Ознакомительная версия.
В ночь 7 ноября 1918 г. возле Ла-Шапели на дороге в Сен-Кантен немецкий трубач подошел к французским позициям и сыграл сигнал «переговоры». За его спиной стояли автомобили с белыми флагами. В них находились делегаты, присланные правительством Германии просить о перемирии маршала Фоша, генералиссимуса государств, объединившихся в союз против Тевтонии. Они встретились с французским военачальником в его штабном вагоне в Ретонде, в 9 часов утра 8 ноября. В этом вагоне он прочел им условия, на которых враги Германии соглашались прекратить кровопролитие. Понадобилось немало времени, чтобы сообщить их в немецкий Генеральный штаб, находившийся в Бельгии, в городе Спа. Однако военное положение тевтонов было таким тяжелым, что они не могли позволить себе спорить из-за мелких подробностей. В 5 часов утра (по парижскому времени) 11 ноября перемирие было подписано. В 11 часов утра артиллерийские орудия, непрерывно гремевшие на Западном фронте более четырех лет и трех месяцев, замолчали: их огонь больше не был нужен.
И в Париже, и в самой маленькой коммуне мужчины, женщины и дети танцевали на улицах. В сенате и в палате депутатов ораторы величавыми фразами предлагали проголосовать за то, что Жорж Клемансо и Фердинанд Фош «имеют большие заслуги перед нацией». В условия перемирия был включен пункт о том, что «захваченная область» Эльзас – Лотарингия должна быть покинута немцами в течение четырнадцати дней.
В Страсбурге нетерпеливые женщины, плача от радости, сшивали из красного, белого и синего лоскутов трехцветный французский флаг.
Когда разбитые немецкие войска мрачно уходили с того маленького клочка Франции, который удерживали до самого перемирия, они оставляли после себя шрам из развалин, который пересекал Фландрию, Пикардию и Шампань. Все контрибуции, которые Франция должна была получать с Германии еще много лет, не могли восстановить и оплатить эти разрушения. Никакая позорная капитуляция врага не могла мгновенно дать французам промышленные изделия вместо увезенных с разграбленных предприятий, возродить задушенную торговлю, вернуть прежнюю красоту обломкам разрушенных ратуш и заброшенным церквям, возвратить былое прославленное великолепие расколотым скульптурам в Реймсе. Никакая расплата не могла снова сделать незапятнанной жизнь десятков тысяч молодых женщин, ставших жертвами солдат вторгшейся армии, и стереть бесчисленные горькие воспоминания о четырех годах ассирийского рабства, которое пережил почти каждый город Северной Франции. Тем более они не могли вернуть к жизни 1 миллион 400 тысяч молодых французов, лежавших в земле своей родины. Они жили бы нормальной счастливой жизнью, если бы порфирородный беглец, живший в Голландии, не решил идти вперед, завоевывая и ради завоеваний.
Материально Франция пострадала больше, чем любой из ее главных союзников. Война шла все время на ее территории. До последних недель перед концом при северо-восточном ветре в Париже был слышен грохот пушек. Республика мобилизовала 6 миллионов 900 тысяч человек при населении всего в 39 миллионов. Прямые расходы на войну превысили 27 миллиардов долларов. Было нужно два года, чтобы разрушенные угольные и железнорудные шахты снова начали работать. И лишь через десять лет (так было сказано в отчете) они могли достичь той производительности, которую имели в 1913 г. Немцы вывезли из Франции добычу стоимостью 800 миллионов долларов. Одному человеку было бы нужно 600 миллионов дней работы, чтобы восстановить 350 тысяч разрушенных домов и фермерских хозяйств в северных департаментах.
Такого длинного перечня материальных потерь мир не знал даже в самые жестокие дни правления Людовика XIV или Наполеона.
Что же касается освященных временем традиций общества, которое, вероятно, было самым старым и самым стабильным в Европе, то они были вырваны с корнем. Фош и Клемансо вернули миру новый народ – новый и телесно и духовно.
И все же Франция скрывала свою скорбь и гордо держала голову, когда 1918 г. победоносно завершался. Она прошла через самое тяжелое испытание, которые когда-либо приходилось вынести свободной стране в современную эпоху, и выдержала его так, что стала духовной наследницей Афин и Марафона. И она верила в будущее, каким бы оно ни оказалось, потому что знала, как она сильна, и ее силу признал весь рукоплескавший ей мир.
Маршал Фош приветствует статую генерала Клебера после входа французов в Страсбург в 1918 г. В руке у маршала сабля, принадлежавшая когда-то тому же генералу Клеберу, предку Фоша
ХХ в. неизбежно принесет с собой перемены. Невозможно предсказать, что он готовит для Франции отдельно от общей судьбы Европы и Америки. Но можно с уверенностью сказать, что эти перемены будут достойны той огромной цены, которую победоносная Третья республика заплатила за свое право на жизнь. Французская нация будет сильной не только потому, что она явно показала себя способной производить на свет великих полководцев и государственных советников, но и потому, что обстоятельства ее победы над Германией доказали всем странам, что НАРОД ФРАНЦИИ обладает силой и духовным благородством, которые, несомненно, сделают его ведущим среди его собратьев. Маршал Жоффр во время торжественной праздничной церемонии, на которой его провозгласили членом Французской академии и восхваляли как одного из освободителей страны, верно сказал: «Это сделал не я, а пуалю!»
В день 11 ноября 1918 г. Клемансо, объявляя в палате депутатов о великой победе, подвел итог многим векам французской истории одной яркой фразой: «Франция вчера была солдатом Бога; сегодня она – солдат человечности; она всегда будет солдатом идеала».
Было 28 июня 1919 г., когда на Всемирной конференции в Версале послы Германии, которая стала теперь республикой, подписали (после безуспешных отсрочек и протестов) договор, закончивший Великую войну. Значительная часть статей этого объемистого документа, общим числом 446, была посвящена международным делам, которые интересовали Францию не больше, чем другие свободные народы, сражавшиеся рядом с ней. Но было там и несколько статей, которые имели важнейшее значение для французов. Одна из них, в частности, «исправила ущерб, который Германия причинила как правам Франции, так и желаниям Эльзаса и Лотарингии», и торжественно возвратила «утраченные провинции» стране, которая когда-то приняла их в свой состав и которую они любят. Радостью для республики стала также статья о сокращении германской армии. Кроме того, Германия уступила своим недавним врагам, по меньшей мере на пятнадцать лет, Саарский бассейн – ценную область с угольными месторождениями, чтобы возместить Франции разрушение ее собственных угольных шахт. И наконец, тевтоны обещали оплатить (насколько они способны это сделать в своем нынешнем деморализованном состоянии) расходы по восстановлению Пикардии, Фландрии и Шампани после ужасных разрушений, причиненных им войной.
После Версальского договора Франция остается ослабленной. Она похожа на человека, который после сильной тряски покрыт ушибами и ранами. Она еще истекает кровью, хотя после перемирия проделана большая работа. Но она уж точно не сломлена. Поражение Германии и распад России и Австрии сделали ее первой и не имеющей себе равных страной континентальной Европы. Она приобрела новые африканские колонии, принадлежавшие раньше Германии. Она связала себя отношениями близкой дружбы и сотрудничества с Британией и Америкой. Никогда еще со времени Наполеона I слово «француз» не звучало так гордо. И поэтому Третья республика с новой уверенностью встречает зарю новой эпохи.
Гизо.
Конечно, в самом начале войны 1914 г. немцы захватили район угольных и железнорудных шахт на северо-востоке Франции, и это значительно усложняло ей жизнь, пока не пришли на помощь англичане и американцы.
И разумеется, очень заметен кельтский элемент во Французской Бретани.
Париж (его самое раннее название Лютеция) был очень маленькой крепостью на острове посреди Сены, когда римляне захватили его в 52 г. н. э. Под их властью к 100 г. н. э. он стал превращаться в большой провинциальный город и начал свой путь к величию.
Эти провинции были: Нарбонская Галлия (прежняя провинция, существовавшая до Цезаря); Аквитания, Лугдунская Галлия; Белгика; Нижняя Германия; Верхняя Германия. В состав трех последних провинций входили обширные территории, которые сейчас обычно не считаются частью Франции.
Другое произношение этого имени – Кловис. (Примеч. пер.)
Точное место сражения неизвестно. Вероятно, оно находится ближе к Пуатье, чем к Туру.
Ознакомительная версия.
