Разделив жителей Новочеркасска, на «чистых» и «нечистых», Козлов намекнул и на возможные уступки (пообещал разобраться с недостатками нормирования труда и торговли), но никакой надежды на отказ от повышения цен не оставил. Да еще и представил позицию участников новочеркасской забастовки как некую конфронтацию со всеми «советскими людьми», которые, оказывается, повышение цен «встретили с пониманием и полностью поддерживают».[873] Наконец, сфальсифицировав ход событий, Козлов подал дело так, что требование демонстрантов о встрече с представителями высшей власти, якобы, уже было им и Микояном выполнено. «Вчера и сегодня мы побывали на предприятиях», — утверждал Козлов. Просто, мол, рабочие НЭВЗ попали в число изгоев: члены Президиума ЦК КПСС, якобы, посетили только те заводы, которые «добросовестно трудятся» и «выполняют производственный план». Следуя пропагандистской модели того, как должны вести себя лидеры «подлинно народной власти», Козлов уверял даже, что они с Микояном «беседовали с рабочими на улицах города.[874] В действительности никаких встреч 2 июня не было вообще, а 3 июня Козлов и Микоян встречались только с благонадежным коммунистическим активом НЭВЗ и навестили более или менее лояльный завод синтетических продуктов. О встречах на улицах ничего доподлинно не известно.
Судя по всему, речь Козлова по радио, хотя и обозначила перелом ситуации в пользу властей, тем не менее никакого особенного магического эффекта на участников волнений не произвела. Во время и после выступления Козлова сотрудники КГБ зафиксировали «отдельные злобные выкрики и угрозы». Восстановление же порядка в городе после 17 часов дня, вероятно, в гораздо большей мере было связано с эффективностью полицейских мероприятий и комендантским часом (в ночь с 3 на 4 июня было задержано 240 человек[875]), блокировавших действия «зачинщиков» и «экстремистов» и лишавших их питательной почвы — многочисленной толпы.
В тот же день, 3 июня, было возбуждено уголовное дело в отношении активных участников массовых беспорядков по признакам ст. 79 УК РСФСР. Его принял к производству заместитель начальника отделения Следственного отдела КГБ при СМ СССР подполковник Д. Ф. Щебетенко, возглавивший команду из 26 следователей.[876] В Новочеркасске и близлежащих городах (Ростове, Шахтах, Таганроге) работали присланные из центра 140 оперативных и руководящих работников КГБ во главе заместителями председателя Ивашутиным и Н. С. Захаровым.[877]
4 июня жизнь города начала входить в нормальную колею. Если, конечно, считать «нормальным» страх сотен людей, опасавшихся ареста и не знавших, кого именно «засекли» в дни волнений негласные соглядатаи и «фотографы». Завод им. Буденного приступил к работе. По обычному ритуалу прошли собрания актива, осудившие, как положено, участников беспорядков, т. е. в значительной мере самих себя. Рабочие ночной смены принесли символическую «искупительную жертву» — выполнили производственный план на 150 процентов. (9 июня рабочие сталелитейного цеха, начавшего забастовку, пытаясь задобрить власть, обратились с письменными и устными заявлениями к администрации с просьбой разрешить им работать в воскресенье, чтобы «искупить вину за имевшие место беспорядки». Рабочих похвалили, но «разъяснили», что день отдыха надо все-таки «использовать по назначению».) Не выдержав нервного напряжения, ожидания ареста, некоторые забастовщики и демонстранты приходили в КГБ с повинной.
Далеко не все, «поднявшие руку» на «родную советскую власть», были преисполнены раскаянием. Среди корреспонденции органы госбезопасности обнаружили анонимный «Первый ультиматум», подписанный неким «Народным комитетом». В нем содержалось требование допустить родственников к раненым, указать место захоронения трупов. В противном случае авторы документа грозили сообщить о расстреле иностранцам. (Подобной утечки информации за границу власти и в самом деле боялись. В Новочеркасске и Шахтах работало 5 машин радио-контрразведывательной службы на случай попыток радиолюбителей отправить сообщения за границу.)
В одном из цехов завода им. Буденного нашли листовку протеста, написанную токарем-револьверщиком В. М. Богатыревым. Потом еще одну (автора не нашли), а на стене — надпись с угрозами в адрес начальника цеха. На улице Герцена на видном месте прохожие читали: «Да здравствует забастовка».[878]
Листовка шлифовальщика Баскакова. Власти приложили все усилия, чтобы «запереть» информацию о забастовке и массовых беспорядках в Новочеркасске, но эта информация все-таки просочилась наружу. Многие разделяли недовольство новочеркасских бунтовщиков и возмущались кровавой расправой. Но лишь немногие решились на выражение своего протеста, на «антисоветские проявления».
4 и 6 июня «антисоветские» листовки появились в городе Зернограде Ростовской области. Их автором оказался М. П. Баскаков, 25-летний шлифовальщик механического завода, беспартийный, ранее не судимый. Баскаков был женат, в 1962 г. у него родился ребенок. Молодая семья жила трудно: не было своей квартиры, зарплата маленькая. А тут еще цены на продовольствие повысили. На молодого человека, по его собственному признанию, произвели глубокое впечатление слухи о событиях в Новочеркасске, где рабочие пытались отстоять свои интересы и были расстреляны властями. В первой листовке, написанной 4 июня и ночью прикрепленной к доске объявлений на улице Ленина, Баскаков не касался событий в Новочеркасске. Однако все, что он написал, вполне могло прозвучать где-нибудь в курилке завода им. Буденного в первый день волнений:
«Товарищи! Подумайте над тем, сколько у нас еще простых честных людей живет в нищете и недостатках. Сколько в нашем городе бесквартирных людей. Да не пора ли обратить все наше внимание, все наши силы, чтобы в ближайшие два-три года искоренить эти недостатки. Может нам все это не под силу? Извините, русскому народу все по плечу, да плюс к этому теперешнее развитие науки, техники. Как несовместимо заключение нынешнего правительства о „вынужденном“ повышении цен на такие основные для человека продукты как жиры, масло, мясо. Что же остается делать человеку? Если он за свой месячный заработок не может хорошо покушать, хорошо одеться, а значит и хорошо отдохнуть. А о таких, названных Хрущевым, предметах роскоши, как приемники, телевизоры, пылесосы, холодильники, автомашины, простому человеку и мечтать о них нечего. Хрущев говорит, что все это — роскошь. Тогда выходит, что и трактора, комбайны — машины, облегчающие человеческий труд, тоже для Хрущева роскошь. Так дайте же господину Хрущеву в руки мотыгу каменного века, пусть не роскошничает».[879]
6 июня в новой листовке Баскаков уже прямо отсылал читателя к опыту Новочеркасска. Не приводя подробностей, он говорил о расстреле как о факте, который хорошо известен всем в Зернограде. Абстрактный протест против несправедливости и жестокости власти во втором произведении Баскакова трансформировался в некое подобие программы действий и требований:
«Граждане! Товарищи! Отцы мои, мои братья и сестры!
Не может же так продолжаться дальше. Не можем же мы со спокойной и черствой душой отнестись к этим грубым, ничем не оправданным попыткам правительства задушить голос нашего народа. Только в капиталистических странах, да в царской России прибегали к таким мерам, на которые пошло наше правительство в г. Новочеркасске… они же боятся своего смелого и правдивого русского народа — не меньше, чем боялся отцов и дедов наших царь Николай I (так в тексте. — В. К.). И поступили они в г. Новочеркасске нисколько не лучшим образом. Ведь такое важное народное дело должен решать весь советский народ, а они решают его сами, да еще прибегают к танкам и оружию на безоружных мирных людей. Позор и стыд нашему правительству! Клеймящее пятно легло на вашу совесть. Вам нечем смыть его, и в конце концов придется держать ответ перед всем народом. Молчат все радиоприемники, газеты, но вам не отмолчаться…
Граждане! Давайте все вместе добьемся хотя бы общего городского собрания нашего Зернограда.
Не будем бастовать, потребуем общегородского собрания нашего Зернограда, а затем и остальных городов…».[880]
Протест М. Баскакова пропитан классическими мотивами «антисоветской агитации» конца 1950-х — начала 1960-х гг. Автор документов заимствовал риторические приемы советской пропаганды (например, тему «братьев и сестер» из известного заявления Сталина о начале Великой Отечественной войны), а основой своих разоблачений сделал популярнейшую в то время в «антисоветских» документах тему «измены» Хрущева делу Ленина, рабочего класса и социализма: «списанные» у «проклятых капиталистов» законы, уподобление расстрела рабочих в Новочеркасске действиям царского правительства и т. п. Однако существенным отличием от большинства подобных документов была практическая программа действий (создание городского общественного комитета), критически использовавшая неудачу новочеркасцев.
