— То же самое мне и Вячеслав Михайлович говорил. Я ему однажды принес книжку Авторханова «Загадка смерти Сталина». На Западе вышла, вы, наверно, слышали.
— Да слышал, знаю я его. Жульническая книга.
— Еще много разговоров о храме Христа Спасителя. Чуть ли не вы сами его взрывали!
— Но-о-о! Я могу вам подробно рассказать об этом деле, но только не по телефону, конечно.
— Говорят, вроде Киров первый предложил взорвать?
— Тоже вранье. Я не знаю, может быть, он и предлагал, я не слышал этого. Но вообще я вам расскажу. Это ведь были предложения организации архитекторов. Еще в двадцать втором году они внесли предложение… чтобы, так сказать, взорвать. Эта идея фигурировала среди архитекторов и дошла до ЦК. Я-то лично сомневался в этом деле. Вначале.
Семь человек и четырнадцать мнений
7 октября 1989 года.
Был у Кагановича. В 17 часов приехал к нему. Ему 96-й год.
Выглядит неплохо. Серая рубаха навыпуск — наподобие френча.
Те же костыли.
Рассказал ему новый анекдот.
Вопрос.
Что нужно для того, чтобы выйти из партии?
Ответ.
Три рекомендации от беспартийных.
Каганович тут же спросил: — А что нужно для того, чтобы восстановиться в партии?
Лазарь Моисеевич рассказал, как его в 1925 году посылали работать на Украину:
— Я был у Фрунзе. Он мне говорит: «Я очень боюсь за вас. Я хорошо знаю Украину. Вы человек способный, они вас там съедят.
Я Сталину это рассказал. Он говорит: — Ничего они вас не съедят. У них в Украинском Политбюро семь человек и четырнадцать мнений.
— Как же так, товарищ Сталин, семь человек и четырнадцать мнений?
— Сначала один расходится с другим, а потом расходится с самим собой, — ответил Сталин.
— То же самое у нас в Союзе писателей, — заметил я.
— Карпов как?
— Старается всех примирить.
Говорим о Бондареве, его объединении «Единство», о Распутине, Солоухине, Адамовиче…
— Ленин уже плохой. В Ярославле молодой поэт выпустил сборник стихов на свои деньги, там есть такие строки:
Или строка:
Коммунизм — это есть соловецкая власть
Плюс, когда всем все до лампочки.
Или:
— Видите, — говорит Каганович, — Ленин еще в восемнадцатом году написал статью о том, что эсэровского у нас много.
— Говорят, не надо было коллективизировать сельское хозяйство. Сталин, Молотов, Каганович — негодяи.
— А есть те, кто противостоит?
— Есть. Но многие боятся вылазить. Положительное о Сталине — нельзя. Дескать, это безнравственно. Принес в «Москву» очерк о Молотове, Алексеев говорит: — Давай подождем, когда народ поумнеет.
— Печатают в «Огоньке» Бажанова, — говорит Каганович. — Я знал Бажанова. Он у меня работал в орготделе ЦК, потом перешел в секретариат Сталина… Он пишет о себе: секретарь Политбюро. Это вранье. Технический секретарь, записывающий… В двадцать восьмом году бежал. Он троцкист, видимо, был. А потом стал белым. Способный парень был. Но жуликоватый. Он в годы Отечественной войны хотел организовать отряд белых, тысячу человек против нас, перейти границу, создать вокруг себя армию против России. Сейчас именно такие бажановы и в моде. Сейчас это герой нашего времени.
Разговор зашел о Ельцине.
— Вы слышали его выступление в Америке? Человек заявляет: я, когда облетел вокруг статуи Свободы, стал свободным. Дескать, лучше капитализма ничего не придумаешь…
— Что-то будет в стране, — говорю я. — Могут военные придти к власти…
— Ленин говорил, — отвечает Каганович, — что если мы проморгаем, если мы не научимся работать, если мы не будем побеждать спекулянта, а спекулянт будет нас побеждать, то можно проиграть…
Это завещание нам.
— Сейчас упирают на статью Ленина «О кооперации», что он якобы пересмотрел свои взгляды на социализм.
Экономически, но не политически
— Это вранье, — утверждает Каганович. — У Ленина сказано, во-первых: кооперация плюс советская власть, власть рабочих, заводы и фабрики наши, кооперация, при этом условии можно построить социализм. Значит, нужна рабочая власть, то есть, диктатура пролетариата. Мы отступаем. Мы не отдадим ни одной капли наших завоеваний. И еще он говорил: вы, меньшевики и эсеры, вы ставите нам палки в колеса, мы вас предупреждаем, если вы будете мешать нам строить социализм, если будете враждебны нам, мы вас поставим к стенке!
— Хрущев говорит, что спросили у Молотова, Кагановича и Ворошилова на двадцать втором съезде: вы за реабилитацию Тухачевского? Они ответили: да, мы за. Тогда, мол, когда же вы были правы — тогда или сейчас? Это было?
— Вранье. Это вранье чистейшее. С Хрущевым такого разговора не было. И он, между прочим, именно Хрущев, когда было дело Якира и других, он выступал с речами на Украине и говорил: — Это враги народа! Мы их расстреляли и расстреляем всех других врагов народа! — Он же выступал с речами: — Прикончим врагов народа!
Их реабилитировали после нас.
— А как вы ему разрешили этот доклад читать?
— Президиум ЦК вынес решение создать комиссию, которая бы разобралась во всех делах по репрессиям. Было много заявлений от арестованных о политической амнистии. Комиссию создали, чтобы она разобралась и доложила Президиуму. В комиссии был Поспелов и другие. Комиссия разбиралась, выезжала на места, составила доклад, доложила Президиуму. Президиум начал анализировать и вынес решение: после съезда собрать пленум ЦК и на нем заслушать доклад комиссии. И сделать потом политические выводы. Оценить то, что было.
Когда был Двадцатый съезд партии, в проект отчета ЦК, представленный Хрущевым, предложили поправки. Некоторые наши поправки были приняты, некоторые — нет. Я возражал против того, что не хотели писать, что борьба рабочих продолжается, допускаются парламентские формы. Молотов поддержал. Это было принято, записано. Другие поправочки были. Но о Сталине там было — завоевания. Индустриализация, коллективизация сельского хозяйства, культурная революция и так далее. То, что было при Сталине. Были ошибки, но… ЦК утвердил отчет. Большинство Президиума ЦК, мы шли за единство, чтобы у нас на съезде не было раскола. И Молотов, и я, и Ворошилов, и другие товарищи, мы шли за единство партии. И Хрущев в отчетном докладе это сделал.
Даже, по-моему, после выборов это было, или до… В Кулуарной комнате съезда, куда мы обычно выходили, собрали вдруг Президиум ЦК — кто стоя, кто сидя — комната маленькая. Раздали нам красные книжки.
Хрущев сказал: — Надо выступить на съезде.
Мы говорим, что условились на пленуме ЦК — после съезда, в спокойной обстановке выработаем резолюцию. Съезд уже кончился. Мы выступали с речами едиными, мирно, без раскола.
— Надо сейчас, — говорит Хрущев. Полистали, посмотрели, даже, как следует, не прочитали, не успели. А съезд ждет. Перерыв сделали. На пятнадцать минут. Мы идем заседать — заседание комиссии Поспелова.
Хрущев потом написал: предложили, чтобы я сделал доклад. Это он врет. Он сам сказал: — Я сделаю доклад. — Возражали. Возражал я, Молотов, Ворошилов. Не скажу, чтобы мы активно выступили против… Невозможно было. Факты были, факты есть, съезд ждет. Это он неправду пишет, что Молотов и Ворошилов не возражали, а Каганович возражал. Но активно не решились, невозможно это. Может, это ошибка наша была. Расколоть съезд не хотели. Из-за стремления к единству мы не хотели расколоть съезд. Я вам честно рассказал, как было дело. Я активней возражал, чем они. Мы трое выступили.
— Как вы считаете, правильно расстреляли Тухачевского и военных или они были невиновны?
Тухачевский мог претендовать…
— Вопрос состоит в том, что мы все были под властью идей наступления на Советскую власть. Фашизм наступает. Фашизм ведет антикоммунистическую линию. Еще были во власти того, что борьба идет внутри страны, и борьба эта может кончиться восстанием, гражданской войной. Так оно и было бы. Так и было бы.
И фашизм победил бы наверняка, потому что раскол бы внесла гражданская война. Далее. Были политические группировки — правая и троцкистская. Троцкий имел корни в армии. Правые имели корни в армии своей политикой правокулацкой. И в армии, конечно, были настроения антипартийного порядка.
И все-таки какая-то группировка командного состава была. Не могла не быть. Она была. Вся эта верхушка в Германии проходила учебу, была связана с немцами. Мы получили сведения, у Сталина были данные, что у нас есть связанная с фашистами группа. Называли Тухачевского и Якира. Тухачевский когда-то был в плену в Германии и бежал из плена. Есть какая-то группировка. Что многие из них носили у себя в портфеле жезл Наполеона — это несомненно. Тухачевский был, по всем данным, бонапартистских настроений. Способный человек. Мог претендовать.