Второй подход: борясь с терроризмом, США потеряли ЕС
Второй подход исходит из того, что в межатлантической ссоре «виноват» не Саддам Хусейн, а окончание холодной войны, исчезновение восточной угрозы и соответствующее недовольство лидером, взявшим на себя одностороннее руководство миром. Это более глубокий подход.
Смещение командой Буша-мл. фокуса с Аль-Каиды к Ираку в Европе не могут оправдать. Это чрезвычайно повлияло на популярность Америки. Престиж ее уменьшился более чем на 15 процентов в таких странах как Германия, Франция, Россия. В натовских странах, таких как Британия, Германия, Франция и Италия российский президент В. Путин стал более популярным политическим деятелем, чем президент Соединенных Штатов. Как пишет бывший госсекретарь США М. Олбрайт, «я никогда не думала, что придет день, когда Соединенных Штатов будут бояться те, в отношении которых США не имеют ни намерения, ни желания нанести ущерб».
Президент Буш-мл. сделал это возможным, когда вместо борьбы с Аль-Каидой призвал к борьбе против одной из арабских стран и в поддержку доктрины «предваряющего удара» – все в одном пакете. «Многие из тех, кто противостоял Аль-Каиде, – пишет Олбрайт, – решили, что они не хотят быть с Соединенными Штатами... Европейцы чувствуют неловкость в отношении американских претензий – вкупе с американскими сомнениями в европейской решимости, это создает потенциал для долговременного и опасного разъединения». Это была война «по выбору, а не по необходимости», и большинство европейцев вовсе не разделили восприятия и чувств и логики американцев. Связав Ирак с Усамой – что было явно несправедливо, администрация Буша стала подавать таких союзников как французов и немцев не просто как «несогласных», но как предателей. Это не могло не вызвать межсоюзнического кризиса. Европейцы же просто не желали очевидного слома многолетних прежних правил и замены их одиозными новыми – американскими.
С нажимом на союзников участвовать в крестовом походе против Ирака пришло то, что еще скрывала инерция после 1991 года: Атлантический блок потерял свою релевантность. Во всей очевидности начало проявляться то, что американский исследователь Раджан Менон называет «дискомфортом относительно однополярного мира». Именно этот «дискомфорт» сделал невозможное прежде: недовольство Pax Americana, проявлявшееся прежде лишь Россией и Китаем, откровенно распространилось на весь континент, включая европейский полуостров. Прежний противник Западной Европы стал ее ближайшим потенциальным союзником – поразительная трансформация, но естественная для исторического процесса: окружение лидера неизбежно стремится создать ему противовес.
Прежние апологеты НАТО бросаются в идейную схватку. Они демонстрируют буквально виртуозность, пытаясь придать, официально именуемому оборонительным, Североатлантическому союзу новые, неведомые ему функции за пределами прежней сферы блока, стремятся расширить его состав, живописуют его потенциальные глобальные функции. В ход идут поиски общих угроз: терроризм, распространение оружия массового поражения, миссии по поддержанию мира в отдаленных регионах. Напрасно. Все это не может быть объединяющим началом для военного союза. «Расширение на Восток, – пишет американский исследователь Шон Кей, – как организационное нововведение, выдвигаемое в ответ на неясность общей цели, обещает превратить НАТО в еще менее сплоченную организацию, не добавляя ей при этом ни мощи, ни релевантности».
Указанные аморфные цели не способны ни создать общее эмоциональное поле, ни стремление к общим жертвам. И уж никак не страсть достичь консенсуса всеми возможными средствами. НАТО начинает терять преимущество перед двусторонними межгосударственными связями. Становится все более непонятным, почему решения проблем в далеких регионах требует призвания военно-политического союза Северной Атлантики целиком? Это уж слишком похоже на попытку контроля Запада надо всем миром.
Более того. Расхождение геополитических интересов разводит два региона, которые прежде объединяла единая внешнеполитическая цель. А действия за пределами прежней «ответственности» Североатлантического союза способны лишь вызвать обоюдные трения. Все это накладывается на приход в власти политических лидеров, для которых аргументы эпохи холодной войны значимы все меньше. Добавление к военному союзу весьма разнородных по политико-экономико-социальным характеристикам новых членов способно лишь еще более усложнить процесс принятия решений в Североатлантическом союзе – и без того непростой и чреватый разногласиями в свете обязательности консенсуса. Трудно даже представить себе расширенное, гораздо более «пестрое» НАТО, принимающее единогласное решение по поводу военных операций далеко за своими пределами.
Замирение в Европе, консолидация демократии (того или иного сорта), приведут к тому, что, как пишет Раджан Менон, «участие Соединенных Штатов перестанет быть условием sine qua non мирного развития Европы». Становится все более очевидным, что западноевропейский регион привязывает к себе более 100 тысяч американских военнослужащих в тот самый момент, когда они – во исполнение «доктрины Буша» – гораздо более нужны в совсем иных частях планеты. Поставленные этой доктриной задачи требуют упора на авианосцы, авиацию дальнего радиуса действия, на легкие – десантные силы, – а не на прикованные к полям и дорогам Европы танковые колонны и пикирующую авиацию.
Никто не согласен быть вторым
Трения не заставили себя ждать как только американцы стали испытывать раздражение по поводу морализаторства «неблагодарных» европейцев, а европейцы возмутились буквально нарочитой американской односторонностью в международных действиях. Рефлекс Соединенных Штатов наказать критиков и ослушников более чем способен развалить и дисциплину и структуру блока, созданного в ушедшую эпоху. Западную Европу не удовлетворяет делегируемая ей Вашингтоном роль «выигрывать мир» после того, как американцы выиграют в очередной стране войну. Западноевропейцы не согласны с афоризмом американца Тимоти Эша «Америка готовит, а Европа моет посуду».
У европейцев есть все материальные предпосылки хранить себя и свои интересы, недостающим элементом является политическая воля. Кризис НАТО и породит эту волю. Вот как об этом говорит Раджан Менон: «Растущее чувство ненужности НАТО способно породить жизненно важный ингредиент – волю, что будет стимулировать собственно европейские решения и покончит со стратегическим инфантилизмом, порожденным полувековой опорой на Соединенные Штаты».
Численность членов ЕС достигла цифры 25 членов (и это не предел). Важнее сопутствующее обстоятельство – неукротимое стремление Европейского союза создать сепаратную военную организацию. В настоящее время ее непосредственными создателями являются Франция, Германия, Бельгия и Люксембург. Это долгий процесс и не следует преуменьшать силу атлантизма в Европе. Будущее едва ли таит немедленное взаимоотчуждение двух главных регионов Запада, где само понятие «Запад» потеряет смысл. Два самых могущественных региона, возможно, найдут модус операнди. Но не на основе Североатлантического союза. Америка вернется к стратегической линии, которой она следовала большую часть своей истории – без «обязывающих союзов».
Прежде Америка в своих отношениях с Западной Европой всегда имела три козыря. Первый – лидерство в холодной войне. Второй – сильный доллар («я вас защищаю и я даю вам всеобщий эквивалент»). Третий: как давнее наследие рейганомики Америка живет с огромным внутренним дефицитом. Американцы расходуют значительно больше, чем зарабатывают. Дефицит платежного баланса составил в 2002 г. 500 млрд дол., что составляет 4,8 процента американского ВНП. Разницу покрывают иностранные инвесторы, главные среди них – западноевропейцы. Они делали это охотно. В период клинтоновского бума вложения в американскую экономику были сугубо прибыльными.
Но мир не стоит на месте. Частично исчезли, частично ослабли столь мощные еще в 1990-е годы объединительные звенья. С окончанием холодной войны исчезла потребность в США как в военном союзнике. С выходом на экономическую арену евро и этот фактор потерял свою значимость. Что касается инвестиций, то пришли иные времена. Начиная с 2001 г. американская экономика остановила свой бег. Перенасыщенность американской экономики инвестиционным капиталом резко ослабила доллар. Инвестирование европейцами своих капиталов в американские компании потеряло свою привлекательность. Поток инвестиций в американскую экономику уменьшился с 300 млрд дол. в 2000 г. до 23 млрд дол. в 2002 г.
