Петербургский генерал-губернатор передал президенту Академии художеств А. Н. Оленину распоряжение Николая I, чтобы разработку нового проекта «вновь поручили искуснейшему архитектору». Оленин выбрал К. А. Тона, который к этому времени, после возвращения из девятилетней заграничной командировки, был зачислен в штат Академии и занимался частичной перестройкой академического здания.
В ноябре 1830 года Тон составил эскизный проект церкви и смету, согласно которой стоимость постройки составляла около 278 тысяч рублей. В конце ноября император рассмотрел проект Тона и одобрил его, распорядившись поручить Тону составление детального проекта, но с тем чтобы стоимость не превышала 225 тысяч рублей.
В своем проекте церкви Святой Екатерины Тон использовал крестово-купольную композиционную систему, разработанную еще византийскими зодчими и затем широко распространившуюся в русской архитектуре. Традиционное русское пятиглавие дополнялось соответствующей компоновкой фасадов, в отделке которых использовались мотивы русской архитектуры XV–XVII веков — килевидные кокошники и закомары, узкие арочные окна, декоративная аркатура на тонких колонках. По сравнению со своим предшественником В. П. Стасовым Тон в этой постройке несомненно сделал шаг вперед и в понимании, и в интерпретации форм древнерусского зодчества. В биографическом очерке, опубликованном в 1883 году в журнале «Зодчий», отмечалось, что в этом проекте Тон, пытаясь отрешиться от влияния Запада, воспользовался формами древних московских пятикупольных соборов, ибо строившиеся в те годы церковные здания классического стиля он «находил не соответствующими ни климатическим условиям Петербурга, ни преданиям православия, перешедшего к нам непосредственно из Византии, откуда первоначально были переняты формы византийской церковной архитектуры»[59].
Дальнейшую судьбу проекта Тона иллюстрирует письмо министра императорского двора князя П. М. Волконского, написанное президенту Академии художеств А. Н. Оленину 21 декабря 1830 года:
«Государь Император высочайше повелеть мне изволил план и фасад на построение церкви во имя св. Великомученицы Екатерины, близ Калинкина моста, сделанные архитектором Константином Тоном и удостоенные высочайшего утверждения, препроводить к Вашему превосходительству, с тем чтобы Вы показали архитекторам Академии художеств, с каким отменным вкусом оные сделаны»[60].
Причина успеха Тона, фактически победившего на многоступенчатом конкурсе двух авторитетных академиков-архитекторов, не только в экономичности его проекта. Николай I потому и нашел в проекте Тона «отменный вкус», что увидел в его «национальных» формах прямое соответствие той идейно-эстетической концепции официальной «народности», которая становилась тогда одним из краеугольных камней правительственной идеологической программы.
Шумный успех Тона, проект которого был официально предписан в качестве образца «отменного вкуса», весьма способствовал быстрому распространению национального направления в русской архитектуре, особенно в строительстве культовых зданий. Много лет спустя петербургский журнал «Зодчий», публикуя составленный Тоном в 1830 году эскизный проект церкви Святой Екатерины, отмечал, что он был «первым началом и исходною точкою возрождения своеобразной церковной архитектуры в России»[61].
Екатерининская церковь была построена в 1831–1837 годах. К сожалению, она не сохранилась: в 1929 году церковь разобрали и на ее месте в конце 1930-х годов построили кинотеатр «Москва».
Ободренный успехом, Тон в последующие годы спроектировал много церквей и часовен в «русско-византийском стиле» как для Петербурга, так и для других городов России. В 1834 году он разработал проект новой каменной церкви Введения во храм пресвятыя Богородицы — для лейб-гвардии Семеновского полка. Старая деревянная церковь, построенная еще в середине XVIII века близ полкового плаца, мешала строительству вокзала Царскосельской железной дороги, к тому же и вместимость ее была недостаточной. Место для нового полкового храма выбрали по другую сторону Загородного проспекта. Проект Тона был «высочайше утвержден» в январе 1837 года, в том же году началось строительство, оконченное осенью 1842 года [62].
План церкви и ее конструкция были очень хорошо продуманы как в функциональном, так и в техническом отношении. Традиционная крестово-купольная система получила в постройке Тона оригинальное развитие. Благодаря этому удалось увеличить свободное пространство в центральной, подкупольной части здания. В композиции здания Тон сочетал приемы, традиционные для русской архитектуры XV–XVI веков (пятиглавие, луковичные главы, кокошники, тонкие колонки, членящие фасады и т. д.), с отдельными отголосками классицизма — сравнительно большими нерасчлененными плоскостями гладко оштукатуренных стен, колоннами подкупольных барабанов, горизонтальным аттиковым завершением основного куба храма.
Церковь Введения во храм Пресвятыя Богородицы. Архитектор К. А. Тон, 1837–1842 гг. Литография Ж. Жакотте по рисунку И. Шарлеманя, 1850-е гг.Архитектурная критика 1840-х годов отзывалась о Введенской церкви в самых восторженных выражениях. Особенно отмечалось конструктивное совершенство постройки. Видный петербургский архитектор-педагог, один из авторитетнейших строителей того времени, И. И. Свиязев писал: «…вас поражает необыкновенная легкость стен, гармония и общая связь в частях, простота и непринужденность линий и всего больше свобода и простор во внутренности церкви, открытой, ничем не загроможденной. Не только на плане, но и в натуре вы не замечаете столбов, поддерживающих купол: их как будто нет — так они ловко слиты со стенами!.. Церковь освещена дневным светом так превосходно, что не осталось ни одной части в тени или мраке»[63].
Проекты Екатерининской и Введенской церквей и ряда других церквей и часовен, разработанные К. А. Тоном в 1830-х годах в формах «русско-византийского стиля», были изданы в 1838 году в особом альбоме «Церкви, сочиненные архитектором его императорского величества профессором архитектуры Императорской Академии художеств и членом разных иностранных академий Константином Тоном». Альбом сопровождался посвящением «всепресветлейшему, державнейшему великому государю императору Николаю Павловичу, самодержцу всероссийскому». В коротком введении, предваряющем альбом, Тон писал: «Стиль византийский, сроднившийся с давних времен с элементами нашей народности, образовал церковную нашу архитектуру, образцов которой не находим в других странах». Приведенные в альбоме проекты Тон считал «опытами современного восстановления сего стиля, драгоценного для сердца русского по многим воспоминаниям».
Изданный Тоном альбом проектов в 1841 году был официально предписан в качестве «высочайше одобренного» образца для архитекторов при «построении православных церквей».
«Русско-византийский стиль», рожденный патриотическими побуждениями «иметь архитектуру собственную национальную» и в то же время «высочайше одобренный», получил в середине XIX века повсеместное распространение в архитектуре церквей и монастырских зданий. Он решительно поддерживался правительственными и церковными кругами николаевской России, которые видели в нем удачное воплощение концепции «официальной народности», сформулированной министром просвещения графом С. С. Уваровым в его известной «триединой» формуле: «самодержавие, православие, народность».
«Русско-византийский стиль» был сочувственно встречен теми представителями русской интеллигенции, которые не были в конфронтации с официальной правительственной идеологией.
Выдающийся архитектор-педагог И. И. Свиязев, издавая в 1845 году в особом альбоме чертежи проектированной К. А. Тоном церкви Введения во храм Пресвятыя Богородицы в Петербурге, сопроводил этот альбом обстоятельной статьей, анализирующей архитектурную концепцию Тона. Статья написана в искренне восторженных интонациях. Свиязева восхищала «строго-отчетливая система г. Тона, основанная на историческом созерцании и уразумении всех вообще потребностей». Главной заслугой Тона Свиязев считал последовательное обращение к древним, освященным вековыми традициями истокам русской архитектуры: «Он нашел на Руси все готовые материалы… и воссоздал, таким образом, русское церковное зодчество. Я смело говорю русское, потому что сам русский народ с издавна усвоил и проникнул своим духом основания этого зодчества, которого простое, безыскусственное и, можно сказать, младенческое выражение в древних памятниках — оставленное, забытое — Тон воззвал к новой жизни и в своих произведениях возвел на степень современного искусства»[64].
