Пролог
«МЭРИЛИН БЫЛА ФАНТАЗИЕЙ»
Настоящие звезды сияют вечно. Настоящие звезды бессмертны.
Но даже среди бессмертных Мэрилин Монро до сих пор занимает особое место.
Несмотря на сотни написанных о ней книг и десятки документальных фильмов, Мэрилин сохранила большинство своих прижизненных тайн. И тайну ее смерти так и не удалось разгадать по-настоящему. И даже тайну ее привлекательности.
Почему она до сих пор является самой узнаваемой кинозвездой в мире?
Почему она до сих пор — абсолютный секс-символ?
Почему именно она стала «самой знаменитой блондинкой в истории»?
Почему никому не удалось ее превзойти?
Дело было не только в ее внешности, пусть и привлекательной, ведь в поколении Мэрилин Монро были актрисы с гораздо более совершенными телами и лицами: одновременно с ней блистали Элизабет Тейлор, Ава Гарднер, Грейс Келли, Одри Хепберн, Джина Лоллобриджида…
Но Мэрилин затмевала их всех.
Не самая блистательная актриса, не самая выдающаяся красавица, весьма посредственная певица.
Однако она приковывала взгляды, завораживала, очаровывала, появлялась ли она на экране или на фото.
Некоторые утверждали, что все дело в томном прищуре и манящей полуулыбке, Мэрилин всегда смотрела так, словно счастлива, изумлена, смущена и — охвачена желанием, которого слегка стыдится. Взгляд и улыбка, совершенно неотразимые! Причем она умела изобразить их в ту же секунду, когда замечала направленный на нее объектив, даже если на самом деле в этот момент была чем-то расстроена или больна. Она преображалась, начинала сиять и соблазнять.
Другие говорили, что все дело в ее странной виляющей походке, в особой пластике, сочетании мягкого покачивания тела и некоторой неуверенности, с которой она ступала, словно ее каблуки всегда были чуть выше, чем следовало. Якобы из-за этой походки ее тело покачивалось особенно соблазнительно, она привлекала внимание сразу и к груди, и к бедрам, и вместе с тем казалась уязвимой. Тоже неотразимое сочетание, вызывающее желание поддержать, заключить в объятия, подхватить на руки.
Иные считали, что тайна — в особенном сиянии ее кожи, и пристально изучали, каким способом Мэрилин гримировалась. Но когда другие женщины пытались имитировать ее походку, ее улыбку и взгляд, так же наносить тональный крем и губную помаду, так же припудривать руки и грудь, — у них не получалось овладеть сексуальной магией Мэрилин. Она притягивала взгляды как магнит. И это было не простое любование: Мэрилин пробуждала первобытное желание. Живи она в Средневековье — ее бы наверняка обвинили в колдовстве. Или в том, что она — подменыш, дитя фейри. Только ведьмы и феи умели быть настолько неотразимыми.
Фотограф Берт Стерн, сделавший для журнала «Vogue» одну из самых последних — и, наверное, самую знаменитую фото-сессию с Мэрилин Монро, — позже записал свои впечатления в эссе «Энергетика созерцания», где попытался разгадать тайну привлекательности Мэрилин: «Пугливый призрак, летучий, как сама мысль, и яркий, как игравший на ней свет. Я не мог заморозить Мэрилин и рассчитывать, что у меня получатся ее фотографии. Она была полной противоположностью Элизабет Тейлор. Лиз Тейлор всегда на месте. Ей нужно только повернуться в указанную сторону и замереть. Ее красота формальна. Лиз — это факт красоты. Мэрилин была фантазией. Замри Мэрилин на одну минуту — и ее красота сразу испарилась бы. Фотографировать ее — это было то же самое, что фотографировать сам свет».
Возможно, Берт Стерн почти разгадал ее тайну, допустив эту мысль: «Мэрилин была фантазией».
Почти.
Потому что Мэрилин все же была женщиной из плоти и крови. Женщиной, которая могла радоваться, страдать, капризничать, тревожиться, влюбляться, болеть, умереть. Тогда как фантазии неуязвимы и бессмертны…
Впрочем, даже доказательства уязвимости Мэрилин, даже шрамы на ее теле, оставшиеся от операций по удалению желчного пузыря и аппендицита, выглядели сексуально. «Изъян, несовершенство, которое только делало ее более ранимой и подчеркивало невероятную гладкость ее кожи. Кожи цвета шампанского, цвета алебастра… абсолютно восхитительной. Хотелось погрузить в нее пальцы, как в только что взбитые белки», — вспоминал Берт Стерн, который снимал Мэрилин почти обнаженную, прикрытую лишь прозрачными драпировками, сквозь которые были видны шрамы.
Мэрилин Монро называли секс-символом. Сейчас актрисы гордятся этим «титулом». И мало кто понимает, что в 50-е годы это было сродни оскорблению. «Секс-символ» — не настоящая актриса, а та, которая годится лишь соблазнять. Девушка сродни пин-ап картинкам, которыми американские дальнобойщики украшали свои кабины.
«Я никогда не понимала выражения „секс-символ“. Символ — это ведь вещь… Мне неприятно быть вещью. Но если уж предназначено быть символом, то лучше быть символом секса, чем чего-либо другого», — говорила Мэрилин.
Но на самом деле она все прекрасно понимала. Чем более зрелой она становилась, тем лучше она сознавала свою сексуальную привлекательность. Она использовала секс, как могучее оружие. И была тем более неотразима, что умудрялась при этом казаться невинной. Как очень юная девушка, только открывающая для себя телесные радости. В этом был ее уникальный талант…
Стерн фотографировал Мэрилин на протяжении трех суток в отеле «Bel Air», в номере со спальней, с огромной кроватью, в номере, уставленном бутылками с шампанским. Он снимал Мэрилин задремавшую, завернутую в простыни, и эти фотографии ей особенно понравились. И при этом он продолжал верить, что, флиртуя с ним через видоискатель камеры, Мэрилин оставалась в глубине души невинной: «В какой-то момент Мэрилин играла с розовым шарфом, и я поймал ее на том, что она немножко любуется собой, чувствует свое собственное цветение, свою собственную сладость. Ее невинность меня забавляла. Я видел девушку, которая, как все считали, отлично понимала, как реагируют на нее мужики, а она просто не замечала этого, она жила в другом пространстве. Она была искренней, как ребенок. Искренней в своей сексуальности и в своей скромности».
Мэрилин Монро — «секс-символ»
А между тем Мэрилин почти соблазнила его. Равно как и Дугласа Киркленда, немногим ранее снимавшего ее для журнала «Look».
«Мне бы хотелось, чтобы все вышли. Я считаю, что должна остаться с этим парнем одна. Так мне лучше работается», — заявила она группе, прибывшей с Кирклендом.
А потом, по его воспоминаниям, «дразнила, флиртовала, ясно давая понять, в чем она заинтересована и что именно ему предлагается».
«Эта укутанная в белые простыни и излучающая тепло женщина любила подобную игру, — рассказывал Киркленд, и хотя между нами ничего такого не произошло, но, в ее понимании, что-то все-таки случилось».
И другие фотографы, работавшие с ней, рассказали о том, что испытали нечто подобное: Андре де Дьенес, Филипп Холсмен, Милтон Грин. Она умела флиртовать с объективом фотоаппарата. Она умела флиртовать с кинокамерой. Флиртовать и соблазнять.
Да, соблазнять — это было ее природой.
Все эти профессионалы, которым позировали прекраснейшие актрисы и модели того времени, эти мужчины, которые считали себя пресытившимися женской красотой, — все они признавались, что Мэрилин вызывала у них желание.
Именно это было ее целью. Вызвать желание. Чтобы камера влюбилась в нее. Чтобы камера ее хотела. И человек, который стоит за камерой… Тогда получатся те кадры, которые сведут с ума зрителей в кинозале. И тех, кто увидит ее фотографии.
О фотографиях Киркленда, которые ей особенно понравились, Мэрилин сказала: «Думаю, как раз с такой девушкой мечтал бы оказаться среди этих простыней водитель грузовика».
Для нее было важно нравиться обычным зрителям. Не кинокритикам, не представителям киностудий, не маститым режиссерам, — но тем, кто заплатит за билет в кино.
«Если я звезда, то это люди сотворили меня, не студия, а именно люди», — говорила Мэрилин.
До сих пор популярны постеры и календари с ее фотографиями.
До сих пор производители косметики эксплуатируют желание женщин «быть как Мэрилин» и называют ее именем свою продукцию: светлую краску для волос, красную блестящую помаду, красный лак. Регулярно выпускаются целые коллекции косметики «в стиле Мэрилин Монро». Современные кинозвезды и модели рекламируют их, загримированные и причесанные «как Мэрилин». Но именно попытки примерить на себя ее стиль, ее образ доказывают, что она была неповторима. Ни одна, даже самая красивая, женщина не может овладеть ее магнетизмом.
И никакой оттенок краски для волос, никакая помада и правильно нарисованные стрелки не помогут.
Мэрилин всю жизнь, с тех пор, как смогла позволить себе духи, пользовалась «Chanel № 5», и значительно повысила популярность этого парфюма, заявив, что перед сном надевает на себя только несколько капель «Chanel». Правда, был у нее еще один любимый парфюм, о котором менее известно: «Rose Geranium» от Floris, который она заказывала из Лондона партиями по шесть флаконов. Но те, кто знал актрису лично, вспоминали о ее собственном восхитительном чувственном телесном аромате, пробивающемся сквозь флер духов. И парфюмеры до сих пор пытаются воссоздать «аромат Мэрилин»: «Vraie Blonde» от Etat Libre d’Orange, «Immortelle Marilyn» от Nez aNez, «Marylin & John» Parfumerie Generale, «Marilyn Bleu», «Marylin Rose» и «Marylin Rouge» от Andy Warhol… Или хотя бы продать во флаконах иллюзию запаха самой соблазнительной женщины. Воссоздать ту гамму ароматов, которая ассоциируется с Мэрилин. Светлый мускус, пахнущий, как кожа блондинки. Благоухание алых роз, которые она любила. Искристый запах шампанского, которое было для нее любимым лакомством. Прохладный ирисовый запах пудры. И обязательно — сладость: спелых персиков, клубники, малины. Без сладости парфюмерный образ Мэрилин Монро не существует. Потому что она кажется сладкой и нежной.
