В 1974 году к Договору по ПРО был принят уточняющий протокол, согласно которому число возможных районов ПРО у каждой стороны оказалось сокращено до одного. СССР выбрал размещение такого района ПРО вокруг Москвы, США – вокруг своего позиционного района шахтных стратегических МБР "Гранд-Форкс" в штате Северная Дакота.
Этот договор просуществовал в почти неизменном виде вплоть да краха СССР. Но уже в начале 80-х годов в принятой при Рейгане программе "Стратегической оборонной инициативы" (СОИ) было объявлено о намерениях США решительным образом нарушить его ключевые положения, включая создание систем ПРО морского, воздушного и космического базирования, автоматического перезаряжания установок противоракет и т.д.
Насколько были блефом сообщения и "утечки" из США о том, что такие системы создаются полным ходом и вскоре будут готовы к постановке на вооружение – отдельный вопрос. Подчеркнем лишь, что именно этот американский блеф (хотя уже тогда, видимо, не вполне блеф) стал одним из главных камней преткновения на переговорах Горбачева с Рейганом в Рейкъявике в 1986 г. И тогда же Рейган впервые поставил перед главой СССР вопрос о совершенствовании ПРО. А именно – о проработке концепции создания "Глобальной системы защиты от ракетного нападения" (ГСЗ).
17 июня 1992 года, уже после распада СССР, Дж Буш-старший и президент новой России Б.Ельцин подписали в Вашингтоне "Совместное российско-американское заявление по глобальной системе защиты", в котором признали необходимость "безотлагательно начать выработку концепции ГСЗ". То есть, уже в этот момент российской стороной американцам был дан неявный "карт-бланш" на развитие систем ПРО, выходящих за рамки ограничений Договора 1972 года.
В 1994 году Б.Ельцин и Б.Клинтон в Совместном заявлении подтвердили свою приверженность принципам Договора по ПРО. В частности, было вновь специально оговорено обязательство сторон "не придавать системам, не являющимся системами ПРО, способность решать задачи борьбы со стратегическими баллистическими ракетами, и не испытывать их в целях ПРО".
Но уже 10 мая 1995 года Клинтон и Ельцин в очередном Совместном заявлении" официально открывают тему "разграничения стратегической и нестратегической ПРО" и впервые формулируют принципы такого разграничения. Уже отменено ограничение, касающееся запрета на мобильные системы ПРО, и начинается диалог по поводу скоростей противоракет-перехватчиков и условий их испытаний, отличающих стратегическую и нестратегическую ПРО.
В марте 1997 года в Хельсинки Ельцин и Клинтон подписывают очередное "Совместное заявление в отношении договора по ПРО", где, начав с согласия об основополагающем значении Договора по ПРО 1972 года, переходят к теме "необходимости эффективных систем нестратегических ПРО".
Стороны оговаривают, что сохраняют в своих действиях следующие ограничения по параметрам нестратегической ПРО:
"- скорость полета ракеты-перехватчика на любом участке траектории ее полета не превышает 3 км/с;
– скорость полета баллистической ракеты-мишени на любом участке траектории ее полета не превышает 5 км/с; и
– дальность полета баллистической ракеты-мишени не превышает 3500 км".
Но одновременно Договаривающиеся Стороны дают российским и американским экспертам поручение "срочно подготовить договоренность по высокоскоростным системам нестратегической ПРО".
При этом Договаривающиеся стороны признают, что:
"- Ни у одной из Сторон не имеется планов проведения до апреля 1999 года летных испытаний по баллистической ракете – мишени ракет – перехватчиков нестратегической ПРО, являющихся предметом договоренности по разграничению применительно к высокоскоростным системам нестратегической ПРО. Ни у одной из Сторон не имеется планов создания систем нестратегической ПРО с ракетами-перехватчиками, скорость которых превышает 5,5 км/сек для систем наземного и воздушного базирования и 4,5 км/сек для систем морского базирования. Ни у одной из Сторон не имеется планов испытаний систем нестратегической ПРО по ракетам-мишеням, оснащенным РГЧИН, или по боеголовкам, которые развернуты или запланированы к развертыванию на стратегических баллистических ракетах.
– Элементами для договоренности по высокоскоростным системам нестратегической ПРО являются: – скорость баллистической ракеты – мишени не будет превышать 5 км/сек; – дальность полета баллистической ракеты – мишени не будет превышать 3500 км; – Стороны не будут создавать, испытывать или развертывать ракеты-перехватчики нестратегической ПРО космического базирования, а также компоненты, основанные на иных физических принципах, способные заменять такие ракеты; – Стороны будут ежегодно обмениваться детальной информацией о своих планах и программах в отношении нестратегической ПРО".
Отметим указанную в данном соглашении дату – апрель 1999 года. Потому, что США уже в это время активно занимались разработкой высокоскоростных перехватчиков, которые могли быть использованы в системах стратегической ПРО. И потому, что именно по истечении этой даты – в июле 1999 года – президент США Б.Клинтон подписал Закон о создании Национальной системы противоракетной обороны США (НПРО). Согласно этому закону Минобороны США должно было "разместить элементы ПРО для защиты ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ СТРАНЫ от баллистических ракет вероятного противника тогда, когда это будет технически возможно".
Тогда же в США был официально поднят вопрос о необходимости выхода страны из Договора по ПРО 1972 года. Через три месяца – в октябре – американцы провели первое испытание элементов стратегической НПРО, сбив над Тихим океаном баллистическую – именно баллистическую! – ракету-мишень.
А еще через два года – в 2001 году – США официально уведомили Россию, что они с 2002 года выходят из договора по ПРО и слагают с себя все обязательства, принятые по данному договору.
Иными словами, по крайней мере в постсоветскую эпоху США условия Договора по ПРО 1972 года уже не соблюдали. То есть, разрабатывали и испытывали системы и их элементы, относящиеся к стратегической НПРО!
Сделав это длинное, но необходимое технико-политическое отступление, вернемся к Габале и теме "иранской ядерной угрозы", которую она, якобы, должна снять.
Иранская баллистическая ракета (как и любая другая) сначала набирает скорость и высоту (участок #1) (рис. 6).
На этом участке, который называют "разгонным", перехват ракеты затруднен – прежде всего, из-за неготовности средств перехвата. Баллистическая ракета набирает высоту довольно быстро.
Даже если эта ракета обнаружена сразу же в момент запуска, ее уничтожение на участке #1 предполагает, что
а) радар (средство слежения и целеуказания) сразу успел определить параметры траектории и дать команду на пуск противоракеты,
б) противоракету (средство уничтожения) успеют навести, на что нужно время,
в) эта противоракета успеет долететь до цели,
г) эта противоракета может поразить ракету, которая на участке #1 отчасти способна маневрировать.
К чему это все говорится? К тому, что принцип "чем ближе, тем лучше" не вполне правомочен. Если противоракетная система находится слишком близко к ракетам противника, то есть высокая вероятность того, что ракета противника окажется, так сказать, за спиной противоракетной системы раньше, чем противоракета поразит цель (рис. 7).
Скажут: ну, оказалась за спиной, и что? Ракета еще в полете, и противоракета может поразить цель. Но одно дело, когда противоракета летит навстречу ракете (рис. 8).
Тут достаточно правильно прицелиться для того, чтобы поразить цель.
И совсем другое дело, когда противоракета должна догонять ракету (рис. 9).
Тут, как мы видим, нужно, чтобы скорость ракеты V была меньше скорости противоракеты V1. Причем настолько меньше, чтобы противоракета за счет разницы в скоростях (V1 – V) успела покрыть расстояние H до уже летящей ракеты до того момента, когда ракета попадет в цель. А если еще точнее, противоракета должна поразить ракету до момента, пока ракета не успела разделить боеголовки, а также выпустить ложные цели и средства постановки помех (рис. 10).
Как все складывается на сегодняшний день в рамках рассматриваемой нами схемы, в которой противоракета догоняет ракету? Что по этому поводу можно сказать, пользуясь открытой информацией (а только ею мы и намерены пользоваться – это наша принципиальная установка)?
Скорость современной американской противоракеты комплекса GBI – около 8,3 км/сек. Скорость баллистической ракеты – от 5 до 7 км/сек.
Мы видим, что разница в скоростях минимальная. И по этой причине пока что никто ситуацию, в которой противоракета догоняет ракету, не рассматривает в качестве "штатной" и "рабочей". Может быть, кому-то и удастся создать в обозримые сроки противоракету с принципиально другой скоростью (проект американского заатмосферного перехватчика KEI вроде рассчитан на нечто подобное). Но пока что типовой является ситуация поражения ракеты на встречном или встречно-боковом курсе (рис. 11).
