Анатолий Вассерман - Самые интересные люди, казусы и факты всемирной истории

Среди профессиональных историков очень популярна фраза «история не знает сослагательного наклонения». Иными словами, с их точки зрения бессмысленно спрашивать «что было бы, если бы...».

Их понять можно. Профессиональному историку важнее всего выяснить, как обстояли дела в реальности. А выяснить это далеко не всегда бывает просто.

Юристы часто говорят «врёт как очевидец». Историки, разбирая мемуары, то есть свидетельства всё тех же очевидцев, повторяют эту фразу ничуть не реже. В мемуарах человек чаще всего старается не столько рассказать, как обстояли дела, сколько показать, как он сам был хорош в этих делах.

Впрочем, не всегда ограничиваются собою. Скажем, внимательное сличение мемуаров маршала Георгия Константиновича Жукова с его же приказами военной поры и с теми событиями, на основе которых строились приказы, доказывает: в мемуарах маршал изрядно выгораживал подчинённых - даже тех, кого непосредственно по ходу событий нещадно ругал, причём ругал за дело. В итоге сам маршал в своих мемуарах выглядит значительно хуже, чем был на самом деле, а его подчинённые значительно лучше. Бывает, как видите, и такое.

Но чаще всего мемуаристы всё-таки изрядно себе льстят. Лучше опираться на документы. Но в них зачастую положение тоже изрядно приукрашено. Документы внутренней отчётности - предназначенные не столько для публикации, сколько для управления делом - чаще прибедняются по известной поговорке: идёшь к начальству за верблюдом - проси трёхгорбого.

Ещё надёжнее документов материальные свидетельства. Так, до наших дней сохранились только танки «Т тридцать четыре» позднего исполнения, с восьмидесятипятимиллиметровой пушкой и доведённой до ума конструкцией. И только парочка чудом сохранившихся где-то на задворках танков первого поколения, с пушкой калибра три дюйма, то есть семьдесят шесть целых и две десятых миллиметра, дала наглядное - а не только вычисленное по документам - представление, насколько всё-таки эти танки были в тысяча девятьсот сорок первом году далеки от совершенства и насколько на них было сложнее воевать, чем в тысяча девятьсот сорок третьем.

Словом, работа историка тяжела, запутанна. И надо отдать должное тем историкам, которые ухитряются в этих условиях полной неразберихи всё-таки выяснить, как обстояли те или иные дела.

Но история - не только наука. Это ещё и способ учёбы для всех нас. Хотя и говорят, что история учит только тому, что история ничему не учит. Но тем не менее, зная, как поступали наши предки в тех или иных сложных обстоятельствах, мы обретаем более надёжное основание для выстраивания планов наших собственных действий в обстоятельствах пусть иных, но не менее сложных - а в каких-то деталях, бывает, даже и сходных с прошлыми.

Вот тут сослагательное наклонение выходит на первый план. Чтобы понять мотивы действий исторических личностей, волей-неволей приходится смотреть: а что было бы, если бы та или иная личность поступила иначе? И какие у неё были возможности поступить иначе?

До недавнего времени считалось, что наши войска не были отмобилизованы к началу войны только по преступной халатности руководства. Но лишь сейчас начинает проясняться, что мобилизация, начатая официально, могла в стратегическом плане лишь ухудшить положение страны - даже при том, что тактически могла принести некоторый выигрыш. Эти исследования ещё далеки от завершения. То, что я сейчас сказал - лишь первый подход к делу. Ия не сомневаюсь: в дальнейшем выяснится ещё много важного о причинах страшных для нас событий той эпохи. Но это лишь пример того, почему всё-таки сослагательное наклонение в истории бывает иной раз даже важнее изъявительного.

Существует даже целый жанр, находящийся на стыке науки и искусства - так называемая альтернативная история. Этому жанру отдавали должное и выдающиеся историки вроде английского учёного Арнолда Джозефа Джозефовича Тойнби, и многие блестящие писатели - их перечисление отняло бы куда больше времени, чем отведено мне сейчас на экране.

Они очень внимательно изучают: в какие моменты действительно можно было поменять ход истории, каким образом поменять. Что было бы, если бы в сорок первом всё-таки отдали то самое приказание о всеобщей мобилизации. Что было бы, если бы Александр Филиппович Македонский не умер в Вавилоне от последствий то ли лихорадки, то ли банальной пьянки. Что было бы, если бы после разгрома Северного общества на Сенатской площади Южное общество победило в одном из сражений конца тысяча восемьсот двадцать пятого года.

Сейчас, например, основная часть отечественных альтернативщиков внимательно изучает так называемый мир царя Михаила. Судя по всему, если бы Николай Александрович Романов передал власть брату не в тысяча девятьсот семнадцатом, когда император уже сделал практически всё плохое, что было в его силах, а хотя бы в тысяча девятьсот пятом, а ещё лучше в тысяча девятисотом, события развернулись бы намного лучше и для России, и в конечном счёте для всего мира - даже для стран, противостоявших нашей.

История - не догма. Её творит каждый из нас каждым своим шагом. И именно поэтому надо каждый раз задумываться: а что будет, если я поступлю иначе?

Этот термин - один из ключевых в современной торговле и производстве - в момент своего зарождения, в Древней Греции, означал искусство снабжения войск. Уже тогда победы зависели не только от мужества бойцов и мастерства полководцев, но и от правильной организации.

Почему немцы в тысяча девятьсот сорок втором атаковали именно Сталинград, где их не только ждали отступающие советские войска, но и встретила изобильная продукция тамошних заводов - артиллерийского и танкового? Почему даже мобильные соединения -танковые и моторизованные - втянулись в уличные бои вместо перехвата Волги в слабозащищённом месте сотней километров южнее? Ведь главная цель операции -прикрытие фланга армий, атакующих Кавказ, и пресечение речной перевозки бакинской нефти - достигалась ударом едва ли не по любой точке главной реки!

Сталинград - ближайшая к Дону точка Волги. Южнее и севернее Дон резко уходит к западу, а Волга - ещё резче к востоку. Каждый километр смещения на юг удлиняет линию снабжения километра на два-три.

Дорожная сеть в этих краях даже сейчас оставляет желать немало лучшего. В ту же эпоху там была всего одна серьёзная железная дорога, а уж о приличных шоссе и мечтать не приходилось. Немцы подошли к Дону в конце июля, а до Сталинграда добирались весь август. По опыту прошлого года они знали, сколь сложно снабжать войска в осеннюю распутицу. Опытный штабист - один из разработчиков плана нападения на СССР «Барбаросса» - Фридрих Вильгельм Эрнст Паулюс рассчитал: его шестой армии куда легче и быстрее сломить сопротивление наших войск, изрядно потрёпанных на Дону и в междуречье, чем строить долгий обходной манёвр по степному бездорожью.

Советские штабисты подсчитали так же. На пути немцев возвели несколько полос обороны, когда бои шли ещё на Дону. Жаль, с эвакуацией горожан запоздали: пропускную способность переправ через Волгу использовали прежде всего для подвоза резервов. Да и не всех можно эвакуировать: завод «Баррикады» и тракторный снабжали войска техникой и вооружением.

Слабость дорожной сети мешала не только немцам. В Сталинград удавалось подвозить лишь незначительную часть наших свежих сил. Георгий Константинович Жуков организовал основные удары Сталинградского фронта по немцам с севера - далеко от города. Если бы не беспрестанное давление на фланг, Паулюс без проблем сосредоточил бы против города все силы - и скорее всего добил бы защитников.

Жукова ругают за бои под Ржевом - на первый взгляд, нелепые. Больше года наши войска штурмовали одну и ту же узкую полосу. Естественно, немцы соорудили там столько укреплений, что вышла мясорубка в худших традициях Первой Мировой войны. Неужели Жуков, награждённый в той войне двумя солдатскими георгиевскими крестами, не понимал, что творит?

И тут виновна логистика. Ржевская полоса насыщена коммуникациями. Туда с обеих сторон можно непрерывно подвозить подкрепления. Вдобавок на этом стратегически важном - Московском! - направлении обе стороны вынужденно держали крупные подвижные силы. Если бы наши перестали наседать на немцев - те сразу перебросили бы свои танки к тому же Сталинграду, или в Ленинград, или вновь кинулись бы на Москву. Сколь ни тяжки наши потери под Ржевом - отказ от лобовых атак обернулся бы стратегическим поражением, то есть в конечном счёте потерей несравненно большей.