перерождение человека, который должен стремиться к благородству и бороться с любой ложью. В то же время за мной остается полная свобода в любое время отойти от Ордена с единственным условием сохранения всего мне известного в тайне. Никаких клятв, тем более связанных с какими-то угрозами, от меня никто не требовал, так как это вообще не было в духе Ордена.
При новой встрече я дал свое согласие, поскольку интересовался проблемами мистики. Особенно верующим я никогда не был, но меня привлекала древность мистики, древность тех легенд, которые я должен был услышать…"
Поль рассказывает о своем посвящении, которое, как он утверждает, происходило в квартире моих родителей на Арбате. Судя по последующим показаниям, все это было выдумано А. С. Полем, чтобы сохранить тайну участия в ордене П. А. Аренского. Отсюда и утверждение Поля, что посвящение он принимал от моего отца в присутствии В. А. Завадской, а «В. Р. Никитина подошла позднее». Больше он не называет никого, хотя отсутствие других лиц противоречит орденскому ритуалу. Это заставляет думать, что в данном случае Поль был не столь искренен, как хотел казаться. По-видимому, он полагал, что мои родители находятся вне поля зрения ОГПУ (на Кавказе), а если это и не так, то они не станут его опровергать. Так и случилось.
Сама церемония посвящения была очень проста. Руководитель рассказывал «легенду о Древнем Египте», после чего обращался к посвящаемому с призывом «быть гордым и смелым», дорожить рыцарской честью, быть мужественным и стойким в борьбе со злом. Затем он слегка ударял посвящаемого правой рукой по плечу, что имитировало традиционный удар плашмя мечом при средневековом рыцарском посвящении, а присутствующие поздравляли нового «рыцаря». Таким же образом происходило посвящение и В. Ф. Шишко, только было оно на квартире Аренского, который его и посвящал в присутствии В. А. Завадской и О. Ф. Смышляевой.
