– Не знаю, насколько верен упомянутый вами рейтинг, но коррупция является большой проблемой. Тому имеется много причин.
Моральные и идеологические ценности Советского Союза, которые ушли вместе с коммунизмом, не были в 1990-е годы напрямую заменены обычными в Европе ценностями.
Я вспоминаю визит немецкого судьи, когда я еще изучал юриспруденцию. Один из моих коллег-студентов спросил его, как нечто само собой разумеющееся, есть ли статистика, сколько зарабатывает немецкий судья на взятках. Наш гость был этим довольно обескуражен. У нас всегда присутствовала высокая степень правового нигилизма. Не воспринималось как нечто незаконное пренебрежение установленными государством правилами.
– Как это должно измениться?
– Тот, кто получает или дает взятки, должен быть жестко наказан, чтобы он понял, что совершил преступление. И каждый служащий, от милиционера до судьи, должен понять, что коррупция сразу положит конец его карьере. Но сами по себе строгие законы не помогут. Гораздо важнее, чтобы мы подняли общий уровень жизни.
– Врач в государственной больнице зарабатывает меньше, чем шофер менеджера в частном секторе. Удивительно ли, что врач лучшие лекарства выдает только за дополнительные деньги?
– Если бы мне несколько лет назад кто-нибудь сказал, что врач будет сегодня зарабатывать 700–800 евро, я считал бы это очень оптимистичным прогнозом. Для представителей важнейших профессий – учителей, медработников, работников юстиции и правоохранительных органов – мы уже начали поднимать зарплату. И зарплата и дальше будет расти, но это делается не за один день.
– Достаточно ли этого, чтобы победить практику коррупции?
– Это связано и с моралью и правовой культурой. Мы должны добиться такой стабильности в нашем государстве, чтобы никто не испытывал страха перед будущим. Только тогда можно мотивировать людей задуматься о том, что противозаконно не платить налоги или брать взятки.
– Эксперты-экономисты опасаются, что стабильность в России не надолго. Это потому, что страна слишком полагается на свои полезные ископаемые и слишком мало инвестирует в инфраструктуру.
– Поверьте, развитие инфраструктуры для нас очень важно. Если бы мы целиком положились только на наши ресурсы, это была бы улица с односторонним движением. Я курирую национальные проекты, которые касаются развития таких областей, как здравоохранение, образование, жилье и сельское хозяйство. Мы хотим создать нормальные жизненные условия не только в больших городах, но и в сельской местности.
– На национальные проекты предусмотрено 5,4 миллиарда евро. Не слишком много.
– В действительности это около 10 миллиардов евро. И каждый рубль, поступающий из Москвы, будет удвоен или утроен местными властями. Еще поступает финансовая помощь от предпринимательских структур.
– Какова самая насущная проблема, которую вы собираетесь решить в рамках национальных проектов?
– Демографическое развитие. Позитивная тенденция начала 1990-х пропала. Численность населения в России уменьшается.
– По некоторым данным, на 700 тысяч человек в год…
– Люди в какой-то момент перестали верить в будущее, поэтому не хотели обзаводиться семьями. Мы хотим простимулировать наших граждан рожать детей. Мы помогаем родителям оплачивать пребывание детей в детских садах, или – и это российское изобретение – с помощью «материнского капитала»: 250 тысяч рублей, которые каждая мать получит за второго и каждого последующего ребенка. Но эта сумма может быть использована только на улучшение жилищных условий, образование или пенсионные накопления. Нашей целью является стабилизация численности населения к 2025 году на уровне 145–150 миллионов человек.
– Продолжительность жизни в России уменьшается. Можно сказать, что тот, кто родится в России, умрет в более молодом возрасте, чем в других странах Европы.
– Особенно эта проблема касается мужчин. Их средний возраст составляет 61 год. Это составляет большую разницу с продолжительностью жизни женщин – на 12–13 лет меньше.
– Вы не только член правительства, но и председатель совета директоров «Газпрома». Можете ли вы себе представить, что эта огромная компания многим в Европе внушает страх, прежде всего потому, что находится в руках государства?
– Государство не всегда является эффективным собственником. Я еще хорошо помню государственные рестораны во времена Советского Союза, где нечего было есть. Но
для предприятий, которые владеют стратегически важными ресурсами, от которых зависит много людей, государственное участие неизбежно.
«Газпром» располагает самыми крупными ресурсами природного газа в мире. Когда я пришел в совет директоров, концерн стоил порядка 8 миллиардов долларов, а сегодня это более 250 миллиардов. Однажды он может стать самым дорогим концерном в мире. Вся страна с ее населением зависит от «Газпрома». Мы не хотим риска возникновения экономического и политического коллапса в случае продажи предприятия десятку частных собственников.
– Но когда экономика и политика так тесно переплетены, концерн может преследовать и не только экономические цели. Он может, например, взвинчивать цены на газ, чтобы сделать кого-то послушным или наказать.
– «Газпром» действует сегодня исключительно по законам рынка. Еще в 1990-е это было иначе. Концерн вышел из министерства и штопал все дыры в российской экономике, а также и в других странах бывшего Советского Союза. Были эксклюзивные партнеры, которые не должны были платить за газ по рыночным ценам и тем самым получали субсидии до 5 миллиардов евро ежегодно. Так не могло продолжаться вечно.
– И что решил концерн именно в тот момент, когда Украина стала более демократичной и независимой от России?
– «Газпром» в свое время изменил ценовую политику по отношению к ряду стран СНГ. Наши европейские партнеры понимали, что это неприятный, но нормальный процесс. В СНГ не все были готовы к рыночным ценам, было мнение: будет дорогой газ – все будет плохо. Волны страха докатились и до Западной Европы. Но, оглядываясь назад, ни в одной из затронутых этим стран экономика не развалилась. Больше нет такого расточительства газа, и это положительно действует на экономику и экологию.
– Недавно генерал-майор Александр Владимиров в одном интервью сказал, что он может себе представить, что через 10–25 лет дело может дойти до войны с США из-за мировых запасов природных ресурсов.
– Если мы уж так далеко заглядываем в будущее, то я бы исходил из того, что тогда машины будут работать на водороде. Нашим западноевропейским друзьям я могу сказать: «Газпром» до сих пор всегда выполнял свои обязательства по поставкам, и в этом отношении ничто не изменится. И, пожалуйста, не забывайте, что 6 % собственников «Газпрома» составляют немецкие фирмы.
– Помимо нефти и газа «Газпром» обладает банком, авиакомпанией, отелями, домами отдыха и некоторыми влиятельными СМИ. Это усиливает впечатление о государстве в государстве. Почему вы не избавитесь от этого побочного бизнеса?
– В 90-е, когда не хватало денег, мы даже колхозы получали в счет оплаты. От многих бессмысленных долей предприятий мы уже действительно избавились, но не от домов отдыха. В «Газпроме» работают более 400 тысяч людей, а наша туристическая индустрия далеко не так развита, что каждый может заказать все необходимое для проведения отпуска в ближайшем туристическом бюро. Люди хотят поехать отдохнуть в свой отпуск, а без нас они не смогут это сделать.
– А СМИ, к которым относится и НТВ с его многочисленными каналами?
– С «Газпром-Медиа» мы расстанемся не так быстро. Восемь лет назад к нам приходили российские предприниматели, которые хотели купить у нас этот сектор за символическую цену в 50 миллионов долларов. Тогда «Газпром-Медиа» было убыточным. Сегодня этот актив стоит 7,5 миллиарда, и есть тенденция к повышению цены. Если мы продадим, то по максимальной цене.
– Это определяется еще и тем, какое влияние вы можете оказывать на страну и ее население.
– Когда я имею ввиду наш большой телеканал НТВ или спутниковое телевидение НТВ-плюс, «Газпром» и тем самым государство далеки от того, чтобы оказывать на кого-либо влияние. Я уверяю вас, часть программ мне совершенно не нравится. Второсортные голливудские боевики или 24 часа индийские мелодрамы. Почему у нас нет русского канала Discovery? Команда НТВ могла бы его сделать.
– Но НТВ никогда не сделало бы интервью с оппозиционным политиком Гарри Каспаровым?
– Не имею представления, появляется ли он на телеэкране. Я не слежу так пристально за его политической судьбой. Но я скажу вам следующее: телеканал может приглашать кого угодно. И массмедиа должны принимать во внимание в своем освещении событий реальных политических игроков. Что касается Каспарова, я считаю его великим шахматистом. И, кроме того, каждый может получить информацию о некоторых маргинальных политических группировках через Интернет.
